Каменная плита, лишённая опоры, лениво накренилась и с грохотом осела. В пещеру хлынул воздух. Свечи потухли. Разведчики невольно зажмурились. Когда они открыли глаза, перед ними сиял тихий осенний день.
Они увидели лес. Густые ели стояли величаво и спокойно, в отдалении поблёскивало озеро, журчал ручей, жёлтым ковром трав расстилался большой луг. А над всем этим мирным пейзажем возвышалась неприступная серая стена.
Так и есть, они все ещё были в кратере, в том же самом кратере! Вот куда их вывел подземный лабиринт!
И сразу померкло для них сияние дня. Они спустились вниз, в кратер, и через какой-нибудь час были опять у входа в пещеру, у того самого входа, в который вошли утром. Петя и Лука Лукич растерялись, когда в вечерних сумерках увидели приближающиеся неясные фигуры. Но Кава и Туй с весёлым лаем бросились навстречу и так отчаянно взмахивали хвостами, что Петя даже выразил опасение, как бы хвосты не оборвались.
Итак, пещера оказалась замкнутой. Вернее, в горе шли и сходились в центральном зале два лабиринта — мокрый и сухой. Река терялась именно в том зале, где они произвели большой обвал. Оттуда и следовало поискать верный путь.
— А всё-таки, — твёрдо сказал Усков, — поиски надо продолжать. Борис, ты теперь оставайся здесь; Петя тебя сменит.
Орочко и Сперанский, сидевшие за мирной беседой в полной темноте, удивились и даже испугались, когда услышали позади себя непонятные звуки, не то повизгивание, не то шумные вздохи. Что-то жаркое и лохматое бросилось Орочке на грудь и свалило его на холодный пол пещеры.
В ту же минуту блеснул луч света, вдалеке послышались голоса, и не успел Сперанский зажечь свои свечи и поднять Орочко, как их уже окружили друзья.
— Что это было? В чем дело? — спрашивал агроном, еле приходя в себя.
Негодная Кава! Она стояла рядом, виляла хвостом и удивлённо поглядывала на людей, нисколько не догадываясь, как напугала их.
Развели костёр, отдохнули, а затем разбрелись со свечами по залу искать пропавшее русло подземной реки. Сперанский повёл Ускова к замеченной им щели. Осмотрели место. Не оставалось сомнения, что именно эта трещина и отводила воду из зала. Она была забита камнями, которые падали со свода в течение многих сотен лет. Дальше пути не было…
Настроение упало. Рухнула ещё одна надежда на освобождение.
Когда собрались уходить, Петя, желая опорожнить ведро, вылил воду на тлеющие угли костра. Раздался сильный треск. Все удивлённо оглянулись. Плоский камень, на котором горел костёр, лопнул и развалился на несколько кусков. Правда, камни часто лопаются от резкой перемены температуры…
Любимов долго и задумчиво смотрел на потрескавшуюся каменную плиту. Какая-то мысль возникла у него и не давала теперь покоя. Но Николай Никанорович решил хорошенько все обдумать раньше, чем говорить. Он был противником скоропалительных выводов.
Глава двадцать первая
Разведчики вернулись домой поздно, и сон быстро свалил их. Горечь неудачи они по-настоящему почувствовали только утром.
Усков угрюмо молчал. Орочко хмурился. Сперанский с Борисом и Петей молча пошли по хозяйству. Они прошли в загон для баранов, накормили их, а потом отправились ловить рыбу.
Когда вернулись домой, Любимова и Ускова уже не было.
— Ушли ось туда, — указал им на юг Лука Лукич. — Взяли свечки, топор, ведёрко и подались. Мабуть опять у пещеру…
Сперанский и Орочко занялись гербарием. Оказывается, у Владимира Ивановича была собрана обширная коллекция местных растений. Под навесом лежали целые штабеля из гладко очищенной коры липы. Гербарий Сперанского с такого рода прослойками весил не менее двух тонн.
— Ни бумаги, ни сеток! — оправдывался хозяин. — Пришлось использовать лубок. И, знаете, ничего получилось. Растения высохли нормально, цвета не потеряли. Здесь девятьсот с лишним видов. Каталог вы найдёте в моих записях на стене пещеры.
Но вот показались Усков и Любимов. Они шли довольные и весёлые, жестикулировали и о чём-то оживлённо беседовали.
— Эврика! — ещё издали крикнул Усков. — Нет худа без добра! Нашли!..
— Что нашли? Выход?
— Пока ещё нет… Но есть хорошая мысль. Теперь дело за нами. Только за нами.
Любимов, оказывается, недаром так пристально глядел на лопнувший в пещере камень. Он понимал, что наиболее тонкая преграда, отделяющая их от внешнего мира, — это скала, которая закрыла Сперанского в кратере. Какой она может быть толщины? Ну, десять, двадцать, ну, тридцать метров, но ведь не больше! Это не так уж много в конце концов.
Когда Петя вылил на раскалённый камень воду и плита лопнула, в голове у проводника немедленно возникла мысль: огонь и вода, вот что может заменить ломы и кирки, которых им так недоставало! Ускову мысль понравилась, и они решили посмотреть, что из этого может получиться.
Представьте себе прямоугольник в несколько десятков кубометров плотного камня; он осел в проходе так прочно, будто лежал здесь со времени создания мира. Лишь внизу по углам виднелись небольшие щели.
