– Забираем у вас дела, Елена Владимировна! – бодро ответила Верочка.
– Все?! – Я не поверила своему счастью.
– Почти. Вам ведь теперь почти все время и силы придется посвятить одному-единственному процессу…
– Ах, да, Плевакин же вчера обещал журналистам, что слушания будут идти с девяти утра до девяти вечера, – вспомнила я.
Вот эта перспектива мне не понравилась.
С девяти утра – ладно, но до девяти вечера? Это в котором же часу я буду возвращаться домой? И как много упущу в общении со своим любимым трудным подростком?
– Нет, с девяти до девяти каждый день не получится, нельзя нарушать трудовое законодательство, – подал голос рассудительный Дима. – Реальный прогноз – с десяти до семи.
– Это еще куда ни шло, – согласилась я и сдвинулась в сторону, уступая дорогу мини-каравану.
– Елена Владимировна, а вы себя видели? – оглянувшись на меня уже с расстояния в пару метров, поинтересовалась Верочка. – Серый костюм на фоне желтой стены смотрелся здорово! – восторженно добавила она.
– Где смотрелся? – тупо переспросила я. И меня накрыла волна досады: совсем забыла про вчерашний пресс-подход! Как-то не задержалась у меня в голове простая и здравая мысль, что операторы снимали нас с Плевакиным не для собственного удовольствия, а для новостей. А они, стало быть, уже вышли.
– А…
– Я вам ссылочки на почту кинул! – Мой идеальный помощник и уловил мысленный сигнал, и ответил на него.
– Спасибо, Дима!
Я вошла в кабинет и осмотрелась.
Исчезновение большей части дел заметно повлияло на интерьер. Без разноцветных папок, рядами стоящих на полках и колоннами высящихся на полу, он перестал быть деловым и живописным одновременно. Зато стало намного больше места… и пыли.
– А-а-апчхи!
Я наконец поняла, зачем Верочке нужна была маска.
Пришлось искать в сумке влажные салфетки и протирать опустевшие полки.
А Дима с Верочкой не только ушли, но и вернулись не с пустыми руками: притащили побитую жизнью видеодвойку.
– Дим, зачем? Я твои ссылочки и на телефоне посмотрю, – сказала я.
– Это вам Анатолий Эммануилович прислал, сказал, понадобится для изучения материалов дела, – объяснила Верочка. – Там же целая куча кассет с видеозаписями.
– Надеюсь, они не порнографического характера, – уныло пошутила я.
– Почти, – хмыкнул Дима. – Это разные телешоу с участием ответчицы.
– Ой, Елена Владимировна, а вы знаете, что она актрисой была, эта ваша Сушкина? – Верочка полубоком присела на стол моего помощника.
Ей явно хотелось продлить пребывание в приятной компании, интересно поболтать и лишний раз показать достойному ценителю – галантному интеллигентному Диме, а не мне, – свои красивые ножки. Плевакин-то в силу возраста и склада характера обращает на них внимания не больше, чем на ножки стула.
– Заявляю протест, эта Сушкина не моя! – открестилась я.
– Теперь это наша общая Сушкина, – дипломатично заметил Дима. – Мне кажется, достанется всем.
– Но Елене Владимировне намного больше других, – возразила Верочка. – «Аргументы» уже назвали ее «престарелой молодящейся судьей» и дали просто жуткую фотку. Ой, извините, Лена Владимировна.
– Что?! Где?! Как?! – вскинулась я.
– Верочка, на минуточку! Елена Владимировна, я сейчас вернусь, – мой помощник аккуратно стянул болтливую красавицу со своего стола и вышел с ней в коридор.
– Престарелая? – недоверчиво повторила я и беспомощно посмотрелась в мутное стекло книжного шкафа.
Зеркало из него было так себе, я это понимала и никогда прежде не выражала недовольства своим отражением. А тут взяла и выразила, замахнувшись на стекло кулаком. Бить, впрочем, не стала – сдержалась.
«Неча, – как говорил классик, – на зеркало пенять, коли рожа крива».
Хотя она вовсе даже не крива.
Я вытащила из сумки пудреницу, посмотрелась в нормальное зеркальце и убедилась – не крива.
«Престарелая»! Да мне до пенсии еще больше четырех пятилеток трудиться!
Кто вообще мог такое написать обо мне, женщине в самом расцвете сил? Не иначе зеленая студентка-практикантка, идейная сторонница Анфисы Гривцовой!
А «молодящаяся» – это и вовсе поклеп! Молодящаяся – это Элеонора Сушкина, а я просто молодая!
Между прочим, это я не голословно заявляю, а со ссылкой на компетентные органы. Не так давно Всемирная организация здравоохранения изменила возрастную классификацию, и теперь молодость официально заканчивается только в сорок четыре года!
Пылая негодованием и от души желая коллективу обидевшей меня газеты в полном составе всего самого наихудшего, я посмотрела новости, ссылки на которые прислал Дима, и немного успокоилась.
В телевизионных сюжетах ничего плохого обо мне не говорили. Звучали только мое имя и должность – без нелицеприятных комментариев. Серый костюмчик с белой «блузкой» смотрелся на экране очень прилично, моих крупных планов было мало, а на общих внимание привлекала импозантная фигура Плевакина.
В общем, все было не так уж плохо.
Пока.
