Ленка обхватила его голову обеими руками, посмотрела несколько секунд и совсем другим голосом – не веселым, не злым – проникновенным – сказала:
– Я понимаю, Денис, честно, понимаю! Это неприятно, и каждый старается скрыть какие-то свои физические недостатки, чтобы от него не отвернулись и не обидели неприязнью, жалостью или отвращением. У всех есть комплексы, и все мы с ними, как с яйцом тухлым, носимся. Но ведь ты не сам себе ногу гвоздиком расковырял, удовлетворяя тайные мазохистские желания. То, что с тобой случилось, не сделало тебя другим человеком! Ты остался все тем же замечательным, сильным, красивым, гениальным Денисом Арбениным.
Он закрыл глаза. Не мог больше выносить лучистости ее взгляда без тени слезливой жалости, правдивые золотистые глаза!
Лена ошибалась! Он стал другим человеком, но сейчас это не имело никакого значения.
– И, кстати, начинай привыкать и не дергаться! – вновь повеселевшим голосом сообщила Ленка. – Если ты собираешься со мной спать, то я непременно стану ногу твою и трогать, и целовать, и всячески баловать! Да и, между прочим, у меня тоже есть физический недостаток! – заявила девушка и попробовала выбраться из кольца его рук, Денис и не заметил, когда успел ее обнять. – Отпусти меня!
Денис отпустил, открыл глаза, посмотрел на нее, не понимая, каким образом случилась с ним и в его жизни такая странность. Ленка проворно уселась рядом, ухватила двумя руками свою левую ногу, подтянула вверх и ткнула пальцем в лодыжку.
– Смотри, у меня вторая косточка на лодыжке! В детстве стукануло качелями, перелом не случился, но вылез шишак, да так и остался. Когда хожу на низком каблуке, почти незаметно, но если надеваю высокий, то она торчит, как дуля! Представляешь? – по-девчоночьи болтала она. – Дама такая вся из себя, а на ноге две шишки! Я всегда эту ногу под стол или стул прячу, когда сажусь. Ну, что ты смеешься?
Денис смеялся. Закрыв глаза, прижав веки пальцами руки, смеялся, сотрясаясь всем телом, все сильнее и сильнее… изо всех сил стараясь не заплакать!
– Ни-че-го! – категорически, по слогам заявила Ленка. – Вот ничего в этом смешного нет!
Не глядя, продолжая смеяться, он за плечо притянул девушку к себе и обнял. Легко, но через мгновение прижал сильнее, погладил по голове, поцеловал в пробор в волосах. Расставил пальцы, закопался в ее волосы на затылке, поглаживая маленькое ушко, затем отстранил от себя ее голову, заглянул в лицо и спросил:
– Ты ненормальная, ты это знаешь?
– Ну вот теперь знаю, ты мне только что сообщил! Это в том смысле, что «ку-ку»?
– Нет, – улыбался счастливо Денис. – Это в том смысле, что, слава богу, ты не такая, как все!
– Хочу заметить, это сильно осложняет жизнь!
– Ничего, мы справимся, – что-то далекое, заоблачное, почти невозможное и самому непонятное пообещал Денис.
Наклонился и медленно, нежно-неторопливо поцеловал эту необыкновенную женщину.
И сообразить не успел, как полыхнуло изнутри, выстрелив от прикосновения к ее губам, переплавив нежность и благодарность в жар! Он оторвался на секунду, только чтобы сообщить:
– Я тебя хочу! Прямо сейчас!
– Ну да, да, да! – требовала она в ответ.
Денис опрокинул ее на спину, без всяких там прелюдий и предварительного «компота» – это в следующий раз! Обязательно! И долго, и нежно, не торопясь – в следующий раз!
Денису, как дышать, сейчас требовалось обладать ею! Чтобы Ленка принадлежала ему в этот момент – вся, со всем, что она сказала, сделала сейчас для него, как от вековой горечи отмыла! Быть в ней, с ней, раствориться в обладании!
Мир взорвался разрывной гранатой из глубины! И было это фантастично!
Денис проснулся, как и заснул, – в секунду, словно рубильник выключили-включили. Такого с ним еще не бывало: заснуть сразу после секса! Нет, не секса – горячечной, невероятной любви!
Он помнил только, что смог перевернуться на бок, обнять покрепче Ленку, и как обморок! Нет его!
Проснувшись, еще не открыв глаза, Денис вспомнил происшедшее в деталях, все еще теплея внутри, улыбаясь, открыл глаза…
И испугался! Ленки рядом не было.
Включенная лампа на прикроватном столике немного рассеивала темноту. Арбенин резко сел, осмотрелся, в комнате девушки тоже не было. Его пот прошиб от испуга, а сердце пропустило удар.
– Лена! – позвал он, резко откинув одеяло, которым был заботливо прикрыт. И громче: – Лена!
– Я здесь, – отозвалась она откуда-то снизу.
Денис выдохнул, чувствуя, что его, как холодной водой, окатило облегчение, пробежавшее мурашками по позвоночнику.
– Где? – не понял он.
– Здесь, – донеслось глухо снизу.
Денис перекатился на другую сторону и наклонился над краем кровати, из-под которой торчали Ленкины симпатичные ножки и край кружевных трусиков. Остальная часть тела барышни Невельской находилась под кроватью.
– Что ты там делаешь?
– Изучаю, – пояснила смысл такого своего странного расположения госпожа Невельская.
