Самые известные события жизни Катерины произошли в 1499 году, когда к Имоле подошла армия Чезаре Борджиа. Она отправила детей во Флоренцию и приготовилась защищаться в крепости Равальдино. Граждане Имолы капитулировали быстро. Форли держался дольше, но через месяц солдаты Чезаре взяли город и осадили Равальдино. Катерина оборонялась героически – Санудо восхвалял ее «щедрую и мужественную душу». Но ее предали собственные сподвижники[423]. Катерину держали пленницей в Риме – сначала в Бельведере, а после попытки бегства в замке Сант-Анджело, где она когда-то была хозяйкой. Ее обвинили в попытке отравления папы Александра VI (и обвинения могли быть небеспочвенными), отдали под суд, но потом освободили под поручительство французской армии. Тем не менее Катерина, при поддержке дядюшки Сфорца, Лодовико иль Моро, успешно вернула свои территории и тринадцать лет правила ими как регент собственного сына Оттавиано. В 1503 году она писала Оттавиано: «Ты должен быть осторожен с теми, кому доверяешь и кто дает тебе советы; ты должен понимать, что пагубные влияния повсюду»[424]. Катерина вела переговоры с Макиавелли о возможности военной службы Оттавиано во флорентийской армии[425]. После падения Борджиа она заручилась поддержкой Юлия II и вернула все свои утраченные территории, но вскоре столкнулась с ожесточенным противодействием местной знати и последние годы жизни провела во Флоренции, где и умерла в 1509 году.
Противодействие (даже враждебность) местной знати женщинам во власти было повсеместной проблемой, в том числе и в республиках, где, в отличие от монархических государств, роль женщин была еще более скромной. Удивительно, но политическая система с более широкой электоральной базой, которую обычно считают более прогрессивной в долгосрочной исторической перспективе, была весьма неприветлива к женщинам. Отчасти это было связано с тем, что, когда правитель республики отправлялся на войну, важные переговоры или просто объезжал соседние города, его замещали другие мужчины, занимавшие выборные должности. Женщинам в такой ситуации приходилось полагаться на неформальные связи и покровительство (конечно же, эти факторы были важны для женщин и в монархических государствах). Роль таких факторов была весьма значительной. В начале XV века Медичи упрочивали политические связи в родном городе с помощью браков. Но по мере перехода из статуса главных олигархов к статусу наследственных правителей Флоренции они переняли более аристократическую брачную стратегию. Теперь их связи опутывали весь Апеннинский полуостров и значительную часть Европы. Лоренцо Великолепный женился на римской наследнице, Клариче Орсини. Свою дочь Маддалену он выдал за представителя семейства Чибо, родичей папы Иннокентия VIII. Старший сын Лоренцо, Пьеро, женился на Альфонсине Орсини из неаполитанской ветви известного семейства. Младшего сына, Джулиано, Лоренцо женил на дочери герцога Савойского. Еще одна дочь Лоренцо, Лукреция, вошла во флорентийскую семью Сальвиати. Впоследствии она занималась делами своего сына, кардинала Джованни. Подобно Лукреции Борджиа и Изабелле д’Эстер, эти женщины обеспечивали дипломатические связи между семьями. Союз Альфонсины Орсини и Пьеро Медичи, к примеру, должен был обеспечить мир Флоренции с Неаполем после заговора Пацци. Маддалена и Франческо Чибо помогали Флоренции улаживать дела с папой. Даже союз с Сальвиати был полезен – так Медичи наладили отношения с семейством, которое участвовало в заговоре Пацци.
Пока Медичи пытались поддерживать во Флоренции риторику республиканского правления, женщинам было трудно продвинуться. Однако они успешно исполняли роль посредников, отстаивая интересы своих родственников-мужчин. Система патрон – клиент являлась фундаментальным элементом политической и социальной жизни: поддержка высокопоставленных покровителей помогала получить политическую должность, художественный заказ или контракт на товары и услуги. Идея посредничества имела религиозные коннотации и была связана с Девой Марией, которая считалась главной заступницей кающихся перед сыном, Иисусом Христом. Женщины из семейства Медичи не раз выступали посредниками в самых разных делах – от освобождения заключенных до назначения священников и возвращения незаконно конфискованных овец[426]. Они получали немало прошений о поддержке от бедных женщин и вдов[427]. Они обеспечивали приданое бедным девушкам и сиротам, покровительствовали монастырям и больницам. Такая деятельность приносила и политические дивиденды: благотворительность и благочестие компенсировали более негативно воспринимаемую обществом банкирскую деятельность Медичи.
