Все так же сидя на земле, он потянул концы повязки на руке, размотал ткань, обнажил порез, полученный от гвардейца в мастерской. Эдвин с ужасом посмотрел на царапину. За все время она не стала меньше, лишь небольшая корка образовалась поверх, кровь уже давно не текла. Но вены изнутри будто светились, совсем слабо, но даже в ночной мгле он хорошо разглядел воровскую руку. Засохшая сукровица едва заметно поблескивала, переливаясь серебром в тени деревьев. Юноша постарался унять дрожь в ногах.
– Что это за дерьмо?
– Главная ценность столицы, в качестве подарка от владыки. Но не все богатство да впрок. Кинжал был рунным.
– Рунным?
– Лезвие обработано рунами, грязный прием. Не слышал, чтобы обычных гвардейцев вооружали таким не в военное время, слишком дорого и слишком жестоко. Нередко таким оружием пользуется всякая шваль, убийцы, воры. Ну и личная охрана господ, куда без этого. Бернал умеет преподносить хреновые сюрпризы, раз вооружил своих парней подобным.
Он устало поднялся на ноги, оперся на лошадь.
– Хорошенько ткни таким, и даже несмертельная рана станет смертельной. Руны растекаются по телу, проникают в легкие, воздействуют на организм – полный набор. Говнюк в доспехах едва пощекотал меня, а результат… Сам видишь.
– Вижу, что все плохо.
– Да. Необработанные руны вызывают удушье при вдыхании, поражение легких, обмороки. Прикосновение к ним – ожоги, отмирание конечностей. Но поверь, хватит и чего-то одного из списка, чтобы покинуть Мир.
– А теперь, – Эдвин похолодел, – что будет с тобой?
События в Берегах потеряли важность, он с ужасом смотрел, как вор вновь затягивает повязку на руке.
– Посмотрим. Если бы я умирал каждый раз, когда был близок к этому, мы бы сейчас не разговаривали. Но меня еще ни разу не ранили рунным клинком. Я надеялся, что дотяну до столицы, но это дерьмо прогрессирует слишком быстро.
– И сколько времени, прежде чем…
– Понятия не имею. Но не спеши хоронить. Однако наши планы меняются. Столица подождет, иначе тебе придется тащить в Аргент мой хладный труп. Нужен врач, хороший врач, а не деревенский самоучка. Мы продолжим двигаться на запад, а потом сместимся южнее.
– Что там, на западе?
Сэт взгромоздился обратно на лошадь, вновь кашлянул, щелкнул поводьями.
– Старый друг.
Глава 14. Райя
Стражник замахал руками, мол, в сторону, в сторону! Кучер хлестнул лошадей, карета сместилась правее. Скудно нагруженная телега проскрипела мимо, сидящий на козлах гвардеец отсалютовал процессии. Райя, пальцем придержав шторку на окне, проводила его взглядом, Фиона сморщила носик:
– Госпожа, даже по пути в город, на широкой дороге, капитан Коска посторонился, чтобы пропустить вас! А этот размахался, ужасные манеры!
– Пустое. Мы здесь, чтобы наблюдать, а не вмешиваться.
Телега тем временем выкатилась за территорию, створки за ней закрылись. Суетливый стражник повернулся к их кучеру, указал пальцем направление:
– А теперь в ту сторону, к гарнизону, прошу вас.
Свистнули поводья, Дирк дал ход карете. В окошке клубилась пыль, Райя оправила маску на лице. Закрепленная на затылке металлическая сеточка сдавливала лицо, последний час она ощущала себя собакой в наморднике. Потом вспомнила ошейники на шее встреченных несколько дней назад юношей, настроение испортилось еще больше, но маска стала как будто свободнее, рука больше не тянулась к лицу. Этот намордник она хотя бы сможет снять, когда захочет. А еще столица позаботилась, чтобы намордник сразу говорил о породе. В отличие от маски на лице Фионы, ее сеточка элегантно поблескивала по контуру, крепежные металлические ленты были украшены мелким узором. Самая породистая собачонка среди всей своры. Облизав под маской сухие губы, она потерла глаза.
Весь недолгий путь от города она копошилась в изъятых бумагах, но без толку. В этом Фрей был прав: Стомунд знал толк в цифрах и требовал того же от подчиненных. Аккуратным, хорошо читаемым почерком на листах рядами громоздились циферки, перетекали в числа, а числа подкреплялись словами.
Фаротский привратник с точностью до запятой пересказал основные моменты, все числа сошлись. Но уже зная, что искать, Райя, быстро пролистав документы, касающиеся добычи и поставок, перешла к узкой папочке, которая теперь интересовала ее куда больше. Так же безжизненно, сухо и аккуратно, словно речь шла об объемах урожая, в документе были прописаны смерти на рудниках. При этом слово «смерть» ни разу не упоминалось. «Потери рабочей силы» – гласил заголовок.
Основной причиной «потерь» был возраст, в соответствующей строке было указано имя почившего и дата, когда он покинул Мир. Аккуратно проставлена галочка, что ошейник был изъят и учтен, находится на складе в ожидании следующей шеи. Строчки теснились одна за другой, охватывая довольно большой период – старательная перепись человеческих жизней. Изредка встречались неординарные причины, например «болезнь» (в таком случае симптомы и причины болезни были указаны в отдельной графе) или «самоустранение» (здесь, словно смакуя изобретательность каторжника, отдельная строчка подробно описывала способ, которым он смог лишить себя жизни).
