2 января в Павии узнали дурные известия: герцог Феррары прислал французам порох[571]. Не имея союзников в Северной Италии, имперским армиям было гораздо сложнее добыть припасы, и конфликт продолжался. Но 12 января двое испанцев проникли в город с тремя тысячами дукатов и сообщением о приближении армии. Папа заключил тайный союз с королем Франции и пообещал тому безопасный проход в Неаполь по папской территории. Теперь венецианцы поддерживали испанцев. Похоже было, что в конце января французы могут отступить. Инвентаризация припасов показала, что в городе осталось вина на две недели, пшеницы на два месяца и никакого мяса, кроме случайно уцелевших кур, павлинов, ослов и лошадей. В те времена осажденным нередко приходилось есть крыс, кошек и собак[572]. Большая часть денег и тканей ушла на оплату солдат. Но, к счастью осажденных, французы действительно отступили, чтобы сразиться с имперской армией, которая 28 января заняла стратегически важный замок на реке Ламбро. В том сражении по разным оценкам погибло более двух тысяч человек.
Теперь боевые действия сместились от осажденного города в поля, где подкрепления жгли костры и стреляли среди ночи, чтобы обозначить свое местонахождение. Однако прошло несколько недель, прежде чем пришла реальная помощь. К этому времени припасы в городе почти истощились. Разведчики регулярно сообщали о развитии событий и с боями добывали порох у противника. Вечером 8 февраля испанцы начали перестрелку за городом, пытаясь добыть пятьдесят лошадей, груженных порохом, и доставить их в Павию[573]. На следующий день испанцы пленили одного из придворных французского короля по имени Сен-Жермен. Наблюдатель кардинала Сальвиати, сообщавший новости из лагеря, так рассказывал эту историю: «Когда он был захвачен, поднялся крик, что это синьор Джованни [Джованни делле Банде Нере, перешедший на сторону французов]; и тут же поднялся весь лагерь с криком: «Победа! Смерть предателю!». Все кинулись к пленнику». Несчастный Сен-Жермен умер от страха[574].
18 февраля около двух тысяч жителей Павии, преимущественно бедняки, женщины, дети, маркитантки и ремесленники, вышли из города в сады, чтобы добыть дерево. Во время осады им это позволялось, и солдаты не вмешивались. Но в тот день неожиданно появился Джованни Медичи, жаждавший мести за поражение, которое его войска потерпели несколькими днями ранее. С ним было триста кавалеристов и две тысячи пехоты. Как пишет хронист из Павии, погибло не менее тридцати человек – лишь семь солдат, а остальные женщины, дети и несчастные старики. «Это принесло Медичи позор, а не славу», – писал хронист, но последними все же смеялись жители Павии: при отступлении Джованни был ранен в ногу и был вынужден покинуть армию для лечения. После этого многие его солдаты тоже покинули поле боя. Джованни умер в следующем году после еще одной раны в ногу[575].
Теперь испанцы могли атаковать французский лагерь. Возглавил наступление маркиз Пескары (Джовио писал, что равных ему в военном деле не было)[576]. По сообщениям очевидцев, его солдаты убили тысячу швейцарских наемников и несколько десятков взяли в плен. Финальное сражение состоялось 24 февраля. Накануне вечером Пескара форсировал реку, разделявшую испанский и французский лагеря, и под прикрытием тумана расположил свою армию так, что она угрожала левому флангу французов. Как часто случалось и раньше, огонь испанских аркебуз в сочетании с хитроумной тактикой поверг французов в ужас. Они на своих ошибках не учились. Франциск I, прибывший, чтобы лично командовать армией, возглавил кавалерийскую атаку и попал под огонь собственных пушек. Швейцарские наемники не спешили вступать в бой. Ландскнехты на французской службе быстро уступили своим же соотечественникам на службе Империи. Оценки потерь разнятся, но все сходятся в том, что французы потеряли больше (от 4 до 17 тысяч, а по оценке одного наблюдателя из Нидерландов – до 50 тысяч человек). Потери же имперской армии были гораздо меньше: от 400 до 4 тысяч погибших. По-видимому, погибла пятая часть всех, кто принимал участие в сражении[577]. За каждой смертью своя история и последствия, но самое большее унижение потерпел король Франции – он был пленен имперскими войсками. В письме Шарля де Ланнуа звучит нескрываемое удовлетворение: «победа тем более значительна, что случилась она в день рождения императора»[578]. Франциска отправили в столицу его врага, Мадрид, где он остался пленником. Это были тяжелые новости для его союзника Климента VII: он поддержал Франциска и проиграл – проиграл сильно. Как писал венецианский хронист Санудо, никто не ожидал пленения Франциска, но такова была прихоть фортуны[579].
