Научи нас повиновенью
И среди этих скал,
Наш мир в Его веленье
И среди этих скал
Сестра и мать
И дух реки, дух моря, дух многих вод,
Разреши мне не быть отделенным
И пусть мой вопль к Тебе дойдет.
1 Пепельная Среда – в католической и англиканской традиции день, с которого начинается сорокадневный Великий пост. Священник пеплом изображает крест на лбу кающегося.
2 «Поскольку я не надеюсь сюда вернуться» – строка из «маленькой баллады» Гвидо Кавальканти (XXXV): Perch’i’ no spero di tornar giammai – поскольку я не надеюсь когда-нибудь вернуться…
3 «Моли о нас, грешных, ныне и в час нашей смерти» – окончание католической молитвы Богородице («Ave Maria») по Розарию.
4 «И Господь сказал: Эти ли кости оживут?» – из видения пророка Иезекииля о воскрешении «сухих костей» в долине Иоасафата (Иез. 37: 3 и далее).
5 «Господи, я недостоин, но скажи только слово» – из молитвы, основанной на евангельском эпизоде с сотником: «Господи, я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой; но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой» (Мф. 8: 8).
6 Sovegna vos — помяните (прованс.). Слова поэта Арнаута Даниеля в «Чистилище» Данте: Ara vos prec, per aquella valor que vos guida al som de l’escalina, sovenha vos a temps de ma dolor! – Ныне молю вас той силой, которая ведет вас на вершину лестницы: в удобный час помяните мою муку! (Purg. XXVI, 145–147).
7 «И после нашего здешнего изгнанья» – завершение католической молитвы «Salve Regina» («Радуйся, Царице»): «И Христа благословенного, плод чрева Твоего, после сего изгнания нам покажи».
8 «Люди мои, что Я сделал вам?» – из богослужения Страстной Пятницы: обращение Господа к Своему народу.
9 «За пригнутую золотую ветвь» – пригнутая золотая ветвь позволяет смертному спуститься в загробный мир (Вергилий, «Энеида», кн. 6).
10 «Пустые облики у резных роговых ворот» – из роговых ворот выходят вещие сновидения (греч. миф.).
Ода греческой вазеДжон Китс
Перевод Григория Кружкова
О строгая весталка тишины,
Питомица медлительных времен,
Молчунья, на которой старины
Красноречивый след запечатлен!
О чем по кругу ты ведешь рассказ?
То смертных силуэты иль богов?
Темпейский дол или Аркадский луг?
Откуда этот яростный экстаз?
Что за погоня, девственный испуг?
Флейт и тимпанов отдаленный зов?
Напевы, слуху внятные, нежны —
Но те, неслышные, еще нежней;
Так не смолкайте, флейты! Вы вольны
Владеть душой послушливой моей.
И песню – не прервать, не приглушить;
Под сводом охраняющей листвы
Ты, юность, будешь вечно молода;
Любовник смелый! Никогда, увы,
Желания тебе не утолить,
До губ не дотянуться никогда!
О вечно свежих листьев переплет,
Весны непреходящей торжество!
Счастливый музыкант не устает,
Не старятся мелодии его.
Трикрат, трикрат счастливая любовь!
Не задохнуться ей и не упасть,
Едва оттрепетавшей на лету!
Низка пред ней живая наша страсть,
Что оставляет воспаленной кровь,
Жар в голове и в сердце пустоту.
Кто этот жрец, чей величавый вид
Внушает всем благоговейный страх?
К какому алтарю толпа спешит,
Ведя телицу в лентах и цветах?
Зачем с утра свой мирный городок
Покинул сей благочестивый люд —
Уже не сможет камень рассказать.
Пустынных улиц там покой глубок,
Века прошли, века еще пройдут,
Но ни души не воротится вспять.
Высокий мир! Высокая печаль!
Навек смиренный мрамором порыв!
Холодная, как вечность, пастораль!
Когда и мы, дар жизни расточив,
Уйдем бесследно – и на смену нам
Придет иная скорбь и маета,
Тогда, не помня о минувшем зле,
Скажи иным векам и племенам:
«В прекрасном – правда, в правде – красота;
Вот все, что нужно помнить на земле».
Цветок, расцветший в трещинкеАльфред Теннисон
Перевод Софьи Анджапаридзе
Я вытащу тебя из тесноты,
Цветок, расцветший в трещинке, в стене,
Возьму в ладонь упругий стебелек,
Цветочек, если бы я мог
Понять, что значат стебель, корень, ты,
Что Бог и люди, стало б ясно мне.
