Темная фигура отпрыгнула в сторону еще тогда, когда часовой только вскидывал винтовку и, пока тот перезаряжал ее, прыгнула через борт в воду.
Только плеснуло.
4
— Даа… Совсем тут у вас воры обнаглели… — произнес доктор Бруммер, глядя на лежащий на столе набор отмычек. А вы говорили — с армией они не связываются.
— С армией — никогда! — горячо заверил полковник Можжевеловский, шевеля усами, острыми, как клинки двух кинжалов, — Вернее… Бывает, конечно, что и в армейские склады пролезают, не без этого… Там, где охрана послабее, конечно! Но что так, чтоб на часовых нападать — никогда! Боятся нас, уж мы их — ух!
Полковник сжал увесистый кулак, демонстрируя то, что ждет в ближайшее время всех местных «ночных купцов» на сто верст окрест.
— И, тем не менее… — доктор указал на то, что лежало на столе, — Кто-то попытался украсть наш груз. Если не более того.
— Что вы имеете в виду?
— Наш груз — важен как для нас, так и для вас. Вор мог оказаться вовсе не вором, а шпионом или поджигателем. Бросить в трюм лампу — и мы можем смело возвращаться обратно.
— Маловероятно, что груз пострадал бы, — вмешался один из мастеров. Парусина обработана по методу Сен-Леонара, пропитана смесью фосфорнокислого аммония, борных солей и двуокиси олова, она не горит.
— Злоумышленник мог об этом и не знать, — значительно поднял палец вверх Бруммер.
— Ничего, — стиснул кулаки полковник, — Всех местных «ночных купцов» поднимем и выпотрошим, запоют как миленькие, тогда узнаем, что он знал, чего не знал.
— А если он — не из местных? — логично возразил доктор, — Что, если он не имеет отношения к вашим «купцам»?
— Выпотрошим — узнаем.
— Прошу прощения, — кашлянул Цайт. Полковник гневно взглянул на него, мол, кто это вмешивается в разговор начальства, но ничего не сказал. Ученые, да еще и белоземельские, что с них взять — никакого понятия о военной дисциплине.
— Имеете что-то сообщить? — гневно посмотрел на Цайта доктор Бруммер, который все же имел представление о дисциплине и субординации.
— Еще раз прошу прощения, — снова кашлянул Цайт, напоминая, кто тут ученый, а кто — Черная сотня, — Но… У нас тут преступление, преступник не найден, а рядом с нами — человек, который знаменит тем, что может раскрыть любое преступление.
Все, собравшиеся за столом в трактире, дружно замолчали и повернулись в сторону мирно завтракавшего Рауля Римуса.
5
— Преступник — не местный, — заявил сыщик, только взглянув на лежащие перед ним отмычки.
— С чего это вы взяли? — фыркнул полковник. Как оказалось, Рауля Римуса прекрасно знали даже в Беренде и книжки о его расследованиях продавались на всех книжных лотках. Вот только именно Можжевеловский ими не увлекался, считая глупостью и выдумкой.
— Мне знакомы эти изделия. Такие наборы делают в Круа, если вы не знаете, полковник, это государство известно своими ювелирами и оружейниками…
— Я знаю, что такое Круа, я там бывал! — вспыхнул полковник.
— Как вы думаете, ваши местные разбойники частенько бывают там же, чтобы купить себе отмычку-другую.
— Вот еще! Наши ребята любую отмычку и сами изладят, им для этого круасские мастера без надобности!
Цайт мысленно усмехнулся. Выглядело так, как будто Можжевеловский откровенно гордится берендскими преступниками.
— Так что можно считать доказанным, что злоумышленник — не из местных преступников…
В этот момент все воры Нахайска и окрестностей, возможно, почувствовали внезапное облегчение.
— … что, — продолжил Римус, — совершенно ничего не говорит о его национальности. Он может быть как круассцем, так и подданным одной из Трех империй, тоже ценящим работы тамошних мастеров, белоземельцем, фюнмаркцем, берендцем, побывавшем в Круа… Говорите, вы там были, полковник?
— Вы на что это намекаете⁈
— На то, что нужно продолжить расследование. Говорите, солдаты внезапно потеряли сознание?
6
— Знакомая штучка, — сыщик повернул подбородок вытянувшегося во фрунт солдата в сторону и указал на красное пятнышко у него на шее, — След от отравленной иглы, какими пользуются дикари Амадинских островов. В зависимости от нанесенного состава, может как мгновенно убить, так и усыпить, не менее чем на полчаса…
— Osveljus dolozitt, wasche wysokoblagorodije, pered tem, kaksosnanija lischittsja, menja kakkomar kakoj ukusil, — произнес солдат, невольно дотронувшись до шеи.
— Что он сказал? — поинтересовался сыщик у Можжевеловского. Цайт, чьи познания в берендском зашли не настолько далеко, понял только, что речь шла об укусе комара. Что, собственно, подтвердил и полковник, сообщив, что солдат говорит, что перед потерей сознания почувствовал комариный укус.
— Духовая трубка с отравленными иглами, все верно. Преступник усыпил солдат, добрался до люка, но вскрыть замок не успел: один из солдат очнулся раньше намеченного срока.
— Берендскому солдату какие-то травленные иголки нипочем! — гордо заявил полковник. Цайт подумал, что, вероятнее всего, дело не в особой стойкости берендских солдат, а в особом качестве штальштадтских замков, которые просто так за пять минут не откроешь.
