— Можно, — улыбнулся Цайт, — Еще как можно.
Несмотря на то, что в настоящее время Питланд — это часть Брумоса, еще чуть более ста лет назад он был независимым королевством, впоследствии завоеванным и присоединенным. Отчего отношения между двумя народами были несколько… недружелюбными. Питландцы считали брумоссцев подлыми и бесчестными, брумоссцы, в свою очередь, честили питландцев скупердяями и пьянчугами. Что, надо признать, как минимум, в части скупердяйства было правдой — Питланд в свое время обложили таким количеством налогов, что его жителям в течение почти столетия приходилось экономить буквально на всем, что до сих пор сказывалось на национальном характере. Да что там налоги — даже национальные клетчатые костюмы им разрешили носить буквально несколько лет назад, не в последнюю очередь — благодаря Раулю Римусу, отказывающемуся надевать хоть что-то еще.
— Среди питландцев тоже есть верные псы Брумоса.
— Это — редкое исключение, единичные случаи. А любой питландец…
Доктор Бруммер побагровел, опознав ироничный перефраз своих же собственных слов.
— Господин Цайт, — прошипел он сквозь зубы, — Мне не нравится этот брумоссец, при всем моем уважении к его славе. И мне не нравится то, что вы потащили его с нами. Хочу вам напомнить, КТО руководитель нашей экспедиции.
— Кто? — вежливо приподнял бровь Цайт.
— Я! И, как ее руководитель, я требую…
Юноша перегнулся через стол и посмотрел в глаза доктору:
— Вы ничего не забыли?
— О чем вы? — осекся Бруммер.
— Вы — НАУЧНЫЙ руководитель проекта. В той части, которая касается вычислений, расчетов, чертежей и испытаний — вы несомненный руководитель. Но ОБЩЕЕ руководство осуществляет совсем другой человек. Которому подчиняетесь, в том числе, и ВЫ.
Палец Цайта указал на грудь доктора.
— Ну, знаете ли! — доктор раздраженно выдернул из-за воротника салфетку, скомкал ее и бросил на стол, как будто жест Цайта испачкал ее, сделал грязной и мерзкой, — Только потому, что вы входите в Черную сотню, еще не означает, что вы можете командовать…
— Означает, доктор. Означает. О чем вас недвусмысленно предупредили, когда вы соглашались на эту экспедицию. И тогда вы ничего не имели против того, чтобы подчиняться мне. А сейчас, видимо, решив, что мы достаточно далеко от Шнееланда, чтобы бояться короля, вы вдруг возомнили себя независимым?
Холодные, как лягушки, слова Цайта летели в доктора, в диком несоответствии как с внешностью и возрастом юноши, так и с его всегдашней дружелюбностью, отчего Бруммер поежился, неожиданно почувствовав холодок, скользнувший вдоль позвоночника, как та самая лягушка, сунутая за шиворот. Обвинение в измене королю, на которое недвусмысленно намекнул — да что там намекнул, озвучил прямым текстом! — этот мальчишка, являлось слишком серьезным, чтобы его проигнорировать.
К счастью, доктор Бруммер был белоземельцем, которые с молоком матери впитывают уважение к правителю своего государства и, при всем университетском вольнодумстве, никогда не перейдут границы, за которыми вольнодумство превращается в бунтарство. Если им, конечно, есть, что терять.
К несчастью, доктор Бруммер не мог так просто признать власть над собой какого-то… сопляка!
Повисшее между ними напряжение разрушил появившийся с некоторым опозданием доктор Реллим. Не обращая внимания на Цайта с Бруммером он плюхнулся на стул и схватил папку с меню, из красного сафьяна.
— А здесь неплохо! — жизнерадостно заметил он, обведя рукой интерьер и имея в виду, скорее всего, сразу все: от широких окон, за которыми проплывали зеленые пейзажи Беренда, до обтянутого золотистой узорчатой тканью потолка, чашечек газовых светильников на стенах, белоснежных накрахмаленных скатертей, блестящей серебряной посуды, стюардов в длинных белых фартуках, публики, которая ничем не отличалась от точно такой же белоземельской, разве что чуть больше мундиров…
А может, Реллим имел в виду всего лишь меню. В которое он тут же уткнулся.
Хотя, нет. Потому что от этого самого меню он тут же поднял озадаченный взгляд.
Список блюд был на берендском. Которого доктор Реллим не знал.
Впрочем, долго переживать по этому поводу он не стал:
— Cshelowek! — подозвал он официанта. Мгновенно подбежавший человек с узкими глазами и скуластым лицом почтительно склонил голову и произнес что-то вопросительное.
— Ja niegoworja po-berendski, — с этими, довольно популярными среди членов экспедиции, словами, он ткнул пальцем в меню.
— Один момент, — перешел на белоземельский официант. Впрочем, его выговор был еще хуже, чем у полковника Можжевеловского.
— Горячее, — палец официанта заскользил по строкам, — schtschi, borschtsch…
Реллим вздохнул, впрочем, эти языколомные названия были всего лишь любимыми берендцами капустным и свекольным супом.