Любимов заложил в один из углов дрова и зажёг их. Два кожаных ведра с водой стояли рядом. Дым заполнил пещеру, пламя свечей померкло, Усков закашлялся.
— И как ты терпишь, Николай Никанорович?
— Глазам копчёным дым нипочём… — отшутился проводник.
Но вот дым потянуло вверх — видно, нашёлся выход. Стало легче дышать, ярче разгорелись дрова. Стена почернела от копоти. Через два часа костёр прогорел. Любимов выгреб угли и скомандовал:
— Лей! Усков плеснул водой на чёрные камни. Раздался характерный треск. Небольшие куски отскочили. Ещё одно ведро. И ещё несколько камней, шипя, упало на пол — всего, пожалуй, четверть кубометра.
— Начало положено! — весело воскликнул геолог. — Теперь ясно: дрова, дрова и дрова! Вода, вода и вода!
— Вот и я так думаю, Василий Михайлович. Надо аврал объявить… Айда домой, за людьми, — предложил Любимов.
Они заторопились, и тут Усков, очевидно, забыв, что просидел столько времени в дыму и копоти, вытер вспотевшее лицо рукой, отчего копоть размазалась по всему лицу. Любимов взглянул на него и расхохотался. Усков, однако, не обиделся:
— Пожалуйста, дружище, смейся сколько душа просит, только давай всё-таки поскорей за людьми.
Однако как Усков ни спешил, но, пройдя от выхода из пещеры шагов десять, он остановился, поднял 6 обнажённой земли осколок трещиноватого камня и стал так внимательно, с такой сосредоточенностью рассматривать его, что Любимов даже встревожился:
— В чем дело?
— Кимберлит!.. — прошептал Усков.
— Кимберлит? Это что ещё такое?
Любимов недоуменно посмотрел на серо-голубой камень, который держал Усков. А у того глаза уже сверкали от возбуждения.
— Раз кимберлит, друг ты мой дорогой, то могут быть и алмазы! Ни больше, ни меньше! Понятно? Это выветрившаяся, разрушенная вулканическая магма. Миллионы лет назад, в глубочайших недрах Земли, в условиях огромного давления и сверхвысоких температур, в расплавленной магме родились кристаллы алмазов — по-особому сложившиеся молекулы чистого углерода. Прошли ещё миллионы лет, и магма где-то прорвала земную кору, вырвалась наверх, образовав «трубу», наполненную вот этой голубой породой, остывшей магмой, которая и называется кимберлитом.
— Ну и что?
— А то, что в кимберлитах залегают алмазы. Понятно? Это алмазоносная порода! Где-то здесь есть алмазы! Это в десять раз важнее золота и платины!
Усков говорил громко, почти кричал. Однако внезапно он тихо прибавил:
— Но пока — всё-таки молчок! Я, конечно, уверен на девяносто девять с половиной процентов, что это кимберлит. Но всё-таки ещё разок проверю. Потому что геологу брякнуть такую штуку и ошибиться это, знаешь, не подобает. Так что пока — молчок!
Друзьям они рассказали только о своём опыте с водой. Впечатление было неописуемое.
— А все Петя! — заявил Любимов. — Это он первый плеснул водой на костёр.
— А воду принёс Владимир Иванович.
— А костёр сложил Орочко.
— Ну, уж если так, то пошли мы в пещеру по распоряжению Василия Михайловича.
— Решаем: авторство принадлежит всему нашему коллективу, — подвёл итог Усков. — И давайте завтра с утра готовиться к штурму. А сейчас — спать!
Но сон никак не шёл. Все лежали и мечтали о том, как они вернутся на Большую землю.
Неожиданно заговорил Сперанский:
— Конечно, наша наука получит интересные данные о прошлом Земли. В кратере Эршота проведут изыскания, сделают раскопки. Наука извлечёт большую пользу. Но будет и материальная польза…
— Разумеется, Владимир Иванович, — откликнулся Усков. — Россыпи на безымянной речке, которую мы нашли благодаря записке вашего покойного товарища, дадут стране то, что вы называете материальной пользой. Возможно, нам удастся найти ещё кое-что…
— Оно уже найдено, Василий Михайлович, это «ещё кое-что»…
Усков резко поднялся на локтях:
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду кое-какие вещицы, которые лежат сейчас рядом с нами, уже много-много лет…
С этими словами Сперанский встал и, заметно волнуясь, зажёг свечи. Встали и разведчики. Владимир Иванович торжественно сказал:
— Вот какой дар я хотел бы передать новой России! Вдоль стены стоял узкий, но длинный ларь, сколоченный из плах кедровника. Он служил и лавкой и одновременно постелью. Сперанский снял шкуры и приподнял плахи.
По дну ларя были густо рассыпаны небольшие камешки, иные — с орех, иные — меньшего размера. Под пляшущим огоньком свечей они излучали нежный свет, мерцали, переливались. Одни отливали зеленоватым цветом, другие бледно-голубым, третьи теплились розоватым. Некоторые были прозрачные, как капля росы…
— Алмазы! Кристаллы алмазов! — воскликнули разом Усков и Любимов.
Сколько их тут было — трудно сказать. Никто ещё не видел, чтобы драгоценные камни лежали вот так, навалом, как овёс в закроме.