Где же Кира? Почему так долго не возвращается? И когда волнение стало совсем уж непереносимым, Леся поднялась и сказала:
— Я выйду!
— Я тоже с тобой! — немедленно вызвалась Карина.
Кеша услышал ее слова и тут же дернулся.
— Там ветер и свежо. Не ходи. Простудишься.
— Все будет в порядке.
— Но в твоем состоянии…
— Кеша, я не умираю, я всего лишь беременна. Это не опасно для здоровья и, кроме всего прочего, скоро пройдет.
Прислушивающаяся к этому разговору Нина неожиданно вмешалась:
— Карина, что ты издеваешься над человеком? Он же волнуется за тебя. И справедливо. Накинь хотя бы мою шаль!
Шаль Карина покорно накинула. Тем более что та была необыкновенно красивой. Нежно-голубая — словно морские волны с прыгающими в них, тоже синими, дельфинами. Шаль была очень большой. И Карина почти целиком закуталась в нее.
— Теперь ты доволен? — спросила она у Кеши.
Кеша повеселел.
— Иди, моя хорошая.
И он проводил Карину долгим обожающим взглядом.
— А Кешка в тебя влюблен, — заметила ей Леся, когда они вышли на улицу.
— Знаю.
— А ты?
— А что я? — грустно произнесла Карина. — Я — замужем. И жду ребенка.
— Мне кажется, что для Кеши чужой ребенок не помеха. Он бы взял тебя и с пятью детьми от пяти разных мужей.
— Да, Кешка… он такой, — мечтательно произнесла Карина. — Но дело не в нем. Во мне.
— А что с тобой не так? Ты любишь мужа? Извини, но ни за что в это не поверю.
— Да уж, любви-то никакой между нами давно нету, — вздохнула Карина. — Не могу я так поступить из-за самого Кешки.
— Почему?
— Ну, сама посуди, он такой классный! Такой веселый! Такой умный и талантливый! У него еще все впереди. А тут я, да еще с ребенком! Это же какая обуза! У него денег почти совсем нету. А у Сергея их, наоборот, полным-полно. Он сможет дать ребенку все! А Кешке придется себе во всем отказывать!
— Так ты из-за него опасаешься? Чтобы не быть ему в тягость?
— Конечно!
— Это ты зря! Он никогда не сочтет, что ты или твой ребенок ему в тягость. Не такой он человек!
— В том-то и дело! Сам он этого никогда не скажет и даже не подумает. Но я-то все знаю и понимаю: ребенок — это большие траты! Как я могу заставить Кешку рваться на куски!
— Он с радостью будет делать все возможное и невозможное! — горячо воскликнула Леся.
— Нет, не могу я. И потом, о ребенке надо подумать. У него есть отец. Сергей сделает для ребенка все, что нужно. Конечно, сам Сергей совсем не такой, как мне бы хотелось. Но он богатый человек и сможет содержать и меня, и своего ребенка без всякого ущерба для себя.
— Но ты же его не любишь!
— Не люблю.
И чтобы прекратить разговор, который явно становился ей неприятен, Карина остановилась и заявила:
— Что-то я уже устала, да и ветер сильный. Прав был Кешка, надо было его слушать. Но я постою тут возле дома. У стены, смотри, ветра совсем нет. А если станет холодно, я в дом вернусь.
И, передав Лесе шаль Ниночки с весело прыгающими в волнах дельфинами, она сказала:
— А ты иди, пройдись.
И Леся, с благодарностью закутавшись в шаль, тем более что ей она шла куда больше, чем брюнетке Карине, двинулась по тропинке.
— Тебе идет! — крикнула ей вслед Карина. — Очень красиво!
И Леся пошла дальше вокруг дома. Сначала мысли Леси крутились вокруг Карины и ее запутанных отношений с мужем и другом детства. Но потом Леся вспомнила про более важное дело — о Кире. Где же она все-таки? Куда пропала?
— Кира! — крикнула Леся, чтобы привлечь внимание подруги. — Кира! Где ты?
Где-то неподалеку послышались шаги.
— Ты тут?
В ответ за углом дома раздался какой-то шорох. И голос, вроде бы Кирин, произнес:
— Иди сюда!
Обрадованная Леся понеслась на зов. Но, завернув за угол, налетела на что-то тяжелое, что ударило ее прямо по лбу. В голове у девушки мгновенно зашумело, перед глазами понеслись веселенькие радужные кружки и искры. А потом Леся издала сдавленный стон и рухнула на землю.
Ударивший ее человек наклонился и поднял бесчувственное тело. Дельфины теперь прыгали уже далеко не так жизнерадостно. И выглядели скорей тревожно.
— Еще одна готова! — удовлетворенно пробормотал человек и похвалил сам себя. — Какой ты все-таки молодец, котик. Полдела одним махом, о-па! — и сделано!
Некоторое время он размышлял, разглядывая девушку.
— И что дальше делать? — произнес он, советуясь как бы сам с собой. — Надо бы ее в себя привести. А то до машины тащить такую толстушку, грыжу, пожалуй, заработаешь.
И человек влепил Лесе две увесистые пощечины.
— Ой! — вздрогнула та, придя в себя. — Ой, это ты? А зачем?..
Но договорить Лесе не удалось.
— Молчи, дура! — рявкнули на нее почти басом. — Идти можешь?
— Нет, — прошептала Леся.
И в этот же момент голова Леси дернулась от сильной оплеухи.
