– Я пошла, – пробормотала Натка и, одернув на себе платьице, выплыла из кухни скользящим шагом манекенщицы на показе.
Я поборола желание высунуться в прихожую и сосредоточилась на порученном мне важном деле: нашла на вешалке наряд номер два – медицинскую маску – и приготовилась помогать топ-модели со сменой образа.
Вечер окончательно перестал быть томным.
Глава седьмая
Утром я встала последней – невиданное дело!
Натка с Сашкой подорвались чуть ли не на рассвете, потому что накануне путем долгих споров и непонятных мне расчетов определили лучшим временем для публикации своего «бомбического» ролика семь часов утра. Саму публикацию сделала Маша, но мои красавицы неотрывно следили за процессом, шумно радуясь тому, как быстро их видео набирает просмотры и лайки.
Я при всем желании не могла проникнуться важностью происходящего, поэтому даже не стала завтракать и тихо ушла, оставив дочь и сестру глубоко погруженными в виртуальный мир комментов, лайков и постов. Они нырнули в него с головой, наружу только пятки торчали.
У меня было свое шоу, в котором сегодня появилось новое лицо.
Адвокаты Сушкиной вызвали свидетелем ту самую гражданку Першину, которая последней оставила в книге жалоб и предложений негативный отзыв о клинике «Эстет Идеаль».
Их выбор был мне понятен: эта Анна Ивановна – единственная, кто не предварил свою письменную жалобу комплиментами. Другие дамы слишком долго разгонялись, прежде чем перейти к претензиям, поэтому у адвокатов не могло быть уверенности в том, что эти гражданочки будут однозначно свидетельствовать против клиники. Першина же четко, ясно, как по-писаному, озвучила свое недовольство работой специалистов «Эстет Идеаль», практически повторив в суде все то, что сама написала.
– Молодец, че! Режь правду-матку! – бурно одобрила гражданку Першину Антонина Ломакина.
– Благодарю вас, Анна Ивановна. – Адвокат Трубач ограничился улыбкой.
Как только та врезала, то есть высказала всю заученную «правду-матку», защитник обратился к остальным участникам процесса:
– Есть еще вопросы? Может быть, прокуратура имеет?
Я полагала, что Никита ответит отрицательно, но ошиблась. Адвокат и публика, похоже, думали так же – и тоже были удивлены.
– Да, если позволите. – Неожиданно для всех Говоров встал. – Анна Ивановна, скажите, пожалуйста, чем вы занимаетесь?
– Этот вопрос не по существу дела! – Акела-Трубач попытался вмешаться, но я остановила его одним выразительным жестом.
– Анна Ивановна? – Говоров напомнил, что ждет ответа.
– Я учитель, – коротко ответила Першина. – Работаю в школе.
– Спасибо, Анна Ивановна! – неугомонный Трубач взмахнул руками, не то отпуская свидетеля, не то подчеркивая важность прозвучавшего: учитель! Человек серьезный, достойный доверия!
– Мы не закончили. – Говоров подошел поближе. – Анна Ивановна, что вы преподаете?
– Рисование.
– Рисование! – повторил Трубач с таким чувством, словно всем нам следовало немедленно устыдиться того, что мы тут терзаем и мучаем как минимум Леонардо да Винчи.
– И еще каллиграфию, не так ли? – продолжил Говоров.
– В частном порядке, – неохотно подтвердила Першина.
– И в этом нет ничего предосудительного, все мы знаем, как мало платят педагогам в школе, так что частные уроки для них, пожалуй, единственный достойный способ прокормить семью! – снова вмешался адвокат.
– Я попросил бы мне не мешать, вы ведь уже закончили допрос свидетеля, – напомнил Говоров.
Я согласно стукнула молотком, Трубач развел руками и сделал скорбное лицо.
– Каллиграфия – ваше особое увлечение, это многим известно, – продолжил Никита, обращаясь к Першиной. – Вы ведь участвовали в телевизионном проекте «Битва талантов», не так ли?
Публика в зале оживилась – журналисты соскучились без сенсаций и явно обрадовались появлению какого-никакого медийного лица.
– Только в отборе, – проявила скромность учительница.
– Да, телезрители вас так и не увидели, жюри сочло ваше выступление недостаточно зрелищным, а жаль, ведь у вас такой интересный талант. – Никита сочувственно улыбнулся и сокрушенно покивал. – Да, Олег Петрович, Егор Иванович?
Врунов и Хрящев переглянулись. Бегемот открыл и закрыл рот. Слизень дернул плечиками.
– Уважаемые коллеги Врунов и Хрящев имели удовольствие насладиться выступлением Анны Ивановны в отборочном туре, они присутствовали на кастинге, – объяснил Говоров мне и залу. – Впрочем, это не суть важно, потому что у нас есть запись этого выступления, и сейчас мы тоже ее можем посмотреть.
– Протестую! – вскочил Врунов. – У нас не так много времени, чтобы отвлекаться на просмотр развлекательных программ, этот процесс и без того уже излишне затянулся…
– Эта запись имеет самое прямое отношение к делу и представлена как должным образом оформленное доказательство стороной истца, – не слушая адвоката, сообщил Говоров непосредственно мне.
– Принимается.