— … суп из курицы, суп из соленых огурцов, консоме, суп-пюре из цветной капусты, рыбный суп из осетрины, соленый суп с мясом, соленый суп с рыбой. Соусы: стерлядь на пару, осетр на пару, судак по-полански, рыба сборная на сковородке, кокиль из рыбы, филе-сотэ, бифштекс, антрекот, ростбиф, говядина-штуфат, почки, мозги с гарниром, ножки свиные с гарниром, bitoschki… фринкадельки со сметаной по-степному, zrazy… zrazy… dasojdjot… zrazy по-полански, skobljanka… sajtan… мясо строганное, saslyk… sajtan… kebab…
Официант, нимало не смущаясь, объяснил непонятное слово другим непонятным.
— … ветчина с горошком, яичница из пяти яиц, макароны с сыром, солонина с хреном…
— Kuda prjoss⁈ — донеслось от входных дверей. Официант, другой уже, преградил путь неловко мявшемуся мужчине с широкой бородой, одетому чисто, но явственно по-крестьянски. Тот тихо что-то объяснял официанту, показывая то внутрь вагона, то на зажатый в руке белый узелок.
По коридору быстрым шагом прошел буфетчик, крупный мужчина в черном костюме, с белым галстуком. Ни слова не говоря он с размаху ударил кулаком в лицо крестьянина, так, что тот рухнул в проход. Пнув ногой выпавший узелок, буфетчик закрыл дверь и, широко улыбаясь, развел руками, мол, инцидент исчерпан.
Официант Реллима склонился обратно над меню:
— Котлеты: отбивные, рубленые, рубленые в сухарях, свиные с соусом пикан, де-воляй, рыбные с грибным соусом…
Поезд шел по высокому мосту, пересекавшему долину между двумя холмами. Под арками моста виднелись крыши домов и черно-белые спины коров.
8
— А теперь давайте, признавайтесь, — откинулся на спинку стула Реллим, заказав себе «степные фрикадельки» и чай, — что тут между вами произошло? Такое чувство, что приди я на минуту попозже и тут уже шла бы дуэль.
Доктор Бруммер фыркнул отвернулся. Цайт задумался. Рассказывать не хотелось, уж очень это походило на детское ябедничество, пусть Бруммер и сам ведет себя как ребенок.
Реллим перевел взгляд с одного на другого:
— Вы не только друг с другом не разговариваете, но и со мной тоже? Так, а ну-ка посмотрите на меня!
Бруммер нехотя повернулся и уставился на Реллима. Тот внимательно посмотрел ему в глаза:
— А теперь хватит дуться, рассказывай, что произошло.
Отошедший от ссоры Бруммер коротко и сухо пересказал суть спора. Цайт кивнул, подтвердив, что да, именно в этом все и дело.
— Дети… — Релли поднял глаза к небу, вернее — к потолку вагона-ресторана, — Доктор, а вы подумали, что на наше оборудование УЖЕ покушались? И нет никаких гарантий, что этот таинственный вор снова не появится для того, чтобы закончить начатое? И, возможно, стоит иметь под рукой сыщика, который сможет предотвратить кражу или найти украденное, в случае чего?
— Нет никаких гарантий, что этого сверх-вора не выдумал сам Римус, для того, чтобы втереться нам в доверие, — буркнул доктор Бруммер.
— Еще немного и вы придете к выводу, что и попытку кражи он сам подстроил, чтобы к нам попасть.
Судя по скривившемуся лицу, Бруммер именно так и хотел сказать, но теперь, когда это озвучил Реллим, считает мысль глупой.
— В общем, пусть сыщик стережет наше оборудование от вора, а я присмотрю за самим сыщиком! — хлопнул ладонью по столу Реллим и перед ним поставили тарелку с заказом, — … фрикадельки…
«Фрикадельки» в представлении берендцев были размером с ладонь.
Глава 25
Перегрин
Провинция Митчелл. Логан-Крик
3 число месяца Королевы 1855 года
Джонни Дженкинс
1
Паровоз пыхнул паром и остановился. Железнодорожная станция маленького, ничем внешне не примечательного провинциального городка, затерявшегося среди бескрайних полей хлопка и кукурузы, была бы такой же непримечательной, как и сам городок, точно такой же, как любая другая станция по пути сюда: дощатый перрон, длинный крытый навес для пассажиров, двухэтажное здание, крашеное в излюбленный в Перегрине красный цвет, бочка водокачки, поднятая высоко вверх… Была БЫ.
На самом деле станция городка Логан-Крик выглядела так, как будто ее по ошибке перенес сюда из какого-то другого, более крупного города, какой-то чудаковатый волшебник. Ладно, каменные плиты перрона, в конце концов, горы на горизонте намекали, что каменоломни тут относительно неподалеку, ладно, та же самая традиционная бочка водокачки… Но сам вокзал… Да, именно название вокзал более всего подходило к этому зданию, никак не банальное «станция». Огромное, краснокирпичное, вытянувшееся в высоту как минимум на три этажа, с навесом, державшимся не на банальных деревянных столбах, а на арках чугунного узорного литья, оно казалось ошеломляющим, подавляющим, даже несколько пугающим.
Собственно говоря, по реакции на этот вокзал можно было определить в немногочисленной толпе прибывших пассажиров, кто из них местный, кто бывал здесь ранее, а кто приехал впервые. Местные нет-нет, да и бросали горделивый взгляд по сторонам, мол, видите, видите, какая у нас тут диковинка? Это потому что у нас тут — Логан-Крик, а не что попало! Бывавшие здесь ранее просто двигались по своим делам, не обращая на непропорциональное здание никакого внимания. Новички же непременно останавливались и оглядывали это чудо с раскрытым ртом, мол, а как это? А что это? А… а мы точно туда, куда надо приехали?