И все же в тот момент меня больше интересовало то, что происходит снаружи. Однако как я ни прислушивался, никакого шухера расслышать не мог. Видать, трупы полицаев еще не обнаружены. Что ж, это дает нам время уйти как можно дальше от «места происшествия». Я поднялся, спрятал заточку в ножны, принялся отряхивать брюки и свое щегольское пальто от разного сора и колючек репейника, прицепившихся, когда мы ломились через заросшие сухими ныне сорняками огороды. Женщина тоже встала, отвернувшись, принялась приводить себя в порядок.
— Вам не нужны часы фирмы Буре? — вдруг осведомилась она.
Глава 4
Пароль прозвучал так неожиданно, что я не сразу на него отреагировал. Да и для того,
чтобы ответить, как условлено с Анхелем Вольфзауэром, мне нужно было вспомнить, какие
именно слова следует произнести. Незнакомка смотрела на меня выжидающе.
— У меня есть такие, но без большой стрелки… — наконец выдавил я.
Она протянула мне руку и представилась:
— Анна Дмитриевна Шаховская.
— Василий Порфирьевич Горчаков.
— Это ведь легендированное имя, не так ли?
— Это имя, на которое я отзовусь.
— Хорошо, Василий Порфирьевич. Я поняла.
— Дальнейший обмен информацией предлагаю отложить, пока мы не окажемся в более
безопасном месте, — сказал я.
Она кивнула и мы принялись выбираться из заброшенного квартала. За время своего
второго пребывания в Пскове, я обзавелся несколькими явочными квартирами. На одну из
них и повел эту странную мадам. Шаховская, Шаховская… Я точно уже слышал это имя… От
кого? Ума не приложу… Судя по громкой фамилии — дворянка. Может из эмигрантов, если
пришла с паролем от моего дедули?.. Ладно, по ходу дела разберемся. Во всяком случае, я
должен знать, зачем она оказалась в оккупированном Пскове?
Мы вышли на одну из самых оживленных днем улиц. Здесь были относительно чистые
тротуары, работали магазины и мелкие мастерские по починке необходимых в быту вещей.
Само собой, всюду висели красные полотнища с черной свастикой в белом круге. Свободные
от службы офицеры прогуливались под руку с дамочками. Некоторые немчики здоровались
со мною, приложив кончики пальцев к лакированному козырьку форменной фуражки. Я
вежливо приподнимал шляпу. Шаховская, которая хоть и шла рядом, но как бы и не со мной,
недоуменно на меня косилась. Сразу видать, неопытная еще.
Когда мы подошли к нужному дому, я подхватил ее под локоток и легонько подтолкнул
к подъезду. Мы вошли, неторопливо поднялись на второй этаж. Остановились перед дверью,
обитой кожзамом. На ней красовалась тусклая медная табличка «ПРОФ. ГАЛАНИН М. С». Я
трижды постучал в дверь кулаком, а потом, через несколько секунд еще трижды. Спустя
минуту, в замке заскрипел ключ, она приотворилась. Сквозь щель просунулась сморщенная
старушечья лапка, в которую я положил пфенниг. Это была не плата, а своеобразный пароль.
Матрена, домработница Галаниных, возвращала мне монетку, когда я уходил.
Дверь отворилась. Я пропустил вперед Анну Дмитриевну, вошел сам. Матрена заперла
дверь, да еще цепочку вдела в проушину. Конечно, если ворвутся гестаповцы, никакие замки
и цепочки их не остановят, а вот от обыкновенных налетчиков защититься можно. В
прихожей нам пришлось разуться и раздеться. Матрена следила за этим строго. Когда мы с
Шаховской сделали это, домработница отвела нас в гостиную, а потом пошла докладывать
хозяйке. Самого профессора Галанина дома не было. Зимой сорок первого его арестовали, но
не замучили в гестапо и не отправили в лагерь. Видать, им заинтересовалось какое-то иное
фашистское ведомство.
— Боже мой, Аня! — воскликнула Марья Серафимовна, жена профессора, выходя из
кабинета своего мужа. — Какими судьбами!
— Маша!
Шаховская вскочила и они принялись обниматься, целоваться, то и дело осведомляясь:
'А помнишь, штабс-капитан Неволин пел у тебя под окнами серенаду?.. А как камергер
двора сделал предложение твоей кузине Мизи?..' и так далее. Ясно. Старые подруги. Не
совершил ли я ошибки, устроив им встречу? С одной стороны, из всех моих явок в городе —
эта самая надежная. Ладно, пусть подружки наговорятся, потом я потолкую с ним сам. С
каждой в отдельности. Спохватившись, хозяйка пригласила нас с Шаховской к чаю, к
которому Матрена накрыла в столовой.
Кроме марковного чаю военного времени, на столе оказались еще и скромные закуски
— кусочки хлеба с шпротами и маслом. Я не стал к ним притрагиваться, отказался даже от
сахара, а вот по глазам Шаховской было видно, что она голодна. Галанина кивнула своей
домработнице, чтобы та принесла что-нибудь посущественнее. И пока Матрена кормила
гостью, я под благовидным предлогом зазвал хозяйку квартиры в другую комнату. В ней
когда-то была богатая профессорская библиотека, которую немцы конфисковали при аресте
хозяина. Галанина притворила дверь и вопросительно на меня посмотрела.
