Кратеры, носящие имя Бабакина, — это навечно запечатленная благодарная память о человеке, под руководством которого были созданы автоматические устройства, позволившие принципиально по-новому исследовать Луну, Венеру, Марс.
Эти совершенные космические аппараты были показаны на крупнейших международных выставках, их видели многочисленные посетители выставок во Франции, ГДР, ФРГ, Венгрии, Болгарии, Югославии, Италии, на Кубе, в Польше, США, Финляндии, Швеции и Англии.
Международная общественность по достоинству оценила вклад советской науки и техники в изучение космического пространства.
За словами «вклад советской науки и техники» стоит труд конкретных людей. Прежде всего велик личный вклад Георгия Николаевича Бабакина. Но залог успеха состоял в том, что он был не один: рядом с ним всегда работали единомышленники — товарищи, друзья, помощники, руководители, каждый из них в полной мере чувствовал свою личную сопричастность ко всем начинаниям и свою ответственность за порученное дело так же обостренно, как и Бабакин. И поэтому все коллективы, в той или иной степени принимавшие участие в создании автоматических станций «Луна», «Венера», «Марс», составили равноправное содружество энтузиастов. И этому содружеству оказались по плечу сложнейшие научные и технические задачи. В таком дружном объединении творческих усилий и заключалась та сила, которая позволяла преодолевать временные барьеры и укладываться в сроки, казалось бы, невозможные.
В. Губарев в книге «Конструктор» вложил в уста своего героя, известного создателя ракетно-космических систем, академика Янгеля такие слова: «Я всегда считал, что главный конструктор — это десятки людей: от моих заместителей до рядовых работников КБ и завода». Это абсолютно верно, ибо на самом деле главный конструктор — не одиночка, пусть талантливейший, умнейший. Нет, не одиночка!
Главный конструктор при всех личных достоинствах есть еще и воплощение мысли и труда многих членов коллектива. Поэтому, говоря о делах главного конструктора, нужно помнить — мы говорим о делах коллектива…
В том, что каждая станция, стартовавшая уже после Бабакина, стала новой вехой в изучении космоса, — огромная заслуга людей, успешно продолжающих дело, которому он служил. Но они и новые доказательства его таланта ученого и инженера. Таланта конструктора. В созданных под его руководством аппаратах были заложены возможности для дальнейшего совершенствования, и этим они как бы надолго определили пути и средства космических исследований.
Академик Георгий Иванович Петров, встречавшийся с Бабакиным в качестве первого директора Института космических исследований Академии наук СССР, оценивает его деятельность так:
— Георгий Николаевич принимал достаточно смелые решения… Он был близок к оптимальному понятию главного конструктора.
И дальше:
— Кем был Георгий Николаевич? Ученым? Инженером? В Академию наук издавна избирались и инженеры-практики. Примеры? Хотя бы тот же Туполев… Ученых трудов не писал, но академик был авторитетный. По моему разумению, Бабакин был ученым инженером. Точно, ученым-инженером. Через дефис. Он представлял себе дело с разных сторон, обладал широчайшим кругозором и сам превосходно разбирался во многих вопросах, в частности в вопросах управления… С этой точки зрения он и был настоящим ученым.
Главный конструктор радиосистем, подводя итог своим воспоминаниям о Бабакине, пришел к такому выводу:
— Сила Георгия Николаевича состояла в том, что он умел заглянуть достаточно далеко вперед и оценить, что же в этом «впереди» более нужное, реальное и приоритетное. И в гибкости, в умении, не усомнившись в целом, чуть отойти при необходимости в сторону. На время… И в широте кругозора… И наконец, в умении и желании довести начатое и не растеряться… Бабакину безраздельно принадлежит большой этап в исследовании космоса.
Лауреату Ленинской премии доктору технических наук А. Селиванову запало в память иное:
— Я питаю слабость к интеллигентным руководителям, а он именно из них…
Интеллигентность, мягкость в обращении подчеркивали все, с кем мне приходилось иметь дело при подготовке книги. Несколько человек, а раз несколько, значит, это уже система, обратили внимание на большое сходство в стиле работы Георгия Николаевича Бабакина и другого видного ученого — главного конструктора двигателей, которые стояли на многих бабакинских автоматах, А. М. Исаева, человека необычайно тонкого, умного, простого в отношениях, неизменно поддерживавшего Бабакина во всех начинаниях.
Г. И. Петров коротко сказал так: «Еще таким был Исаев», а известный летчик-испытатель, Герой Советского Союза М. Галлай в своей новой книге «С человеком на борту» написал:
«…Нельзя не заметить, что и в реальной действительности тех же самых лет напористая резкость и подчеркнутая властность обращения с окружающими отнюдь не были обязательной чертой, чуть ли не определяющим признаком каждого сильного руководителя крупного масштаба. Нет, черта эта выражалась часто, очень часто, но — не всегда. И в то время существовали выдающиеся руководители, отличавшиеся спокойной, вежливой, подчеркнуто уважительной манерой обращения с людьми. Достаточно вспомнить таких главных конструкторов, как Алексей Михайлович Исаев, Семен Алексеевич Лавочкин, Георгий Николаевич Бабакин».
