Осада Сиены длилась несколько месяцев. Армией города командовал Блез де Монлюк. Пьеро Строцци командовал французской армией за пределами городских стен. Следует отметить роль женщин в организации обороны. Они разделились на три группы. Одной управляла синьора Фортегуэрра, другой – синьора Пикколомини, а третьей синьора Ливия Фауста. Они следили за состоянием и ремонтом городских стен. Даже сегодня один из бастионов называют «Фортино делле донне» – «маленькая крепость женщин». Монлюк писал, что эти дамы «заслуживают вечной славы»[933]. В августе 1554 года в сражении при Марчиано Строцци потерпел поражение, и флорентийцы смогли все силы бросить на осаду. Они решили уморить сиенцев голодом. Осада длилась восемь месяцев. Чтобы уменьшить потребность в пище, Монлюк сначала избавился от ландскнехтов, а затем в феврале 1555 года еще от 4400 «бесполезных ртов», из которых почти половина умерла в течение недели после выхода из города – люди не могли найти пропитания, кроме травы и растений. К апрелю в Сиене почти не осталось хлеба. Те малые запасы, что еще оставались, разграблялись и продавались по заоблачным ценам. 21 апреля город решил сдаться. Монлюк отказался делать это публично и покинул город после официальной капитуляции. Хронист Алессандро Соццини описывал, какое облегчение почувствовали жители города, когда на площадь наконец-то привезли еду, вино, которое в последние дни продавали за 33 сольди, стало стоить всего три, а яйца, стоившие 21 сольди за пару, стали стоить всего два[934]. Сиена вошла в территории герцога Козимо Медичи. В 1569 году папа признал права Медичи на Тоскану и даровал Козимо титул великого герцога. И снова богатство Священной Римской империи помогло итальянскому государству подавить своих противников: победа Козимо была доказательством испанского владычества в Италии.
С 1554 года Карл V, жестоко страдавший от подагры, начал процесс отречения, разделив империю на части. Прошло два с половиной века, прежде чем другой европейский правитель сумел вновь собрать личную империю. Брат Карла, Фердинанд, получил германские государства и Австрию. Сын Карла, Филипп II, стал королем Испании – и растущей империи. Филипп также обеспечивал итальянские интересы империи в Милане, Неаполе и на Сицилии. Кроме того, он женился на новой английской королеве, Марии I, и какое-то время сохранялись надежды вернуть Англию в лоно католической Церкви. Сам же Карл поселился в монастыре Юсте в Эстремадуре, где и умер в сентябре 1558 года.
Финальный конфликт франко-имперской войны происходил не в Италии, а на севере, во Фландрии, где в 1557 году армии империи разгромили французов в сражении при Сен-Квентине[935]. Обе стороны войны не желали (расходы на войны были слишком велики), и продолжать никто не собирался. Французский поэт Жоашен дю Белле, секретарь в римском доме своего кузена, кардинала, так описывал атмосферу города:
Разъеден воздух; бог войны здесь поселился,
Голод, боль и страх […]
Не видно никого, вокруг одни солдаты в шлемах,
Не слышно ничего, лишь барабанов буря,
И каждый день ждет Рим осады новой[936].
Но и у другой стороны нервы тоже были на пределе. Венецианский дипломат в 1559 году предполагал, что Испания тратила на войну десять миллионов дукатов в год: даже если это преувеличение (и с учетом инфляции), то для сравнения скажем, что Неаполь в начале войны за десять лет потратил 2,73 миллиона[937]. Неаполь стал жертвой колоссальных налогов, связанных с войной: на войны тратили деньги, взятые в кредит, а отдавали кредит из полученных налогов.
«Невозможно представить себе способ вытягивания денег из граждан для использования их в другой стране. Подданные в такой ситуации впадают в отчаяние, многие оказываются на улице, лишаясь крыши над головой, что порождает больше воров и злодеев, чем во всей остальной Италии.
Кроме того, вместо того чтобы разумно тратить деньги на оборону, вице-король взял в привычку швыряться крепостями и назначать друзей для управления ими. Но при этом он не снабжает их должным образом, делая легкой добычей врага»[938].
Вот в такой обстановке Филипп и Генрих в 1558 году начали переговоры. 23 апреля 1559 года они подписали Като-Камбрезийский мир. Это было сложный мирный договор, учитывающий множество европейских партнеров. Закреплен он был двумя браками: сестра Генриха Маргарита выходила замуж за герцога Савойского, а старшая дочь Генриха Елизавета становилась супругой либо Филиппа II, либо его сына, дона Карлоса. Если же говорить об Италии, то судьба многих спорных территорий уже решилась в сражениях. Переговорщикам предстояло решить множество сложнейших проблем: возвращение Монферрато Мантуе; французские претензии на Салуццо (в западной части Пьемонта); старинные французские претензии на Милан и Бургундию (обе эти территории повисли в пустоте). Французы согласились вернуть остров Корсика Генуе и часть тосканской и сиенской территории герцогу Флоренции. Впрочем, после всех разменов Испания осталась доминирующей силой в Италии[939].