— Постойте, господин Римус, — вмешался доктор Бруммер, — Так кто это был-то?
— Духовая трубка, отравленные иглы, круасские отмычки… Боюсь ошибиться, но, как мне кажется, я знаю этого человека… — задумчиво коснулся подбородка Рауль Римус, — Прекрасно знаю… Вы слышали об ограблении банка «Бегумиум» в Бранде? В месяце Мастера этого года?
— Это вы о том, что сейф был расплавлен?
— Совершенно верно. На Западе уже давно орудует преступник, которого даже я, Рауль Римус, назову гениальным, преступник, который, боюсь, добрался и до Беренда. В этой барже перевозилось что-то ценное?
Лицо доктора Бруммера застыло, как каменное:
— Ничего, — спокойно ответил он, настолько спокойно, что Цайт мысленно зааплодировал его выдержке, — Только научное оборудование.
Сыщик задумчиво перевел взгляд на солдат, которые охраняли «научное оборудование, не представляющее ценности», но ничего не сказал.
— Оно, — тут же поправился доктор, — ценно для науки, но никак не для обычного — да даже и необычного! — вора.
— Ценность научного оборудования для вора не всегда очевидна… — задумчиво протянул сыщик.
— Да, у этого оборудования есть… ценные части… — в этом месте Бруммер все же не выдержал и бросил взгляд на доктора Реллима, безмятежно рассматривающего водную гладь, облокотившись о бревно деревянного парапета, — Но они хранятся… не здесь…
— Я могу продолжить расследование, оно меня некоторым образом заинтересовало… — предложил Рауль Римус, — Я приехал сюда, чтобы отдохнуть, но что можно назвать лучшим отдыхом, чем занятие любимым делом, верно?
— К сожалению, мы в ближайшее время убываем отсюда… в экспедицию.
— Тогда могу посоветовать усилить охрану. Насколько я смог проникнуть в особенности поведения этого человека — он не успокоится, пока не закончит начатое. Крайне настойчивая и несколько мстительная личность, знаете ли. Всего доброго.
Сыщик приподнял плоскую шляпу и двинулся прочь по набережной. Цайт смотрел ему вслед, наблюдая, как удаляется сутулая клетчатая фигура.
— Доктор Бруммер… — тихо сказал он. Но доктор уже и сам понял, что в ситуации, когда за твоим имуществом охотится неизвестный, но очень ловкий вор, помощь известного, и тоже очень ловкого, сыщика окажется совершенно невредной.
— Господин Римус! — выкрикнул он, — У меня есть для вас предложение!
Глава 24
7
В металлических пальцах левой руки Рауля Римуса была зажата белая чашка пенковой курительной трубки. Правой рукой сыщик нажал на кнопку плоской жестяной табачной банки, старой, потертой, видимо, ценной каким-то связанным с ней воспоминанием. Крышка щелкнула и откинулась, Римус поместил в трубку щепотку табака, чуть примял, положил вторую щепотку, третью, пока трубка не наполнилась почти до верха. Чуть прижал табак пальцем, чиркнул спичкой о бок спичечницы, подождал несколько секунд и раскурил трубку. С видимым удовольствием выпустил дым и отпил глоток кофе.
Голубоватый табачный дым поплыл по вагону-ресторану.
Цайт и доктор Бруммер наблюдали за ним под стук вагонных колес со своего столика.
— Я все же думаю, что он — брумосский шпион, — чуть сварливо заявил доктор.
— Этого не может быть, — хмыкнул юноша, — Во-первых, Рауль Римус как раз известен тем, что никогда не работает на правительство. Никакое. Вернее, он может выполнить расследование по просьбе брумосского правительства, точно так же, как он расследовал убийство гаттонбергского епископа по просьбе короля Леопольда. Но быть шпионом он не станет…
— Он — брумосец, — фыркнул Бруммер, — любой брумосец готов выполнить задание своего правительства ради вящей славы Брумоса. Вспомним, хотя бы Бенджамина Вуберна…
— Или лорда Коулсдена…
Рекомый лорд был широко известен как путешественник и охотник на крупную дичь, соперничая в славе с самим лордом Маунтом… пока не оказалось, что он, помимо того, что странствовал по всему миру, еще и являлся агентом идринского подполья, способствующего отделению Идрина от Брумоса. Это при том, что Коулсден являлся несомненным и чистокровным брумоссцем, чья родословная шла от самого 13 века. С тех пор о лорде никто и никогда не слышал. Возможно, он скрывается где-то, но, как было убеждено большинство, лорда просто-напросто убили тайком, чтобы не портить репутацию Брумоса.
— Коулсден — редкое исключение, единичный случай. А любой брумоссец…
— Так Римус — и не брумосец. Он питландец.
— Какая разница⁈
— Примерно как между шнееландцем и грюнвальдцем.
— Разве можно сравнивать! — взвился доктор.
Как любой шнееландец — да как почти любой белоземелец — он терпеть не мог Грюнвальд. За то, что тот не признавал себя частью Белых земель, за то, что до сих пор был самым большим государством Белых земель, за то, что историю Грюнвальда была хоть ненамного, но длиннее истории Шнееланда, за этот их мерзкий акцент, за приторные вафли… да за все!