Дойдя до пояснения «…и следом раздробил себе височную кость несколькими направленными ударами…», Райя сглотнула тошноту, сжала листки. В тот момент она вплотную подобралась к интересующему ее периоду; за окном кареты стояла темнота, но она знала, что сон не придет. Глаза вновь забегали по строчкам. Удивительно редко встречались насильственные случаи; драки и смертоубийства строжайше пресекались, а руководство явно не стеснялось угрожать наказанием за подобное.
Она перевернула страницу, число в первой графе сменилось на 1372, перечень привел ее в начало текущего года. Что тут скажешь, если бы дотошный Стомунд додумался отобразить список в виде рисунка, то в нынешнем году линия бы резко пошла вверх. Он в красках изложил ей все несчастья, выпавшие на долю руководства с начала года (именно руководства, влияние бедствий на судьбу юношей в расчет не бралось), но на бумаге все выглядело еще абсурднее. В более старых списках каждый год редко занимал больше половины странички, потери были, но не носили повальный характер.
Нынешний год едва перевалил за середину, за окном стояло удушливое лето, а соответствующая страница уже была исписана почти до самого конца. Обвалы, болезни, множество смертей по причине возраста – больше, чем когда-либо. По причине возраста… Она повела пальцем по строчкам, протерла глаза, вчиталась вновь, пристукнула ногтем по листку. Если бы не указка Фрея, закономерность могла и ускользнуть, но теперь она явно видела схожесть между инцидентами.
Покинувшие Мир по причине приближения двадцать второго дня рождения – тут все ясно. Погрешность имела место, хотя ушедших в более раннем возрасте было ничтожно мало, даже в прошлые годы. В большинстве случаев злой рок отпускал юношам примерно одинаковый и, в их ситуации, максимальный срок. Но что касается почивших по другим причинам… На удивление, большинство тоже перешагнуло двадцатилетний рубеж.
Например, январь. Три новых человека отправлены в третий барак. В том же месяце двое погибают под завалом, первый из новоприбывших, а второй к тому моменту находился на каторге уже пять лет. Обоим – двадцать один год. Весна. Новоприбывший, тоже двадцать один год, после заселения успел передать легочную заразу соседу по бараку, оба были изолированы и скончались. Второму несчастному полгода как стукнуло двадцать. И еще, и снова… С каких пор легочная зараза по счастливой случайности передается только одному человеку? И с каких пор судьба бережет более молодых?
Ничего столь же интересного выдавить из документов не удалось, и ближе к рассвету она забылась тревожным сном, уронив на грудь исписанные листки. Солнце едва успело проникнуть сквозь шторки, а Фиона уже тормошила ее за плечо: рудники приближались, Дирк пообещал, что они будут на месте ровно к обеду. Во время короткой остановки она привела себя в порядок, закрепила на лице выданную маску. Теперь сетка давила на лицо, кругом искрился песок, этот же песок, казалось, кто-то щедро насыпал ей под веки. Напоследок подпрыгнув на кочке, карета вновь замерла, вокруг засуетились люди. Райя стиснула зубы, камеристка завозилась у шторки, ожидая отмашки. Дверца распахнулась, Мико кивнул ей:
– Госпожа, прошу вас.
Организатор думает, что умнее всех? Посмотрим. Столичная дурочка готова почтить каторгу своим присутствием: трепещите, привратники, трепещите, церковники. Райя оправила волосы, нацепила на лицо надменно-безмятежную мину, глаза теперь смотрели из-под полуопущенных век, после прошедшей ночи это было даже приятно. Поставила ногу на ступень, приняла протянутую гвардейцем ладонь в качестве опоры, дорожные сапожки наконец коснулись бесценной земли. Расправила платье, замерла в ожидании. Гарнизон был окружен частоколом, вдоль него по струнке вытянулись стражники. Чуть впереди, ближе всего к карете, стояло трое.
«Вот мы и встретились…»
Фрей хорошо подготовил ее, но и без того легко было угадать, кто есть кто. Слева, заложив руки за спину, стоял невероятно худой мужчина – впалые щеки, белесые глаза. Белая церковная мантия подметала землю; бритая, почти лысая голова блестела на солнце. Игла скромно встал чуть позади привратника, демонстрируя, что он лишь помощник, наблюдатель. Она перевела взгляд правее.
Пинкус, а это был, без сомнения, он, был очень толст, на узорном воротничке покоилась пара подбородков. Жабьи губы были растянуты в приветственной улыбке, лицо напоминало гримасу. Для столь важной гостьи он, естественно, вырядился в свой лучший наряд, аккуратно застегнутые пуговички переливались золотом на круглом животе, на пальцах искрились перстни и колечки. Казалось, он сейчас лопнет от важности. В общую картину не вписывались только кое-как прилизанные русые волосенки, словно, вскочив с кровати, привратник сразу побежал к воротам, ладонью прижав прическу к голове.