Натка позвонила, когда я собиралась выйти на обед. Это сбило меня с толку, и я не сразу поняла, что слова «заправься как следует» означают «залей полный бак». Даже умилилась:
– Ты теперь будешь заботиться о моем питании и за пределами квартиры?
– О чем ты говоришь? Лично я – о бензине, – решительно устранила недопонимание сестрица. – Надеюсь, ты помнишь, что завтра суббота? Мы едем в Ивановку.
– Кто это – мы? – спросила я, терзаемая самыми дурными предчувствиями.
А «куда это – в Ивановку» не спросила, потому что не забыла, что так называется деревня, где у Натки тот самый старый дом. И добрые соседи Василий Петрович и Татьяна Ивановна Сизовы. И сын Сенька.
Вспомнив о нем, я морально собралась. Мой племянник замечательный парень, серьезный, умный, ответственный – совсем не в мать. Летом ему исполнится семь, осенью он пойдет в школу, и мы, наверняка, будем гордиться его успехами в учебе. А пока неплохо было бы навестить пацана, которого безголовая мамочка с радостью сбагрила на руки чужим людям, чтобы без помех вляпаться в очередную историю.
Кстати, был бы Сенька рядом, он вполне мог бы помешать Натке вписаться в эту авантюру – пацан очень серьезно относится к своей роли единственного в семье мужчины-защитника.
Ради любимого племянника я была готова пожертвовать своими собственными планами на субботу, встать пораньше и три часа кряду крутить баранку, а именно этого, судя по всему, хотела от меня сестрица.
Я даже обрадовалась:
– Мы поедем навестить Сеньку?
– И это тоже, – уклончиво ответила сноровистая сестра. – Но главная наша задача – инвентаризация барахла на чердаке. Посмотрим, что хорошего там есть на продажу.
– Наталья, имей совесть! – возмутилась я. – Ты думаешь, что после трех часов за рулем я полезу на чердак, чтобы в пыли и паутине ворочать там железные кровати с облупленными шишечками на никелированных спинках?! И это притом что мне еще потом три часа обратно рулить?
– А там есть такие кровати? – пропустив мимо ушей главное, Натка услышала только то, что хотела. – Супер, они сейчас снова в моде!
– Я ничего не знаю о содержимом твоего чердака, ясно? Я просто предупреждаю тебя: на меня в своих поисковых работах не рассчитывай! Я буду пить чай с вареньем у Сизовых, общаться с Сенькой и качаться в гамаке!
– Ну и ладно, без тебя обойдемся, – не огорчилась сестрица. – Сашка обещала привлечь Фому, а он здоровый парень с большим желанием угодить подружке и понравиться ее родне, так что будет добросовестно вкалывать за троих. Я и сама с удовольствием полежу в гамаке.
– С нами едет Фома?
Вот это была важная информация. Дочь не просто приведет молодого человека познакомиться, а еще и припряжет его к общественно полезному труду! Это, знаете ли, заявочка на серьезные отношения!
– Да, мы едем вчетвером: ты, я, Сашка и Фома, – подтвердила Натка. – Так что, мать, поскреби по сусекам, собери весь свой такт и остатки деликатности, отключи режим «судья» и будь с ребятами понежнее.
– Спасибо за совет, сама бы я не догадалась, – съязвила я, и на том мы завершили столь полезный для меня диалог.
А после обеда я, можно сказать, развлекалась.
– Сегодня День кино? – пошутил Дима еще утром, когда я попросила его помочь мне управиться с допотопной видеодвойкой.
Не подумайте, я не полный технический бездарь. Просто память девичья, да… Я уже подзабыла, как пользоваться кассетным видиком, а сеанс общения с ним мне предстоял долгий. Боюсь, даже не один День кино – минимум два-три.
Истец по делу «”Эстет Идеаль” против гражданки Сушкиной» собрал и представил обширную видеотеку – больше дюжины кассет, и на каждой было записано по паре шоу с участием Элеоноры Константиновны.
Я впечатлилась и даже позавидовала: всего-то за год дама успела обскакать все возможные каналы! Разве что на «Природу» в познавательную программу об интересных животных не сходила. А зря. Чем дольше я смотрела, тем отчетливее понимала, что гражданка Сушкина представляет собой какой-то уникальный вид. Она менялась, как хамелеон!
И речь не о прическе и нарядах, которых у Элеоноры Константиновны было очень много – хватало, чтобы не повторяться и радовать глаз телезрителя то пламенным алым, то нежными пастельными тонами, то непорочной белизной. В этом, конечно, не было ничегошеньки предосудительного: любая дама на месте Элеоноры Константиновны пожелала бы показать миру всю гамму своих праздничных одежд. Не у всех же она, эта гамма, целиком исчерпывается благородным серым цветом парадной фрачной пары…
Кстати, после просмотра нескольких видеокассет я поймала себя на мысли, что это – не дело, надо бы мне завести еще хоть один костюм на выход, темно-синий, например, это вечно модный цвет, если выбрать правильный фасон и добротную ткань, ему тоже сносу не будет… Господи, как же мне надоело это перманентное безденежье! Я тоже хочу себе модные наряды непрактичных пастельных тонов! Нежно-васильковый костюм, вот! Он подойдет к глазам… Или… нет, однозначно нужен розовый! Он подойдет к моим балеткам. Хотя их давно пора уже выбросить и купить себе новые, чтобы смотрелись не хуже, чем диван в той клинике… Ах, сколько прекрасных балеток можно было бы выкроить из того диванчика…