[594]. Но не все писатели спешили печатать свои книги. Некоторые предпочитали высказывать свои политические взгляды в ограниченном кругу друзей. Те, кто писал для театра, предназначали свои труды исключительно для представлений, а не для печати. Женщинам (как мы увидим ниже) приходилось думать о репутации и маскировке. Бальдассаре Кастильоне полагал, что придворный «должен быть искусен в написании стихов и прозы», но при этом следовало проявлять осторожность в демонстрации своих трудов – лучше ограничиться одним верным другом[595]. Ведущие писатели думали по-разному. Флорентийский философ XV века Марсилио Фичино всю жизнь печатал свои труды. А самые известные работы Макиавелли («Государь» и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия») были напечатаны только после его смерти, хотя некоторые (история Флоренции в стихах, пьеса «Мандрагора» и «Искусство войны») увидели свет раньше. Другие работы распространялись в виде манускриптов, но тоже находили своих читателей[596]. Франческо Гвиччардини за всю жизнь не напечатал ни одного своего труда.
Хотя люди известные и проявляли осторожность, но повсюду циркулировала масса информации, не говоря уже о материалах по текущим делам. Благодаря новой технологии итальянцы узнавали о ходе войн. Информация о сражениях и осадах распространялась довольно быстро. На городских площадях продавались маленькие книжки, libelli, откуда пошло английское слово libel – клевета, пасквиль. Все участники Итальянских войн активно использовали их в своих пропагандистских целях. Потребность в информации о войнах и последних дипломатических инициативах делала эти дешевые книжечки очень востребованными[597]. Широко печатались стихи о вторжении 1494 года и об американских открытиях. Немало было и сомнительных новостей – о том, как солдаты превращались в свиней, о разных странных предзнаменованиях[598]. В Европе были очень востребованы пасквинады – едкие сатирические стихи, которые прикрепляли к статуе Пасквино в Риме без указания авторства. В 1532 году английский дипломат прислал такую пасквинаду главному министру Генриха VIII, Томасу Кромвелю, чтобы его позабавить. В сопроводительном письме он написал, что Кромвель должен быть знаком с этой статуей[599]. На более практическом уровне печать способствовала широкому распространению трудов по ведению бухгалтерии математика Луки Пачоли. Купцы получили подробное объяснение метода двойной бухгалтерии. Им стало гораздо легче управляться с мелочью, учитывать расходы и доходы и вести бухгалтерские книги: итальянская модель бухгалтерского учета используется и по сей день[600].
Печать дала новые возможности религиозным меньшинствам: в 1520–1523 годах было напечатано первое полное издание Вавилонского Талмуда, основного источника иудейского закона и богословия[601]. Одним из первых христианских реформаторов, в полной мере оценивших достоинства книгопечатания, стал Савонарола. Он активно распространял свои труды на итальянском языке, а не на латыни[602]. Лютер начал использовать книгопечатание не на пустом месте. Папы уже показали хороший пример. Как мы уже видели, печатные материалы сыграли важную роль в стараниях Юлия II упрочить свою власть в Папской области. Но сила книгопечатания была настолько очевидна, что все старались взять ее под свой контроль, что показывают решения Латеранского собора. Печатные мастерские могли работать только с государственной лицензией (или «привилегией»). Впрочем, из-за политических разногласий в Италии эту цензуру легко было обойти, печатая противоречивые материалы в разных государствах. Печать изменила и итальянский язык. В XVI веке «официальным» вариантом языка, используемым в литературе, стал флорентийский (тосканский)[603].
Особенно хорошо в тот период развивался жанр исторической литературы. Значительная часть того, что мы знаем об Итальянских войнах, почерпнута из трудов историков, которые описывали и увековечивали конфликты, воспевали достижения одной из сторон и неудачи другой. Вторжение 1494 года изменило письменную историю. Профессиональных историков в то время не было, и историческая литература не пользовалась такой популярностью, как поэзия. Тем не менее для подобных трудов были основательные причины: семейные или гражданские традиции, патриотизм или campanilismo («верность колокольне» итальянских городов и деревень). Гуманисты избирали себе два пути – учителя или секретаря, – и оба они способствовали развитию исторической литературы. Для секретаря-гуманиста важно было хорошо писать: это укрепляло репутацию. В исторической литературе ценились не точность оценки или анализа фактов прошлого, а элегантность стиля. Смысл этих трудов заключался не только в передаче фактов, но и в преподавании читателю определенных уроков, которые из этих фактов можно было извлечь, уроков моральных или политических[604]. Историки XVI века учились у классиков: в Древней Греции и Риме было немало исторических трудов и исторических биографий. В этом жанре работали Ливий, Плутарх, Фукидид и Светоний. Сильным было влияние исторических хроник: такие хроники велись во многих средневековых итальянских городах для отражения важных событий – визитов иностранных гостей, смертей великих граждан, чумы и болезней, природных катаклизмов. Хотя хроники все еще велись, но после 1500 года в историях стало все больше рассказов об иностранных вторжениях, и они приобрели современное звучание, даже если не были связаны с современностью[605].
