– …ховорят, святоша прижал, но это шлухи. Поди разбери, што они там удумали в городе…
Дальше неразборчиво.
– …хочу попросить перевод. Но шейчас я к нему не сунусь. Ох, помяни шерта.
Стражник отпрянул, вытянулся по струнке. Веллагер перехватил его взгляд, повторил движение. На лестнице показался Пинкус, он поднимался вверх, лицо было мрачнее тучи. Рядом шел один из гвардейцев, конвоировавших их в первый день. Пинкус разглагольствовал:
– Мальберн, если вы не сможете добиться от них ответа, то проблемы будут и у вас тоже. Отправьте еще одну почту! Времени уже не осталось, столичная дрянь…
Тут он заметил кучу людей, стоящих на этаже, оборвал себя на полуслове. Прищурившись, обвел взглядом юношей и, повернувшись к стражникам, злобно прошипел:
– Мне казалось, что работники должны трудиться на рудниках, иногда спать. Но никак не стоять посреди гарнизона, ничего не делая. Объяснитесь.
– Гошподин Пинкус, привели к ширюльнику. Вы шами сказали, с завтрашнего дня все стандартные прошедуры отменяются, поэтому шегодня…
– Бардак, а не стандартная процедура! Сколько раз говорил, брейте их прямо там! Процедура… Я тут устанавливаю процедуры.
«Действительно, в плохом “наштроении”, не поспоришь. То есть не пошпоришь».
– Так тошно. Но пошле нешкольких эпишодов с решущими предметами…
– Без вас знаю! Процедуры, инциденты. – Пинкус вздохнул, взял себя в руки. – Какие бараки?
Ответил Веллагер:
– Первый и пятый.
Привратник поочередно задержал взгляд на каждом, в глазах сверкнуло узнавание.
– Было бы, на что время тратить… Не затягивайте. И с завтрашнего дня пусть сидят по баракам – увижу рабочих где-то, помимо туннелей… Другими словами, очень надеюсь, что я их не увижу вовсе. На время присутствия столичных гостей за этим проследит, среди прочего, лично Игла. Мальберн, ко мне в кабинет!
«Столичные гости?»
Привратник развернулся на каблуках и снова ступил на лестницу, через пару мгновений тучная фигура привратника скрылась из виду, и Мальберн, скользнув по юношам прищуренным взглядом, проследовал за ним. Какое-то время со второго этажа раздавался звук удаляющихся шагов, потом все затихло. Веллагер еще мгновение посмотрел на потолок; по выражению лица можно было подумать, что секунду назад ему на голову вылили ведро помоев. Затем повернулся к горняку:
– Ну что?
– Што, што, я ше говорил…
– Я не про это. Долго тут стоять будем?
– Ааааа. – Стражник махнул рукой в сторону коридора. – Заведи их внутрь, как обышно, вторая дверь. А то еще обратно пойдет… Как прибудет – пришлю.
Веллагер повернулся к ним:
– Слышали. Вторая дверь справа, заходим.
Коренастый горняк снова начал мучить заусенец на пальце. Перед тем, как зайти в нужную дверь, до Рика напоследок донеслось унылое шипящее причитание:
– …шкорее бы перевод…
Рик почесал затылок, пальцы непривычно ткнулись в колючий ежик. В одном Вин не соврал – сквозняк действительно приятно холодил макушку. В остальном же за завтраком царило уныние. Все, кто накануне лишился волос, чувствовали, что лишились еще одной ниточки, тянувшейся за ними еще из внешнего мира. Сначала тебя лишают выбора, потом свободы. А потом и возможности есть, что ты хочешь, спать, когда хочешь. Стричься, как ты хочешь, в конце концов. Теперь они все, как на подбор, почесывали короткие неровные ежики на затылке. Гарнизонный цирюльник во время обучения явно тренировался на свиньях, по-другому результаты его работы объяснить было сложно.
Остальные так же вяло ковырялись в своих тарелках. Шести часов сна было явно недостаточно, энтузиазма перед утренней сменой не хватало. Даже Долан как будто приуныл и постоянно почесывал ушибленный бок. Вин накануне ночью в кромешной темноте пытался сползти со своего лежака к нужнику и умудрился со всей силы споткнуться прямо о бок рыжего. Тот, перепугавшись, криком перебудил весь барак. Вин вместо извинений оскорблено зашипел в ответ, мол, разлегся на пути. Теперь он тоже сидел мрачнее тучи, на все попытки заговорить лишь огрызнулся в ответ:
– Пока падал, все ступени собой пересчитал.
Потом, видимо устыдившись, добавил:
– Ну все, все. Темно было, извините.
Рик ночью долго ворочался, стараясь совместить изгибы ноющего тела с каменным пространством вокруг, но так и не смог снова уснуть, лишь проваливался в тревожную дрему, вновь и вновь выныривая на поверхность. Через какое-то время обратно прошлепал Вин, затем через окошки стали проникать первые лучи солнца, наконец в барак ввалился стражник и поднял всех на ноги.
После завтрака они двинулись в сторону туннеля. Ловчий шлепнул Долана по плечу:
– Встанешь на просев? Вместе с Вином. Вы оба сегодня ушибленные, а судя по вчерашнему рассказу, Пинкус лютует пуще прежнего. Хочу сегодня добить треть.
Рик оценил дипломатию; все утро Долан недовольно сопел, Вин был не лучше. В изолированном обществе любая мелкая обида перерастет в конфликт, но работа в связке зарубит перепалку на корню. Ловчий удовлетворенно хлопнул в ладоши.