— Вы знаете эту даму, Марья Серафимовна? — спросил я у нее.
— Да, Василий. Мы вместе кончали Высшие женские курсы в Москве.
— И кто она?
— Урожденная княгиня Шаховская. До войны работала секретарем академика
Вернадского. А что она делает здесь, в Пскове, я не знаю.
— Это не страшно. Главное, что вы подтверждаете ее личность, Марья Серафимовна…
А теперь не могли бы вы, с Матреной, оставить меня наедине с Шаховской?
— Да, разумеется. Идите в столовую, а мы с Матреной на кухне побудем.
Мы вернулись в столовую и Галанина сразу же увела домработницу на кухню, дескать,
что надо бы перебрать перловую крупу. Я снова уселся за стол. Глотнул остывшего чаю.
Шаховская с увлечением хлебала суп. Мне не хотелось ей мешать, но деваться было некуда.
Чем быстрее я узнаю, с какой целью секретаршу Вернадского забросили во Псков, тем лучше
для дела. И все же я дал ей время вычистить содержимое изысканной фарфоровой миски
досуха.
— От кого вы получили пароль, Анна Дмитриевна? — спросил я.
— От товарища Слободского, — ответила она.
— А как вы узнали меня?
— Вас очень хорошо описала девушка в отряде. Ее зовут Наташа.
У меня на душе потеплело, но виду я не подал.
— Допустим, — сказал я. — К кому вы шли?
— Да вот сюда и шла, — не слишком удивила она меня. — Вернее — к профессору
Галанину. Адрес я знаю, но спасибо, что проводили.
— Понимаю, что это не мое дело, но в оккупированном городе нужно держать ухо
востро. Даже если у вас надежные документы, лучше не попадаться патрулям, особенно —
финским и эстонским полицаям. Сами ведь убедились в этом.
Прочитав эту нотацию, я поднялся.
— Подождите, Василий, — проговорила Шаховская, беря меня за руку и возвращая на
стул. — Я знаю, вам можно доверять. А задание у меня настолько сложное, что в одиночку не
справиться.
— И насколько я понимаю, вас отправили не по линии Главного разведуправления, —
проявил я проницательность.
— Верно, — кивнула княгиня. — Хотя, полагаю, моя миссия согласована с ним.
— Однако у здешней резидентуры своих хлопот полон рот и вам нужен человек,
формально с ней не связанный.
— Вот, видите, вы все понимаете.
— Даже больше, чем вы думаете.
— Тем более… — Шаховская помолчала, видимо, собираясь с мыслями. — В архиве
профессора Галанина хранились важные документы. Они связаны с изысканиями, которые
проводил академик Вернадский еще в двадцатые годы. Речь идет о химическом элементе,
который может стать как топливом для электростанций будущего, так и основой заряда
оружия чрезвычайной мощности.
— Вы говорите об уране, из которого можно сделать атомную бомбу?
— Вижу, вы действительно знаете больше, чем я думала… — без улыбки произнесла
княгиня. — Нацисты пытаются ее создать, но пока еще далеки от практического результата.
К счастью, для нас… Так вот, в папке есть материалы, которые могут им помочь.
— Тогда они уже в их руках. Как и профессор.
— Да. Поэтому я здесь.
— Вот с этого места поподробнее!
Пришлось профессорской жене и домработнице перебирать крупу долго. Потому что
изложение подробностей, которыми принялась делиться Шаховская, заняло много времени.
Покинув профессорскую квартиру, я медленно брел по улицам в раздумьях. Да, теперь я не
могу жаловаться на то, что пропадаю без настоящего дела. Дел у меня теперь выше крыши. И
пора собирать старую команду. Поэтому я направился на площадь, где еще должен был
работать Рубин. Заметив издалека его «греческую» физиономию, я облегчением выдохнул.
— А вот сапоги чистить! — зазывал липовый Евдоксий. — Дамочка! У вас сапожки
испачканы! Подходите! Станут как новенькие!
— Хорош глотку драть! — пробурчал я, усаживаясь на табурет и ставя ногу в
замызганном штиблете на подставку.
— Начищу, как зеркало, господин! — заголосил цыган. — Сможете бриться, в свою
туфлю глядючи.
— Какие новости? — спросил его я.
— Фрицы ждут нового коменданта, — зашептал Рубин. — Штандартенфюрера Германа
фон Штернхоффера. Лютый зверь, которого даже немцы боятся.
— Откуда ты знаешь?
— Знакомая кухарка нашептала, — усмехнулся парень. — Она в столовой комендатуры
работает. Слышала, как болтает немецкая прислуга.
— А что, немецкая прислуга болтает по-русски?
— Нет. Просто моя кухарочка знает немецкий, но скрывает это.
— Ты с нее поосторожнее. Сам понимаешь, она может оказаться провокатором.
— Да я ей ничего не говорю, даже — не спрашиваю. Сама рассказывает.
— Ладно! Теперь слушай меня! Есть дело. Для этого вы мне понадобитесь все — ты,
Яшка, Кузьма, Злата. Сбор завтра в нашем подземелье. В двенадцать дня.