Деловитой скороговоркой сообщив, где, когда, как, с помощью какого устройства была сделана запись представленного материала, какой именно нотариус ее получил и когда заверил, Говоров включил видео.
Это не готовая телепередача, а фрагмент рабочих съемок, но Анна Ивановна Першина в кадре выглядела куда интереснее, чем в зале суда: принаряженная, с красивой прической и улыбкой на лице.
– Анна Першина, – представляет ее голос за кадром. – Виртуозный имитатор-каллиграф. Звучит непонятно, но скоро вам все станет ясно. Уважаемые члены жюри, вам раздали ручки и блокноты, воспользуйтесь ими, пожалуйста, прямо сейчас. Напишите одну-две фразы, смысл их неважен, нам просто нужно получить образцы вашего почерка… Так, прекрасно, Анна, вот работа для вас.
Камера наезжает на улыбающуюся Першину, ныряет в пике, показывает столешницу. На ней кто-то проворно раскладывает листочки с короткими записями. По почерку видно, что они сделаны разными людьми.
– Приступайте, Анна, а я пока поясню присутствующим, что и у вас, и у всех членов жюри ручки совершенно одинаковые, это важно, – произносит голос за кадром.
Камера крупным планом берет руки пишущей Першиной.
– Вы это видите? Изумительно! – восхищается ведущий. – После секундной заминки Анна продолжает запись, сделанную другим человеком, идеально копируя его почерк! У-у-у, Анна, да вы опасный человек! Как хорошо, что вы не работаете, например, нотариусом!
Невидимые люди на экране дружно смеются незатейливой шутке, а у нас, в зале суда, стало тихо.
Ненадолго. После того как мы завороженно отследили создание четырех идеальных подделок, Говоров, не дожидаясь выключения видеозаписи, громко сказал:
– Анна Ивановна, вы так быстро пишете! Не объясните, почему на то, чтобы написать короткий текст в книге жалоб, у вас, судя по записям камеры наблюдения в холле клиники, ушло почти десять минут? За это время вы свободно могли бы написать не одну, а пять жалоб!
– Протестую! – вскричал Максим Трубач. – Это гнусная инсинуация! Анна Ивановна…
– Пустите меня!
Першина, которая на время просмотра видеозаписи сжалась и замерла, как суслик, услышав свое имя из уст адвоката, ожила, оттолкнула Трубача и, опасливо обогнув Говорова, припустила к выходу из зала.
– Какой стыд! – Акела горестно встряхнул благородными сединами.
– Согласен, – ответил Говоров.
В зале издевательски засмеялись, кто-то даже свистнул.
Я стукнула молотком.
– Я говорю – стыдно так обращаться с уважаемым человеком, учителем! – Адвокат продолжал пытаться выправить ситуацию, но это уже было невозможно.
Этот раунд «сушкинцами» оказался позорно проигран.
Я могла бы напомнить, что фальсификация документов и дача ложных показаний наказуемы, но решила, что в этом нет смысла. Тем более этот вопрос, видимо, и стал поводом для вмешательства и предметом исследования прокурора Говорова. Коварных адвокатов к ответственности не привлечь, они вправе использовать для защиты самые разные методы, а несчастную свидетельницу мне, если честно, по-человечески было жаль. Это ведь правда – живет бедолага учительница чуть ли не впроголодь, зарабатывает своим полезным и благородным трудом сущие гроши, а у нее, наверное, семья, дети. Или хотя бы кошки, они тоже есть хотят. А Бегемот со Слизнем наверняка посулили бедной женщине золотые горы, заодно внушив ей, что ничего такого плохого она не делает.
В общем, бросить в Першину камень у меня рука не поднялась.
Журналисты проводили убегающую, как зайчик, Анну Ивановну очередями фотовспышек, но задержать ее никто не попытался. Какой-то добрый человек даже посторонился в дверях, пропуская ретирующуюся свидетельницу на выход. Проводил ее взглядом, плотно прикрыл дверь, огляделся и, слегка пригнувшись, как опоздавший к началу сеанса зритель в кинотеатре, двинулся к свободному месту.
Я тоже не стала преследовать «беглянку» и напоминать об ответственности за неуважение к суду… Тем более в не успевшей закрыться за ней двери нарисовался новый посетитель…
Внушительная фигура вновь прибывшего показалась мне знакомой. Я пригляделась и узнала своего золотого друга-опера.
Интересно девки пляшут – по четыре пары в ряд!
Явление Таганцева народу представлялось мне чем-то вроде знамения. Не иначе, кони апокалипсиса уже бьют копытом…
– Позволите продолжить? – поинтересовался тем временем Говоров, ничуть не расстроенный бегством свидетельницы.
Я отвела взгляд от Таганцева, благополучно опустившегося на стул, и кивнула Никите.
– Также прошу приобщить к делу ряд аудиозаписей, сделанных смартфоном Samsung модели Galaxy Note 9, сохраненных в памяти этого аппарата, переданных нотариусу непосредственно на вышеназванном устройстве и официально заверенных такого-то числа, в таком-то часу, – сказал Говоров. – Первая из записей – телефонный разговор, входящий звонок осуществлен с номера, зарегистрированного на Виолетту Павловну Громову, на аппарат Владлена Сергеевича Потапова, коммерческого директора клиники «Идеаль Бьюти».