Денис хмыкнул и разулыбался глупой улыбкой. Сам знал, что глупой, но никто же не видит.
– Вылезай! Там темно и пыльно! – потребовал он.
– У меня есть фонарик, и здесь не так уж пыльно, у тебя хорошая домработница!
– Ленка, вылезай! – распорядился Арбенин.
– Сейчас!
Елозя попкой по ковру, мадам Невельская начала выдвигаться из-под кровати. Дождавшись, когда она окончательно выползет и сядет, Денис подхватил ее под мышки и втянул к себе на кровать.
– Где фонарик надыбала? – улыбался вовсю Арбенин.
– Я всегда с собой в сумке два ношу, мало ли что рассматривать понадобится.
– Я долго спал? – чуть извиняющимся тоном спросил он.
– К сожалению, нет, – попечалилась она, – всего двадцать минут.
– Извини.
– За что? – засмеялась Ленка. – За то, что заснул, или за то, что мало спал?
– Видимо, за все. И чего тебя туда понесло?
– Как чего? – неподдельно поразилась она его вопросу. – Это же «Россиниада»! Твоя кровать!
– Я в курсе, что это моя кровать, и что? – не понял Денис такого энтузиазма.
– Да ты что! – возмутилась Ленка. – Ты заснул, а я только тогда сообразила, на чем мы лежим! Я знаешь сколько гонялась за этой кроватью, чтобы посмотреть?! Посвящение великому Росси, в его ампирном стиле, с полосками черного дерева, бронзовые маски, розетки и рельефы его самых известных зданий в Петербурге! Да я на выставке вокруг нее скакала, только не плакала!
– Постой-постой, – притормозил ее восторженное выступление Арбенин, – а ты часом не та самая журналистка, которую выгнали с выставки за то, что она залезла под экспонат?
– Не выгнали, – напустив надменности, уточнила Лена, – а интеллигентно вывели и отобрали пропуск.
Денис откинулся на подушку и расхохотался. Он так смеялся, что слезы брызнули. Он никогда так не смеялся – вот вам крест!
Никогда!
– Да я всего-то на коленки встала и заглянула под нее! – оправдывалась девушка, пытаясь перекричать его хохот.
– Ленка! – не мог остановиться Денис.
Притянул ее к себе, прижал и смеялся.
– Я всего лишь хотела посмотреть задник, – глухо, в его шею, объясняла она и, что-то вспомнив, быстренько выбралась из его объятий. – Слушай! А почему ты иногда делаешь на изнанке, по углам, резьбу? Так никто не делал, кроме одного мастера – крепостного Мещерского.
– Прочитал как-то в старом учебнике по мастерству, еще дореволюционном, что некоторые краснодеревщики оставляли не только свой знак, личное клеймо, но и вырезали небольшие обереги – животных, растения, которые охраняют изделие. Мне понравилось, иногда так делаю.
– А «Россиниада» – это же ансамбль спальный, еще столики прикроватные, трюмо, два стула. Где они?
– Я ж на заказ ее делал, – объяснял Денис, – у заказчика какие-то заморочки с деньгами случились. Он выкупил только малые формы, а за кровать расплатиться не смог. Правда, деньги, потраченные на материалы, требовать обратно не стал. Вот я ее и оставил себе.
Где-то в отдалении, наверное, в большой гостиной, начали бить напольные часы. Ленка сделала страшные глаза, соскочила с кровати и заметалась бестолково по комнате.
– Лен, ты чего? – приподнялся на локте Денис.
– Сколько времени? – запричитала она.
– А, черт! – сообразил Арбенин и одним движением выскочил из кровати.
Совершенно позабыв про ногу и необходимость ее прикрывать.
Денис натянул джинсы и босиком пошлепал из комнаты.
– Половина девятого! – прокричал откуда-то он.
– Блин! – ругнулась Ленка, торопливо одеваясь.
Прощаться он тоже не умел.
Теоретически догадывался, что положено поцеловать, сказать какие-нибудь нежные и приятные слова, хоть как-то выразить благодарность великую за то тепло, приятие, понимание, которое она ему подарила. За все великую благодарность, но…
Не знал и не умел.
И маялся, чувствуя себя неуклюже большим, неуютным и неправильным совсем.
И ничего! Как дундук какой – ну, не умеет, не знает!..
Денис распахнул ворота, Ленка выехала, остановила машину в паре метров… И спасла его от всех «драконов» незнаний и неумений – выскочила, подлетела, обняв с разбегу. Денис подхватил девушку, оторвав от земли. Ленка поцеловала его коротко в губы, присмотрелась и еще раз поцеловала.
– Пока!
– Пока, – глухо отозвался Денис. – В субботу с Василием Федоровичем сможешь приехать?
Вот и все, что смог сказать! Хотел многое: и расцеловать по-настоящему, и поблагодарить, и удержать, если получится…
– Смогу! – сверкнула глазами Ленка. – Все! Пока!
Еще разок чмокнула и бегом вернулась в машину, быстренько уселась, взялась за ручку дверцы, выглянула, обернувшись к нему, и прокричала:
– А насчет татуировочки подумай!
Денис усмехнулся. Легко и свободно, первый раз не ощутив неловкости от обсуждения запретной темы его увечья.
Лена захлопнула дверцу, махнула напоследок из открытого окна рукой и уехала.
Он долго стоял, засунув руки в карманы джинсов, и смотрел вслед, даже когда машина завернула за угол и скрылась из виду.