— А теперь? — со злорадством поинтересовался тот же голос.
Леся подумала и быстро сказала:
— Теперь могу.
— Молодец!
— Только помоги мне встать!
Резкий рывок, и Леся оказалась на ногах.
— Что ты так грубо?
— Шагай давай! А то мигом подбодрю!
И Леся получила новую затрещину. Когда она немного пришла в себя и по крайней мере смогла что-то разглядеть сквозь плавающую перед глазами муть, то увидела перед собой нож. Довольно большой и очень острый.
— Видишь это?
— Вижу!
— Конечно, это не челюсти. Но если разок пырнуть тебя этим ножиком, войдет как в масло. Поняла?
— Да.
— Тогда без шуток у меня. Молчи и слушай! Сейчас мы с тобой пойдем к моей машине. Твоя подружка тебя уже там ждет. Мы сядем в машину и уедем.
— Как это?
— Молча! И если ты вздумаешь выкинуть какую-нибудь штуку: закричишь или поднимешь шум, этот ножик я всажу тебе прямо в печень.
— Не надо в печень! Она очень плохо заживает.
Преступник промолчал. Но про себя подумал, что проткнутая печень не должна бы ее волновать. При любом раскладе жить девушке осталось от силы полчаса. Ей и ее подружке. Слишком пронырливыми они оказались. И слишком много узнали. Но сказал он другое:
— Шевелись. И останешься жива!
Леся шагнула. Увы, первая попытка шагнуть позорно провалилась. Она чуть не упала. И почувствовала, как лезвие ножа проткнуло ей кожу.
— Аккуратней!
— Хорошо, — пролепетала Леся, чувствуя, как по правому боку стекает тонкая теплая струйка. — Не убивай меня, пожалуйста!
Машина преступника стояла вместе с остальными машинами. Самая обычная, ничем не примечательная дорогая машина с тонированными стеклами. Связанной и лежащей на заднем сиденье Киры Леся сначала не заметила. Увидела она ее в тот момент, когда дверца машины открылась.
— Кира!
И снова болезненный укол в бок.
— Молчи, дура! Помни уговор! Ты молчишь и живешь. Заорешь, я тебя живо прирежу!
Леся подавленно кивнула. И полезла в машину. Она скрылась в ней больше чем наполовину, когда преступник ударил ее головой о стойку машины. Леся застонала и в ту же минуту снова потеряла сознание. На этот раз преступник не стал приводить ее в чувство.
— Полежи так!
И, заталкивая тело Леси в машину, он внутренне уже торжествовал победу. Еще бы! Обе девушки были в его руках! И, ликуя, он допустил непростительную неосторожность: забыл поглядывать по сторонам. И потому не увидел еще одно действующее лицо. А именно господина Бадякина собственной персоной.
Господин Бадякин ненадолго задержался на посту ГАИ. Непростая жизнь научила его выкручиваться. И, будучи человеком простым, без всяких там мешающих жизни принципов, он умело давал взятки в тех случаях, когда чувствовал за собой вину и понимал, что без денег тут не обойтись. Взятки у него брали охотно. Простое выразительное лицо Бадякина навевало мысли, что лучше уж взять взятку, чем остаться без оной и без зубов.
Поэтому долго Бадякин торговаться с гаишниками не стал. Они быстро прониклись пониманием его жизненной ситуации. Потом вместе душевно поругали коварный женский пол. И гаишники довезли Бадякина до дома вместе с его машиной. А получив от него приличное вознаграждение, и вовсе стали его задушевными корешами.
Оставшись один, Бадякин почувствовал жажду. Нет, еще выпить ему не хотелось. Это было что-то другое, скорее духовная жажда общения. Для Бадякина такое состояние было внове, и, томимый смутным чувством, что не все он сказал этой пухленькой красотуле, гостившей в новом доме в их поселке, он некоторое время пошатался по своему большому и совершенно пустому дому. И наконец понял, что должен не сопливиться, а действовать.
Определенно между ним и блондиночкой осталась какая-то недосказанность. И Бадякин хотел ее ликвидировать. Он рассчитал верно. Раз симпатичная блондиночка со своими привлекательными формами оказалась возле их поселка, то, значит, она гостит у этого своего школьного друга, о котором столько рассказывала ему в свой прошлый визит.
Тогда-то она пришла к нему с подругой — рыжей и сухопарой. Тоже симпатичной, но не во вкусе Бадякина. Хотя и для той рыжей он мог бы раздобыть парочку холостых приятелей. Парочку не потому, что Бадякин был приверженцем всякого там шведского разврата. Вовсе нет. В глубине души Бадякин оставался простым деревенским парнем со строгими моральными устоями, крепко вбитыми в него широким солдатским ремнем отца.
Из двух кандидатов рыженькая могла выбрать, кто больше приглянется. Не совсем понятно зачем, но ему хотелось быть великодушным с этой рыжей. Может быть, потому что она была подружкой пухленькой блондинки?
Покрутившись по дому, Бадякин решил:
— Хватит! Ночь там или не ночь, мне однофигственно. Пойду и извинюсь!
До нового дома Бадякин добрался быстро. И сразу же понял, что в доме не спали. Но тут же Бадякин вспомнил, что был уже тут один раз. И тогда показал себя не с лучшей стороны. Но был пьян, и ему-то казалось, что ведет он себя вполне нормально. Но сейчас протрезвел. И ему стало стыдно за самого себя.