Конечно, звучали и обвинения. Блез де Монлюк, французский офицер, который всю свою военную карьеру писал «Комментарии», еще раньше замечал, что французской армии не хватает аркебузиров и приходится полагаться (по крайней мере, в его полку) на испанских дезертиров. Но и он не испытывал восторга по поводу этого оружия:
«Желал бы я, чтобы это ужасное оружие никогда не было придумано […] и чтобы множество смелых и отважных воинов никогда не погибали от рук трусов и подлых душ, которые никогда не осмелились бы посмотреть в глаза тем, кого они лишили жизни своими подлыми пулями. Но это работа дьявола, чтобы заставить нас убивать друг друга»[580].
В плане тактики Павия не стала водоразделом, как ее часто называют: гораздо больше такой славы заслуживают сражения при Чериньоле и Бикокке. Но Павия имела символическое значение, которое невозможно недооценивать. Был пленен король Франциск, а традиционная французская кавалерия потерпела поражение от современного испанского оружия[581]. Это был колоссальный удар по самолюбию Франциска I. Гвиччардини писал о поведении Франциска перед битвой, отмечая, что тот «большую часть времени проводил в отдыхе и пустых наслаждениях, не занимаясь делами и серьезным планированием»[582]. Победитель, Карл V, решил увековечить свой триумф циклом из семи гобеленов работы Бернарда ван Орлея (ныне хранятся в музее Каподимонте в Неаполе)[583]. Французы же, несмотря на позорное поражение, смогли, по крайней мере, сохранить ауру рыцарства в истории этой битвы: король рисковал жизнью на поле боя, он убивал врагов собственными руками. Испанцы одержали победу только благодаря бесчестному огнестрельному оружию[584].
И тогда французы заключили новый союз. Отбывая в Северную Италию, Франциск оставил регентом свою мать, Луизу Савойскую. Луизе нужны были союзники – с севера Франции угрожали англичане, решившие воспользоваться кризисом после сражений при Павии. Самыми очевидными союзниками были Священная Римская империя и император Сулейман. Выбор казался очевидным. Христианским правителям следовало сплотиться против неверных. Всего несколько лет назад папа Лев отправил легатов к европейским монархам, пытаясь склонить их к новому крестовому походу. Но религиозные раздоры оказались чужды политическим интересам. Если бы франко-османский союз смог бы сдержать экспансию Священной Римской империи, Луиза пошла бы на это. Она отправила послов в трудный путь в Константинополь[585].
Центр европейских конфликтов на время сместился из Италии. В Германии возникли свои проблемы. 1524–1525 годах там вспыхнуло серьезное крестьянское восстание, отчасти вдохновленное лютеранскими (и более радикальными) религиозными идеями. Летом 1525 года восстание было подавлено: крестьяне не могли противостоять хорошо вооруженной армии. Да и сам Лютер осудил «крестьянскую толпу грабителей и убийц». Италия наблюдала за происходящим со стороны. Народные ереси возникали и прежде – достаточно вспомнить чехов-гуситов. А конфликты на итальянской почве были папству ближе и важнее. Политическим приоритетом для папы Климента VII было укрепление положения следующего поколения Медичи во Флоренции. И все же германский конфликт напоминал, что причиной войны могут стать как религиозные, так и социальные раздоры.
А тем временем сестра Франциска, Маргарита, вела дипломатические переговоры по поводу освобождения короля. Она три месяца провела с ним в Мадриде, но не смогла добиться уступок от Карла и была вынуждена драматично бежать, когда ее трехмесячное безопасное пребывание подошло к концу, и Карл пригрозил арестовать и ее тоже. Но 14 января 1526 года Франциск и Карл заключили Мадридский договор, и французский король был освобожден. Франциск отказался от всех своих притязаний в Италии, Фландрии и Артуа, а также передавал Карлу Бургундию. Честно говоря, договор этот не стоил бумаги, на которой был написан. Через пару месяцев Франциск от своих обязательств отказался, утверждая (и справедливо), что подписал его под давлением.
После всех своих побед император Священной Римской империи оказался в изоляции. Франция и Англия неожиданно заключили союз, а с востока приближались османские армии. Сулейман, одержав победу в Белграде в 1521 году, использовал территорию Сербии для подготовки вторжения. 29 августа 1526 османские армии вступили в бой с армией короля Венгрии Людовика II Ягеллона. Османы имели преимущество в живой силе и огневой мощи. Ядром их армии были дисциплинированные подразделения янычар (элитные пехотные войска из детей христианских рабов, которых с детства воспитывали для службы в армии), причем половина из них была вооружена аркебузами. Они действовали так же эффективно, как испанские пикинеры и аркебузиры. Известия о «жестокой и великой бойне» постепенно достигли итальянских городов. Поначалу судьба короля Людовика была неизвестна, но через восемь дней после сражени