Спустя шестьдесят пять лет после марша французских армий по Италии французские надежды на полуострове значительно поубавились. Франция потеряла Пьемонт (регион в Северной Италии с центром в Турине), хотя эта область была стратегически важна для наступлений с севера. Салуццо, доставшийся герцогам Савойским, был слабым утешением. Потеря Корсики ставила Францию в зависимость от своих османских союзников – ни одна кампания в Средиземноморье без их поддержки была невозможна. А вот Испания наслаждалась победами. За шесть с половиной десятилетий она окончательно закрепилась сначала в Неаполе, на Сицилии и Сардинии, а затем обеспечила себе союзников в Тоскане (Флоренция и Сиена), а также на Корсике и в Генуе. Мощь Испанской империи была безгранична. Теперь Испания контролировала большую часть западного побережья Средиземного моря, и это стало серьезной проблемой для главных морских соперников – османов.
Со временем, особенно после укрепления испанской власти в Италии, все больше итальянцев переходило на службу Империи – непосредственно, а не в качестве кондотьеров. К 40-м годам XVI века в совет Карла V входило несколько итальянцев. Некоторые пытались спасти свою гордость, утверждая, что испанцы нуждаются в наставлениях итальянских капитанов и не могут без них справиться. Венецианский посол при дворе брата Карла, Фердинанда, Лоренцо Контарини, в 1548 году критиковал «общее мнение» об отваге испанских армий и опытности испанских командиров. В действительности они были «не так отважны, как сами о себе думали», и лишь немногие испанские капитаны могли командовать войсками на высоком уровне: герцог Альба, главнокомандующий армиями императора, «знает очень мало о ведении войны, и все считают его довольно робким». Карл не ввел ни одного испанца в свой тайный военный совет – он состоял исключительно из итальянцев. И повсеместно утверждалось, что если испанцы и становятся хорошими солдатами, то лишь «в подражание» итальянцам. В заключении Контарини писал: «Подводя итог, я считаю, что испанцы – полезная нация в войне, но не настолько превосходная, как они сами утверждают. Это самая тщеславная нация, с какой мне только доводилось иметь дело, и испанцы, не моргнув и глазом, выскажут тысячу ложных похвал себе и заставят поверить, что все сделали лишь они одни»[940].
История испанского высокомерия и итальянского превосходства была хорошо знакома читателям Контарини: больше того, она повторялась снова и снова. Почти пятьдесят лет спустя пьемонтский философ Джованни Ботеро утверждал, что испанская пехота под командованием итальянцев сражалась лучше, чем под командованием испанских офицеров[941].
Испания была не единственным местом, куда могли отправиться итальянцы. Как мы уже говорили, кузен Екатерины Медичи, Пьеро Строцци, отправился служить французам, когда стало ясно, что ее супруг будет наследником престола. Многие итальянцы находили за границей приложения своим гуманитарным навыкам. Они становились секретарями и дипломатами, и их высоко ценили в разных странах. Флорентийские секретари работали в Польше, Венгрии и Англии. Они использовали свои международные связи, чтобы обеспечить привилегии и процветание родным и друзьям, а в ответ передавали новости со всей Европы назад в Италию.
Апеннинский полуостров переживал послевоенные времена со всеми характерными для такого времени проблемами. Одной из проблем было обилие оружия. Особо сложная ситуация сложилась в регионе, связанном с производством оружия, Гардоне-Валь-Тромпиа, где находилась фабрика Беретта, производившая ружья, мушкеты и пистолеты. В 1553 году венецианский Сенат получил официальную жалобу от местного чиновника. «Все вокруг носят аркебузы, – писал он, и […] не довольствуются одной. Даже женщины носят две, одну в руках, а другую на поясе, и обе с колесцовым замком. И все они – дурное семя, дикие, заносчивые лютеране»[942]. Обилие оружия было опасно само по себе, но в сочетании с религиозным радикализмом становилось еще более серьезной проблемой.
В 70-е годы XVI века неизвестный автор предложил заключить международный договор о контроле над оружием[943]. Он (или, возможно, она, поскольку мы знаем по меньшей мере одну женщину, которая писала антивоенные трактаты) заявлял, что ущерб от огнестрельного оружия с колесцовым замком настолько велик, что, если папа, а за ним и другие князья не предпримут срочных мер, жизнь будет безнадежно испорчена. Жить станет еще труднее, а вскоре не останется ни места, ни государства, где можно чувствовать себя в безопасности, когда любой встреченный в сельской местности пастух будет разгуливать с аркебузой на плече.