Chanson d’AventureКлайв Стейплз Льюис
Перевод Николая Эппле
Я слышал птичью песнь в Аллее Аддисона:
«Уж больше не падет листва с древесной кроны,
И дождь на этот раз побеги не побьет,
Ведь лето, наступив, теперь уж не пройдет.
И времени поток в течении своем
Уж не обманет нас, сменяя день за днем.
И, закружив, их бег вновь нас не приведет
К постылой осени, к годам прибавив год.
Теперь, на этот раз – цветы в саду пророчат —
Круг разомкнется, сгинет чад, что нас морочит.
Не раз обманутый, все ж сердце отвори ты.
Прыг-прыг, чирик-чик-чик, спеши, врата открыты!»
Правдивей эта песнь, чем ведать птица может.
Но все же пенье делу не поможет.
Последний пассажирКлайв Стейплз Льюис
Перевод Николая Эппле
Чернело небо, и дождя густела пелена,
Стояли Ноя сыновья в ковчеге у окна.
Все звери были уж внутри, вдруг Иафет вскричал:
«Глядите, вон еще один в ковчег к нам постучал».
«Пускай стучит, – ответил Хам, – пусть тонет, что с того?
Мы переполнены, у нас нет места для него».
«Но как же грозно он стучит! – воскликнул третий брат. —
Копыта на ногах, а сам струит он аромат».
«Эй, тише, братья, – Хам шепнул, – не надо так шуметь!
Отец услышит – снова нам придется попотеть».
Из трюма вдруг, из глубины, раздался Ноя глас:
«Какой-то зверь стучит, его впустите сей же час!»
И Хам, дав братьям знак молчать, отцу ответил так:
«То Сим колотит в борт ногой, он чинит свой башмак».
«Но этот шум на звон копыт похож!» – воскликнул Ной.
А Хам: «То капель перестук, ведь дождь идет стеной».
И Ной на палубу вскочил, вгляделся в ночи тьму,
И сник, и на колени пал, и бороду рванул:
«Нет, поздно, ждать он не привык, шаги уж не слышны,
Что ж, дело славное сейчас свершили вы, сыны!
И даже если б я сумел догнать его теперь,
Пренебреженья не снесет сей чудный, гордый зверь.
О дивный, одинокий гость, из-за моих детей
Бродить средь бурь ты обречен без стойла и яслей.
О гневный храп, священный пыл, о золото копыт,
О гривы бурный водопад, точеных ног изгиб!
Пролягут раны глубоко по всем сердцам людей,
Доколе вновь он низойдет до стойла и яслей.
И темен, труден будет путь, которым мы пройдем,
Без сил увянем, как цветок, что стебля вдруг лишен.
Хам, в поношенье ты рожден, – сурово Ной изрек, —
Твоя вина, что не вошел в ковчег Единорог 11».
11 В христианской средневековой традиции Единорог нередко символизировал Христа.
Анонс и программа лекций памяти
Т. С. Элиота, 1982
Об авторе
Антоний
(в миру Андрей Борисович Блум, 1914–2003),
митрополит Сурожский.
Родился в Швейцарии в семье российского дипломата, раннее детство провел в Персии. Оказавшись в эмиграции после революции в России, семья несколько лет скиталась по Европе, а в 1923 г. осела во Франции. В 1938 г. окончил биологический и медицинский факультеты Сорбонны. В 1939 г., перед уходом на фронт хирургом французской армии, тайно принес монашеские обеты; в мантию с именем Антоний был пострижен в 1943 г. Во время немецкой оккупации – врач в антифашистском подполье. После войны продолжал медицинскую практику. В 1948 г. был призван к священству, рукоположен и направлен на пастырское служение в Англию. С 1956 г. – настоятель патриаршего храма Успения Божией Матери и Всех святых в Лондоне. Епископ Сергиевский (1957), архиепископ вновь образованной Сурожской епархии Британских островов и Ирландии (1962), митрополит Сурожский (1966) и Патриарший экзарх в Западной Европе (1966–1974). С 1960 г. неоднократно бывал в России.
Митрополит Антоний широко известен не только в Великобритании и России, но и по всему миру как выдающийся пастырь-проповедник. Его труды о духовной жизни переведены на разные языки. Опубликованы и многочисленные записи его устных проповедей и бесед.
Об издательстве
Живи и верь
Для нас православное христианство – это жизнь во всем ее многообразии. Это уникальная возможность не пропустить себя, сделав маленький шаг навстречу своей душе, стать ближе к Богу. Именно для этого мы издаем книги.