[733]. Кастильоне, всегда остававшийся дипломатом, называл Франческо Марию «редким, выдающимся и талантливым правителем», но структура его книги такова, что буквально через несколько страниц читатель вступает в дискуссию о правителях, получавших плохие советы, «опьяненных властью, которой они обладали»[734], и о том, как придворным иметь с ними дело. Злополучный кардинал Алидози становится предметом шуток – к тому времени, когда «Придворный» стал широко известен в Европе, знающие люди воспринимали его как черную комедию[735]. В XIX и начале XX века историки, занимавшиеся эпохой Ренессанса, часто полагали, что республики воплощали в себе динамический аспект истории полуострова, а аристократические дворы считали тиранией: республиканская Флоренция была из них самой замечательно современной, а Венеция – новаторской. Конечно, отрицать роль меценатов в развитии искусства во Флоренции было невозможно, но, как мы видели на протяжении всей этой книги, идея о том, что только республики были двигателями социального и культурного развития, делала представление об Италии весьма однобоким: «половина Ренессанса», как откровенно сказал один из историков[736].
Помимо управления собственными территориями, небольшие придворные общества Апеннинского полуострова играли важную роль в военной и культурной жизни того времени, где одно зависело от другого. Неслучайно один из героев Кастильоне замечает, что «первая и главная профессия придворного – это война», и такой придворный-воин должен «выделяться из остальных своей предприимчивостью, смелостью и преданностью тому, кому он служит»[737]. Многие правители небольших итальянских государств были выдающимися кондотьерами, командирами на службе более крупных королевств. Хозяин Кастильоне, герцог Урбинский Франческо Мария делла Ровере, был главнокомандующим папской армии при Юлии II, а затем (после выборов папы Медичи и споров из-за родного города) командовал армией Венеции. Он был весьма популярным кондотьером, потому что всегда мог набрать армию на собственных землях. Франческо Гонзага, маркиз Мантуи, тоже служил и венецианцам, и папству. Но динамика войн изменилась, свидетельством чему служит тот факт, что его сын, Ферранте, отправился воевать за пределами Италии и оказался на службе императора Священной Римской империи. Эти аристократы располагали доходами, которые позволяли им финансировать ведение военных действий, даже если оплата от государства-заказчика поступала не вовремя[738]. В свою очередь, военные доходы позволяли им покровительствовать художникам и осуществлять крупные художественные проекты. Такова была особенность итальянской экономики. В Северной Европе деньги, которые платили кондотьерам, оставались в руках более единой знати, и меценатство осуществлялось в более ограниченном круге мест. Нигде не было ничего похожего на города-государства Урбино, Феррара или Мантуя[739].
Но самым мелким государствам приходилось изо всех сил бороться за выживание, особенно когда из-за проблем с наследованием они оказывались без очевидного правителя. После смерти в 1533 году маркиза Монферрато его территории вошли в состав герцогства Мантуанского (хотя в 1574 году Монферрато вновь стало герцогством – когда это стало выгодно императору). В герцогстве Камерино тоже не оказалось подходящего наследника, и оно вошло в состав Папской области, а затем стало частью герцогства Пармского. Когда эти государства процветали, то становились центрами меценатства – и давали художникам куда больше возможностей для развития, чем в более конкурентной среде крупных центров. В Ферраре у Альфонсо I д’Эсте (супруга Лукреции Борджиа) имелся малый кабинет Вакханалий (Camerino dei Baccanali), украшенный картинами известных художников, в том числе Тициана и Беллини. Яркие, живые картины (ныне хранящиеся в галереях по обе стороны Атлантики) изображали сюжеты античных мифов. В этом малом кабинете герцог отдыхал от своих государственных обязанностей. Тициан написал три картины. Кисти Джованни Беллини принадлежит «Пир богов», а Доссо Досси (придворный художник, написавший портрет Альфонсо д’Эсте с его пушкой) написал «Вакханалию с Вулканом». Рафаэль успел сделать черновые рисунки к «Триумфу Вакха», но умер до завершения работы[740]. Как писал Вазари о работе Тициана для герцога д’Эсте: «Поистине велика сила дарования у тех, кого поддерживает щедрость правителей»[741]. При дворе Мантуи покровительство оказывали не только Джулио Романо и Пьетро Аретино. Ранее покровительством правителей Мантуи пользовался Андреа Мантенья. Тициан написал портрет герцога Франческо Марии делла Ровере в 1536–1538 годах. Он старался всячески подчеркнуть воинский дух герцога. Тициан изобразил его в темных доспехах, в руке герцог держит жезл, символизирующий его служение Венеции. На заднем плане видны жезлы Флоренции и папства, которым он служил ранее. Дубовая ветвь связана с именем семейства делла Ровере[742]. Сыну Франческо Марии, будущему герцогу Гвидобальдо II, принадлежала знаменитая картина Тициана «Венера Урбинская»[743].