А вот благотворительность Альфонсины Орсини в 1510-е годы была более противоречивой. Она прибыла к неаполитанскому двору и, в отличие от других невест Медичи, имела возможность усвоить обычаи среды, в которой у женщин благородного происхождения возможностей было куда больше. Альфонсина была матерью Лоренцо, герцога Урбинского с 1516 по 1519 год. Вместе с сыном она занималась строительством фамильной виллы в Поджо-а-Кайано, к западу от Флоренции. Она лично следила за работой архитектора и получала отчеты от секретаря сына. Во время понтификата Льва X Альфонсина построила дворец в Риме – палаццо Медичи Ланте делла Ровере находится между пьяцца Навона и Пантеоном. В папской столице, где у Орсини и без того имелось две большие резиденции, такой проект был вполне возможен, даже желателен. А вот во Флоренции современники воспринимали Альфонсину в ином свете. После изгнания в 1494 году ее мужа Пьеро и всех Медичи из Флоренции Альфонсина и ее мать Катерина ди Сансеверино сумели убедить французов позволить Альфонсине с детьми остаться в городе. Но республика ей не благоволила. Отношение к ней всегда было враждебным. Она была чужой в городе, да еще и женщиной – оба эти фактора использовались в пропаганде, направленной против Медичи. Участие Альфонсины в политической жизни считалось противоестественным для женщины. Даже сторонники Медичи проявляли осторожность – ее деятельность они представляли как естественное беспокойство жены и матери о делах мужа и детей. (Убеждение общества в женской слабости позволило другой родственнице Медичи, Лукреции Сальвиати, избежать смертного приговора: на ее участие в заговоре в пользу Медичи закрыли глаза, поскольку она была женщиной. Женщина не могла иметь собственного суждения и действовала исключительно под влиянием мужчин. Более поздний рассказ о тех же событиях показывает их в ином свете – автор постоянно упоминает о ее «благоразумии», хотя это качество в те времена обычно являлось мужским атрибутом[428].)
В конце концов именно брачный союз позволил Медичи вернуть себе власть – им помог договорной брак дочери Альфонсины, Клариче, с Филиппом Строцци, представителем семьи, всегда враждовавшей с Медичи. Республика изгнала Строцци, но Клариче, на которую запрет не действовал (она же была женщиной!), вернулась во Флоренцию и сыграла важную роль в обеспечении интересов Медичи. Республика попыталась конфисковать приданое Альфонсины (шаг беспрецедентный: приданое всегда исключалось из конфисковываемого имущества изгнанников). Но та сумела отстоять свои права юридическим путем. Короче говоря, женщины семейства Медичи умело использовали статус слабого пола, чтобы избежать ссылки и худшей судьбы, выпавшей на долю их родственников-мужчин.
Медичи вернулись к власти в 1512 году, и с этого времени у женщин семейства появилось гораздо больше возможностей для меценатства – типичного занятия аристократических дам при итальянских дворах. Летом 1515 года, когда сын Альфонсины Лоренцо, герцог Урбинский, продолжал воевать, она стала фактическим регентом города – вот до какой степени Медичи свыклись с ролью правителей Флоренции. Альфонсина отдавала приказы городским комитетам, занимавшимся вопросами налогообложения и обороны, вела переписку сына с комитетом иностранных дел по ходу военной кампании. Осенью папа Лев X писал, что «нам известно ваше благоразумие и умения, коими Всевышний одарил вас превыше обычного состояния вашего пола»[429]. Другие были не столь щедры. Паоло Джовио, который обычно оценивал семейство Медичи по-дружески и с симпатией, признавал «мужское благоразумие» Альфонсины, но замечал, что она была «корыстолюбивой и злобной» и занималась стяжательством от имени собственного сына[430]. В то время корыстолюбие считалось одним из главных женских грехов.
Влияние войн на женщин проявлялось не только в среде высшей аристократии. Гульельмина Скьянтески была супругой Луиджи делла Стуфа, сторонника Медичи во Флоренции. Луиджи изгнали из города, после того как его сын участвовал в заговоре с целью убийства гонфалоньера Пьеро Содерини. По письму Гульельмины 1512 года можно понять, с какими проблемами столкнулась семья. Луиджи был вынужден жить в изгнании, и семейным имуществом пришлось управлять ей. Она торговала зерном, занималась долгами, призывала мужа жить скромно и экономить средства. «Мы нуждаемся в Божьей помощи во всем, – писала она. – Убедитесь, в пути ли припасы, десять вяленых окороков и другие продукты». Она опасалась, что продукты могли быть захвачены бандитами. Гульельмина изо всех сил старалась достойно принимать приезжающих во Флоренцию аристократов и давала мужу советы по воспитанию детей. Она опасалась, что лишения военного времени могут повлиять на поведение сыновей: «Те, кто испытал нужду, более склонны к наслаждениям, чем те, кто не знал невзгоды». Гульельмина была истинным стоиком: «Никогда не бываю я в добром состоянии духа или тела, хотя и не хочу более жаловаться на это». Ее письмо дает нам представление о том психологическом грузе, который война и изгнание взваливали на плечи людей