Развитие протестантизма привело к фундаментальным переменам в вальденсианской Церкви. Они приняли идеи Лютера о священстве для всех верующих, а Библия всегда была для них единственным источником истины. Но в то же время вальденсы отвергали идею, что спасения души можно достичь одной лишь верой. Они доставали книги протестантов и в 1530 году встретились с ними в Базеле и Страсбурге, предварительно довольно радикально изменив свою доктрину в соответствии с новым учением. В 1535 году в Невшателе они напечатали Библию на французском языке, хотя это не был их традиционный язык (они говорили на южном диалекте Лангедока). Ближе всего им оказались швейцарские течения протестантизма, связываемые с именем Жана Кальвина. Это была самая суровая ветвь протестантизма. Кальвинисты считали, что человек ничего не может сделать, чтобы заслужить прощение или лишиться его, поскольку судьба его предопределена. Контакты с протестантами серьезно изменили жизнь вальденсов, хотя процесс этот был не быстрым. В течение жизни одного поколения вальденсы отказались от действий, которые позволяли им жить тайно (они вступали в брак в католических церквях, заказывали мессы по умершим и т. п.). К 1560-м годам они уже почти не отличались от других протестантов.
А католические реформаторы в 1530–1540-е годы обсуждали, в какой степени можно было бы поддержать идеи Лютера. Как и протестанты, реформаторы (spirituali) считали главным жертвоприношение Христа во имя спасения человечества. Принеся в жертву своего сына, Бог спас человечество (по крайней мере, значительную его часть), и никакие дальнейшие действия уже не требуются. Их богословие основывалось на чтении Библии, и они считали, что Библию следует правильно и достойно проповедовать. Доктрина спасения через веру, а не через добрые деяния имела солидную богословскую основу в католицизме. Начало ей положил еще святой Августин Гиппонский (354–430 г. н. э.). Но кардинал Гаспаро Контарини, который вместе с испанским реформатором Хуаном де Вальдесом и кардиналом Поулом входил в общество spirituali, опасался, что, услышав это, люди забудут о добрых делах. В то время в высших кругах сложилось довольно спокойное отношение к религиозным дискуссиям и дебатам при условии, что они не нарушают социальный порядок. Просвещенные мужчины (а порой и женщины) могли читать еретические книги и обсуждать их содержание: как правители или чиновники они просто обязаны были знакомиться с существующими ересями. А вот если за чтением подобных книг заставали простых ремесленников, прощения им не было. При мантуанском дворе в 1538 году приняли радикального проповедника Бернардино Окино. Покровительство ему оказывал кардинал Эрколь Гонзага, сын Изабеллы д’Эсте. Кардинал защитил Окино, когда тот решил бежать в Германию, отказавшись явиться к папе для отстаивания своих взглядов[860]. Окино проповедовал также в Венеции, где в 1543 году была напечатана и распространена важнейшая книга реформаторов Il Beneficio di Gesu Cristo Crocifisso[861]. Большую часть жизни Окино провел в изгнании. Он искал убежища сначала в Англии, а затем в Польше и Моравии.
Кардинал Гонзага обсуждал со своим кузеном, герцогом Феррары Эрколем д’Эсте (сыном Лукреции Борджиа), как выполнить просьбу его жены Рене Французской о приглашении ко двору протестантского проповедника. Новая религия очень интересовала Рене, дочь Людовика XII и Анны Бретонской. Ее религиозные убеждения окончательно сформировались после визита ко двору в 1540 году Жана Кальвина, известного реформатора из Страсбурга. Рене стала давать приют религиозным беженцам и поддерживать их финансово[862]. Но такое поведение не могло понравиться папе. Супруг отказался позволять ей видеться с детьми. В 1554 году она на какое-то время даже оказалась в тюрьме по обвинению в ереси, но раскаялась и была освобождена. Впрочем, скоро стало ясно, что это была всего лишь уловка, чтобы добиться освобождения. После смерти мужа в 1560 году Рене вернулась во Францию и стала открытой протестанткой.
Кардинал Гонзага поддерживал также еще одного реформатора, Пьетро Паоло Верджерио, епископа Каподистрии, бывшего папского нунция. Кардинал защищал его от инквизиции Венеции и Рима и дал ему приют в монастыре близ Мантуи. Своим людям в Риме кардинал дал поручение уговорить папу не относиться к Верджерио столь сурово. Но отношения между ними окончательно испортились, когда местный священник заявил, что Верджерио советовал ему прочесть книги ведущих протестантских мыслителей. Кардинал и его друзья могли иметь представление о таких «ересях», но это не было позволено тем, кто занимал низкое положение[863]. Впоследствии Верджерио обвинили в ереси, но он принял протестантизм и бежал из Италии в Женеву. В 1550-е годы он занимался созданием лютеранской Церкви в Польше и Литве[864]. Гонзага поддерживал и кардинала Джованни Мороне, которого обвинил в ереси преемник Павла III.