Многим гуманистам положение при дворе обеспечивало надежный доход, а круг обязанностей был не настолько широким, чтобы не оставалось времени на литературные труды. Секретари должны были писать письма в стиле, соответствующем получателям (а когда письма были обращены к тем, кто не владел итальянским, их следовало писать на латыни). Неудивительно, что на такие должности выбирали людей литературно одаренных. Одним из таких был Марио Эквикола. По-видимому, он был незаконнорожденным родственником маркиза Пескары (супруга Виттории Колонны). Он трудился при разных дворах и в конце концов окончательно обосновался при дворе Изабеллы д’Эсте. Главные его труды – истории семейств Гонзага и Эсте, а также трактат «О женщинах» (De Mulieribus), написанный по заказу близкой подруги Изабеллы, Маргариты Кантельмо. Трактат этот написан очень живо, совсем не в римских академических традициях, в которых был воспитан автор, но которые не были близки женщинам. И тему он избрал более подходящую для работы в Мантуе: придворные дамы. Эквикола выступал за равенство между женщинами и мужчинами, а вот другой автор, Агостино Строцци, получивший от Маргариты Кантельмо такой же заказ, этой точки зрения не разделял. Хотя взгляды Эквиколы не совсем согласуются с духом современного феминизма (он считал, что женщины обязательно должны быть красивы и хорошо сложены), но они весьма оригинальны в отношении участия женщин в делах политических и в прошлом, и в настоящем[744]. Позже Эквикола отправился во Францию с дипломатическим поручением герцога Феррарского – тоже типичная роль для честолюбивого образованного человека. Это позволило ему войти в литературные круги Парижа. Он работал на нескольких потенциальных покровителей, а в 1508 году получил постоянную работу у Изабеллы д’Эсте – поначалу он преподавал латынь и был переводчиком. (Несмотря на все достижения, Изабелле трудно давалась латынь.) Эквикола всегда выступал на стороне Изабеллы в ее соперничестве с Лукрецией Борджиа[745]. (Жизнь дочери Лукреции, Леоноры д’Эсте, показывает нам еще один важный для художников путь: работа для монастыря. Леонора стала аббатисой в возрасте всего восемнадцати лет. Она обладала замечательными музыкальными способностями и, возможно, сама писала музыку[746].)
В Европе были востребованы не только итальянские кондотьеры, но и художники, писатели и ученые. Неудивительно, что модель, описанная в книге Кастильоне, тоже носила международный характер. Кастильоне говорил о политической структуре, характерной для всей Европы (в отличие от итальянской республиканской модели управления). Книга Кастильоне пользовалась большой популярностью во всей Европе. Она вдохновила других авторов. Сэр Томас Элиот в 1531 году напечатал свою «Книгу правителя». Экземпляр «Придворного» он, по-видимому, получил от Томаса Кромвеля. Книги были не единственным источником итальянского влияния в других странах. В первой половине XVI века в Лондоне проживало немало итальянцев, и на их примере мы видим, как распространялась культура. Некоторые итальянцы, например, Барди, Кавальканти и их помощники, в основном занимались делами практическими. Они создали компании, которые торговали самыми разными товарами, от оружия до тканей, но в то же время занимались и художественными заказами. Имея тесные связи с Медичи (а следовательно, и с папским двором), они порой действовали как неофициальные дипломатические представители этого семейства. Английские придворные обращались к итальянцам не только за торговыми и дипломатическими услугами. Итальянские художники получали в Англии хорошие заказы. Скульптуры Пьетро Торриджани украшают гробницу Генриха VII в Вестминстерском аббатстве. Джованни да Майано написал несколько картин для «Лагеря золотой парчи», где в 1520 году встречались английский и французский король. Кроме того, Майано украшал дворец кардинала Уолси Хэмптон-Корт. Его терракотовые медальоны с изображением античных императоров сохранились и по сей день[747].
Итальянская культура распространялась и через университетскую систему. В университете Падуи обучались студенты из самых разных стран (здесь учился врач Генриха VIII, Томас Линакр). Так же обстояло дело и в других университетах, в том числе в Болонье. На дипломатической службе Генриха состоял тридцать один клирик, при этом тринадцать из них получили образование в Европе, а секретарь короля, Пьетро Ванни (на английский манер его часто называют Питером Ваннзом), был уроженцем Лукки