2
Есть еще одна сторона памяти, о которой нужно непременно сказать. Особая сторона. Воплощена она непосредственно в том, во имя чего жил и работал главный конструктор Бабакин. Речь идет о самих автоматических станциях. Лунных. Межпланетных.
Кажется, сегодня все уже известно об этих замечательных труженицах науки. Их внешний вид и характеристики, принципы работы и возможности. Широкие круги общественности достаточно полно осведомлены о научных результатах полета той или иной станции, понимают их важность и значение, четко представляют себе их роль в дальнейшем развитии многих наук и отраслей промышленности.
Действительно, о станциях известно многое, но далеко не все знают, что некоторые из них еще и… рекордсмены — держатели мировых рекордов в таком сложном, каждый раз полном опасностей и неожиданностей деле, как космический полет к Луне и планетам.
Борьба за рекорды — явление общественное. Она пронизывает спорт, труд, науку… Сброшенная доля секунды в беге на сто метров и плавка, равной которой еще не знала металлургия, самая глубокая буровая скважина и рекордный урожай пшеницы. Все волнует и восхищает нас, если полезность и нужность рекорда неоспорима.
Большинство рекордов в явном, а иногда и в неявном виде становится стимулом прогресса.
Рекордсмены-одиночки, к примеру, раскрывают потенциальные возможности человека и указывают практический путь к совершенству. Своим рекордом они убедительно говорят: «Это подсильно человеку». Ткачиха, обслуживающая одновременно какое-то число станков, тоже не ставит рекорд ради рекорда. Она как бы зовет за собой: «Так могут многие».
В этом смысл рекордов.
Космические рекорды особые. Даже если тот или иной космический аппарат добился выдающихся результатов, это отнюдь не означает, что следующий, или пятый, или десятый за ним аппарат обязательно должен его превзойти по этому показателю. Нет, космический рекорд, как кажется, это фиксация достижений, полученных, я бы сказал, попутно при выполнении главной задачи — программы полета. И все-таки значение космического рекорда исключительно важно, он косвенно несет в себе, в частности, информацию о научно-техническом приоритетном достижении конкретной станции и, конечно же, об общем уровне состояния космической техники.
Конструкторы космической техники идут на очередной рекорд, не задумываясь об этом. Они создают станцию не для рекорда. Но может так случиться (и как правило случается), что успешному выполнению основного задания будет сопутствовать установление рекорда. Объяснить это явление несложно: для решения все возрастающих по трудности задач создаваемые автоматы становятся все более совершенными.
Действующая четкая классификация космических аппаратов разработана Международной авиационной федерацией (ФАИ), членом которой является и Советский Союз. В ней четыре класса. К первым двум А и В относятся совершающие полет в околоземном пространстве пилотируемые аппараты и автоматы.
К классу С относятся лунные аппараты, а к классу D аппараты, предназначенные для исследования планет. Каждый из этих классов включает в себя по две категории аппаратов — пилотируемые и автоматические. ФАИ утвердила также перечень достижений, по которым определяются рекорды, оценка наивысших успехов в космонавтике обрела четкость и категоричность. К примеру, мировые рекорды в классах С и D можно «завоевать» разными способами: длительностью активного существования на поверхности конечного пункта «следования» и величиной максимальной массы, доставленной на нее, величиной максимальной скорости движения самодвижущегося аппарата на «чужом» небесном теле и величиной расстояния, пройденного этим аппаратом…
Советские лунные и межпланетные автоматы вписали не одну славную страницу в таблицу рекордов. И почти все они на сегодняшний день в той или иной степени связаны с именем Георгия Николаевича Бабакина.
Первая станция, ушедшая с «верфи» КБ Бабакина «Луна-9», стала дважды мировым рекордсменом: сто килограммов веса были по тем временам наибольшей массой, доставленной на Луну, а сорок шесть часов пятьдесят восемь минут тридцать целых и тридцать три сотых секунды, которые она там проработала, стали первым рекордом продолжительности активного существования станции на лунной поверхности. Эти рекорды продержались четыре года и были «побиты» бабакинскими же лунными станциями второго поколения. «Луна-16» превысила рекорд «Луны-9» по наибольшей массе сразу на 1780 килограммов, а «Луноход-1» стал новым чемпионом по длительности активного существования, которое достигло прямо-таки феноменальной величины — свыше трехсот суток!
Первый в мире искусственный спутник Луны «Луна-10» поставил сразу три рекорда. Вот два из них: мировой рекорд максимальной массы, доставленной на лунную орбиту, и мировой рекорд продолжительности активного существования на ней. Почти пятьдесят шесть с половиной суток вела исследования первая в мире окололунная лаборатория.