В разных итальянских городах дело обстояло по-разному. Во Флоренции, например, Макиавелли сосредоточивался на драматичности войн и кровопролитии, а Франческо Гвиччардини и другие историки от моральных уроков (это было свойственно гуманистам XV века, выросших на античных образцах) перешли к описаниям более осторожным, сдержанным и прагматичным. Реалии жизни изменились: государства, прежде наслаждавшиеся свободой, теперь были вынуждены искать политические стратегии, соответствующие европейским политическим играм, разыгрывающимся в Италии[606]. То же происходило и с исторической литературой. В Риме, что и неудивительно, главную роль в истории играл Бог, и римские писатели не спешили (по крайней мере, не очень) следовать за флорентийцами, для которых главной была неуловимая фортуна. При римском дворе создавались различные биографии. В конце 20-х годов XVI века появилась книга Паоло Джовио «Замечательные мужчины и дамы нашего времени»[607], а в 1550-м собрание биографий великих художников Джорджо Вазари.
В эти же годы были созданы величайшие произведения европейской поэзии. «Неистовый Роланд» Лодовико Ариосто частично увидел свет в 1516 году, полное же издание всех сорока шести песен было осуществлено в 1532 году. В книге «Замечательные мужчины и дамы нашего времени» Джовио называет поэму Ариосто «трудом тщательной композиции, украшенным со всей утонченностью, изысканностью и элегантностью»[608]. Поэма Ариосто стала продолжением более раней поэмы «Влюбленный Роланд» Маттео Марии Боярдо. «Неистовый Роланд» – это рыцарский роман, действие которого разворачивается не только в контексте войны христиан и сарацин, но еще и в фантастическом мире с монстрами и путешествиями на Луну. Роланд – один из рыцарей Карла Великого. Он влюблен в языческую принцессу Анджелику: когда же она сбегает с сарацинским рыцарем, Роланд впадает в неистовство. Другой сюжет связан с любовью христианской дамы-воина Брадаманты к сарацину Руджеро. (Эта пара изображена как предки покровителей Ариосто, герцогов Феррары д’Эсте.) Поэма стала такой популярной, и не только в Италии, что за тот же сюжет взялся третий поэт, Франческо Берни. Он переработал оригинальную поэму Боярдо «Влюбленный Роланд». Как и исторические труды, эти поэмы можно считать откликом на войны, на фоне которых проходила почти вся жизнь их авторов[609]. Несмотря на всю фантастичность описываемых событий и мест, Ариосто называет пушки «зверской, злодейской кознью», подлым оружием: «Чрез тебя ныне рыцарство без славы, // Чрез тебя ныне война без чести, // Чрез тебя храбрость и доблесть без цены, // Ибо худший с тобой сильнее лучшего»[610]. (Пер. М. Л. Гаспарова.)
Самое яркое и необычное явление в литературе того времени – появление женщин-писателей. Джовио неслучайно писал о «замечательных дамах». Начало XVI века – и в особенности 30–40-е годы – стали периодом расцвета женской литературы в Италии. Вопрос о степени участия женщин в «Ренессансе» (в смысле культуры) давно занимал историков. Если не принимать во внимание такие исключения, как Изабелла д’Эсте, все сходились в том, что «Ренессанс» – это дело мужской элиты. В книге Вазари мы встречаем лишь одну женщину, Проперцию де Росси, скульптора из Болоньи. Ей Вазари посвятил целую главу, тогда как о Плаутилле Нелли и Софонисбе Ангиссоле, а также о малоизвестной Мадонне Лукреции упомянул лишь мельком. Но теперь вопрос стоит не о том, участвовали ли женщины в Ренессансе, но о том, когда и в каких областях они действовали. Одна из сфер, где участие женщин особенно заметно, – это литература[611].