Но более традиционный папский подход и постоянство также находили широкую поддержку в Италии. Многие предпочитали нечто знакомое, перемены людей пугали. При дворе Павла III хватало помпезных церемоний – достаточно вспомнить триумфальный въезд в Рим Карла V после победы в Тунисе. Павел поощрял публичные процессии, в том числе карнавал. Папские празднества становились все более пышными по мере того, как Церковь обратилась к контрреформации. Более того, стиль проповедников spirituali становился все более неопределенным (из соображений самозащиты). Они не спешили открыто атаковать церковную иерархию, как это делал, скажем, Савонарола. В отличие от протестантов Германии и Центральной Европы, spirituali не подталкивали слушателей к прямым действиям против институтов Римской католической Церкви[865].
Противоречивая натура двора Павла III хорошо отражена в путевых заметках Уильяма Томаса из Уэльса. Томас побывал в Риме в конце 1547 года, в начале правления Эдуарда VI. После разрыва Англии с Римом Томас стал свидетелем серьезных социальных перемен, произошедших после роспуска монастырей, хотя серьезные богословские сдвиги в англиканской Церкви еще не произошли – они были впереди. Томас подробно описал свои путешествия, с неодобрением отозвался о папской роскоши, которую не удавалось ограничить никаким реформаторам, но в то же время не смог скрыть восхищения итальянской культурой – несмотря на свои враждебные религиозные взгляды. В 1554 году Томас был казнен за участие в восстании Уайатта. Причиной к восстанию стал брак королевы Марии с Филиппом Испанским. Исходя из этого, Томаса нельзя назвать совершенно беспристрастным наблюдателем.
«Из земель, заключенных в стены [города Рима], заселена едва ли третья часть, и не здесь заключена красота Рима, но по большей части на равнине, и на берегах рек, и в Ватикане, потому что с тех пор, как епископы начали править, каждый стремится поселиться так близко ко двору, как только возможно. Тем не менее эти улицы и дома настолько красивы, что, по моему мнению, ни один город не сможет превзойти его по той причине, что у них есть прекраснейшие творения античности, которыми они украшают свои дома, особенно епископ, его кардиналы, прелаты и другие члены его Церкви, у которых все это находится в распоряжении»[866].
Томас стал свидетелем празднеств по поводу прибытия кардиналов к мессе в собор Святого Петра в Рождество 1547 года. Мессу служил Павел III. Томас весьма неодобрительно отозвался о роскоши самой службы и процессий[867]. Как бы ни желал папа каких-то реформ, он не спешил отказываться от роскоши дворов своих предшественников, о чем путевые заметки Томаса дают довольно точное представление.
Но осуществить программу религиозных реформ мог только собор, а созвать его из-за постоянных войн никак не удавалось. Соборы представляли собой собрание деятелей Церкви, дипломатов и опытных богословов для решения доктринальных вопросов и принятия разнообразных реформ. Часто возникали споры по поводу того, за кем должно оставаться последнее слово: за папой или собором. Последний Латеранский собор проходил в 1512–1517 годах, в прошлом веке было всего два собора, а также быстро прервавшийся третий, и многие сомневались в авторитетности такого института. Климент VII – по крайней мере, теоретически – настаивал на необходимости созыва нового собора, но он, в первую очередь, был папой политическим, и приоритетом для него была безопасность Папской области и стабильность положения его семьи во Флоренции. С приходом Павла III у сторонников собора забрезжила надежда, но в первые годы понтификата Павлу это никак не удавалось. Он сразу же запросил у комитета кардиналов, куда входили Гаспаро Контарини, Джан Пьетро Карафа (тоже будущий папа) и Реджинальд Поул, доклад о реформах Церкви[868]. Но проводить реформы ни на национальной, ни на международной арене напрямую не удалось бы. В Италии папские приближенные опасались, что в результате жестких реформ они могут лишиться щедрых бенефиций, полученных при существующей системе покровительства и торговли должностями[869]. На кону стояли очень важные интересы. Многие из тех, кто входил в курию, имели тесные связи с римскими семьями и вполне могли серьезно осложнить жизнь любому реформатору.
Павел пытался созвать собор в 1536 году – в Мантуе или Виченце, – но столкнулся с противодействием со стороны князей-протестантов. Лютер, который поначалу поддерживал идею собора, теперь относился к этой идее скептически, отчасти потому, что папское решение имело приоритет над любыми решениями собора, а отчасти по богословским соображениям: он считал, что слово Божие, выраженное в Библии, должно являться единственным источником истины