– В остальном работаем, как накануне, никто не против? Тогда…
Пара человек кивнули, Рик промолчал; вместо этого он воспользовался заминкой, присел на корточки, уперся спиной в каменную породу. Долан тоже покивал – между дроблением стен и просевом выбор был очевиден. Вин открыл рот, собираясь что-то сказать, но внезапно вмешался Туша:
– Я против.
Ловчий посмотрел на него, и здоровяк отрывисто повторил:
– Я против. Только и делаю, что стенку крошу, пока рохля, – он ткнул пальцем в Альбуса, – телегу катает туда-сюда. Думаешь, ты сильно главный – говорить, кому что делать? А я думаю, нет.
Он замер, не пройдя и десятка шагов вглубь туннеля, обвел всех взглядом.
– Нравится, когда говорят, что делать? Меня это достало еще в казарме. Этот, – он ткнул пальцем в негласного лидера, – думает, мы его рабы-работнички или что? Если рохля или кто-то еще ни на что больше не способен, не мои проблемы. Кто считает иначе, так я объясню, подходите поближе.
Все замерли, а Альбус даже сделал маленький шажок к выходу. Рик стиснул зубы, поворошил рукой в искрящейся пыли. Туша выражался в своей манере, но при желании в его словах можно было углядеть зерно истины. Паршиво. Ловчий покусал губы, но сориентировался, развел руками.
– Не спорю, Альбус пока слаб, добыча снизится. Без обид, Ал. Но мы все равны, и никто никому не приказывает. В твоих словах есть правда, так что предлагаю компромисс. Немного сменим тройки: Ал встанет на дробление, я вместе с ним – думаю, мы сработаемся. Ты возьми сегодня телегу. Есть еще пожелания?
Вин свистнул, привлекая внимание.
– Я пусть и шлепнулся на спину, но уже прошло все. Поставь мальца на просев к рыжему, пусть потренируется. Молотом помахать всегда успеет, там много уметь не нужно. А мы с тобой камень покрошим. Все довольны, никаких обид, верно говорю?
Ловчий на мгновение задумался, затем склонил голову, соглашаясь. Обратился к Туше:
– По мне, так отлично звучит. Ты как?
Туша мрачно посмотрел на него поросячьими глазками. С одной стороны, решение опять исходило от Ловчего, словно он главный (что было недалеко от истины). С другой стороны, Корин добился своего – на телегу его поставили впервые. Здоровяк рыкнул:
– Нормально.
Развернулся и пошагал в полумрак. Рик поймал взгляд Ловчего, тот снова развел руками. Растолковать жест было несложно.
«Пока справились».
Рик поднялся на ноги, сунул сжатые кулаки в карманы, подтянул штаны. Если Туша выступил против Ловчего один раз, выступит и второй. И вовсе необязательно, что найти компромисс будет так же легко. Особенно если остальные вновь услышат в его выступлении резонные доводы. Правда, Рику стало тошно от этой мысли, ведь это будет противостояние ходячих мертвецов. В речах Ловчего регулярно проскакивала обреченность, ожидание скорого конца, хотя Рик не был уверен, что остальные это замечают. Туша находился в том же положении, но не понимал или не хотел понимать это. Поэтому каждая перепалка между этими двумя может стать последней.
Они углубились в туннель и погрузились в рутину. Стук молотов, скрип колеса телеги, шуршание песка. Рик впервые работал так близко от Ловчего, тот махал молотом без устали, вкладывая в каждый удар годы на руднике. Вин отставал от него, но ненамного. Гора камня под ногами этих двоих росла быстрее, чем Туша успевал забирать. Впрочем, глядя, как он толкает перед собой груженую телегу, Рик склонен был отсалютовать Пинкусу за подбор краткосрочных работников. Если в обычные дни Альбус, обливаясь потом и покачиваясь, аккуратно наполнял телегу едва ли до краев, то Туша закидывал внутрь булыжники быстрее, чем беспризорники засовывают еду себе в рот. Затем он хватался за ручки и стремительным шагом катил телегу на просев; возвышающаяся над краем горка камней опасно покачивалась. И так раз за разом.
Прошел час, потом еще один. Рик чуть сместился в сторону, на пару с Кридом углубляясь в стену по правому краю. С телегой к ним подходил пока малознакомый ему парень по имени Бернард, для своих семнадцати он управлялся довольно ловко. Говорить было не о чем и некогда, стук молотов погрузил Рика в своеобразный транс, вверх-вниз, вверх-вниз, воздух пропитался пылью и потом.
Ловчий и Вин углубились в центральную часть зала, махая молотами в опасной близости друг от друга. Первый крошил камень у земли, второй ровнял ближе к потолку, оставляя за собой квадратные сталактиты. Рик понял, почему Ловчий обычно разделял их по разным тройкам: синхронно вгрызаясь в стену, эти двое продвинулись сильнее остальных, образовав по центру своеобразный коридор. Замучаешься ровнять… Вин увлекся и, наклонившись вперед, увлеченно долбил светящиеся жилки в глубине. Рикард взял очередную паузу – вытереть пот со лба, огляделся. И тут произошло сразу несколько вещей.
Вин, пыльный силуэт, освещенный рунами, широко замахнулся, чтобы обрушить молот на выступающую часть потолка. За его спиной Туша активно наполнял телегу обломками. Не рассчитав, он жахнул огромным куском по краю тачки, та опасно накренилась, камни посыпались на землю. Выругавшись сквозь зубы, Корин метнулся вперед, пытаясь спасти телегу от падения.