– В конце разговора вы упомянули впадину. В контексте всего остального вопрос о святыне выглядит несколько отстраненно. Ни разу за все мои доклады вы не спрашивали о вещах, которые не затрагивали бы напрямую нашу деятельность. Но кратер вышел из контекста десятки лет назад. Так почему?
Черная мантия убрал ладони со стола.
– Рад, что вам так понравилась роль ученика, Гораций. Настолько, что вам потребовался дополнительный урок. И он будет коротким. В бытность военным я услышал известные строки: «Мир летит в пропасть – не можешь устоять, ступай первым. В пропасть шагни смелым прыжком, кто следом падут, чтить будут тебя, как древнего повелителя этих краев». Мир уже летит в пропасть, Гораций. А на дне нас ждут самозванные правители и владыки. Моя задача проста – чтобы их правление было недолгим, а лучше не случилось вовсе. Дурак будет цепляться за ветки в полете, царапать воздух ногтями. Я же стремительно лечу вниз. А вы вместе со мной, нравится вам это или нет.
Гораций вздрогнул.
– Я не знал, что вы были военным.
– Сейчас я воюю с мебелью в собственном кабинете, по большей части. Но из маленьких сражений складываются большие победы. А теперь – скорее в бой.
Глава 15. Рикард
Единственное светлое пятно внезапно исчезло. Ключ со скрежетом вошел в скважину, заполнив собой игольное ушко, оборвав последнюю связь с внешним миром. Рик моргнул, возможно, впервые за все время. Ключ повернулся, из-за двери послышались тихие голоса, он узнал говорившего по тону. Церковник не торопился. Рик почесал засохшую корку на виске. Их привезли в гарнизон сразу после смены, все это время он усиленно потел. И на руднике, и пока тащил Тушу наверх, затем в повозке и, наконец, в этой комнате. Струйки пота уже много часов стекали по лбу, вискам, шее, оставляя ровные следы на засохшей пыльной корке. Так казалось на ощупь, зеркала в комнате не имелось. Впрочем, как и света, свежего воздуха, приятных запахов, еды, воды и здравого смысла.
По внутренним ощущениям он провел в комнате несколько часов. Смена была ранней, в гарнизон они попали задолго до обеда. Сейчас же, судя по всему, день клонился к закату. Все это время он провел, всматриваясь в светлую точку перед собой. Поначалу она была белесой, как глаза Иглы. Но поиграть в гляделки не удалось, в скором времени точка пожелтела, солнечные лучи достигли двери. А в последние минуты замочная скважина налилась закатной краснотой, как если бы глаз наполнился кровью.
Немного разнообразия вносил ходящий за дверью стражник; скучая, он то заслонял собой это маленькое окошко в Мир, то вновь отходил или кряхтя присаживался на стул. Не моргая, Рик ловил ухом каждое его действие, будь то хруст пальцев или почесывание шеи. Стражник не умел ждать, у него не было своей мигающей точки перед глазами. Почесывания становились все более частыми, движения суетливыми. Тюремщик томился.
Почему тюремщик? У Рика было время подумать. Загадку привратника он отложил в долгий ящик, информации не хватало. Вместо этого появилось время обдумать свое положение. Если он что-то и знал о Мире, а знал он довольно много, то у сидения перед угольным ушком будут последствия. День почти прошел, значит, барак в скором времени отправится на вечернюю смену.
Тем временем самый опытный из них томился в кабинете номер четыре. А сам Рик уже давно всматривался в дверь кабинета номер двенадцать. За прошедшие дни он успел узнать много нового, и среди полученных знаний была простая истина: важнее добычи на руднике нет ничего, на пятки ей наступало лишь самомнение Пинкуса. Сегодня пятый барак лишился троих работников. Одного – на долгое время. Насчет себя и Ловчего юноша пока сомневался, но у Иглы должна была быть веская причина, чтобы не погнать их обратно в глубины рудника. Хотел бы он знать эту причину? Безусловно, хотя, что уж таить, приятного будет мало. И в этом он уже не сомневался.
Тем временем ропот за дверью стих. Дверь скрипнула, ключ вернулся в карман, но игольное ушко исчезло, уступив место широкой полоске света.
– …выполняй.
Церковник шагнул внутрь, затворил дверь. Теперь человек в белой мантии заслонял собой единственный источник света, комната погрузилась почти в непроницаемую тьму. Непроницаемую для нормального человека, которого Игла и явился навестить. Но на стуле его ждал лишь карпетский вор. Не зная этого, священнослужитель ухмыльнулся, Рик скользнул взглядом по растянутым в улыбке тонким губам. Щеки святоши казались еще более впалыми, в глазах, несмотря на ухмылку, плескалось раздражение. Темнота, как ни странно, Игле тоже не мешала, он цепко оглядел сидящего на стуле юношу. Рик чуть прикрыл глаза, для вида сглотнул. То, что зрячих в комнате двое, он предпочел пока утаить.
– Юноша, рад, что вы дождались.
Игла говорил вкрадчиво, с легкой насмешкой, такой тон был Рику хорошо знаком. Не раз и не два в его присутствии слуги из подполья обращались так к жертве, прежде чем нанести удар. Звук превосходства, как если бы волк на прощание общался с загнанным кроликом. Хорошо, роль кролика его устроит, на первое время. На свободе Рик не водил знакомств с церковниками, а в родных стенах исповедь у окружающих была не в чести. Но даже так одно он знал точно: священнослужители не видят в кромешной темноте, как и большинство людей. Себя Рик к большинству не относил. Теперь это касалось и человека напротив, а значит, воздух вонял опасностью, ему не показалось. Игла тем временем, не дождавшись ответа, перестал рыскать глазами, замер возле двери, в двух шагах от него.
– Я неспроста назвал вас юношей. Иногда я пользуюсь именами, но лишь когда чувствую, что они подлинные. Рикард Парацельс – достойное имя, не так ли? Но слишком южное. В вашем случае подошло бы нечто иное.
Рик все так же молчал, лишь расфокусировал взгляд. Для него упомянутое сочетание было неожиданностью. Со старым врачом они не успели даже нормально попрощаться, а как он записан в бумажках на поясе Коски – подобное Рикарда ничуть не волновало. Получается, Парацельс напоследок подарил ему свое имя? Перед глазами заколыхался старый стеллаж с множеством снадобий, грубое дерево стойки, старое кресло в углу. В его мыслях кресло стояло пустым. Затем видение растаяло.
– Обычно имена не важны. Попав в мои владения, люди лишаются имен. Утрачивают личность. Теряют прошлое. Все это здесь не нужно. Но лишь немногие, прошу заметить, обретают новое будущее.
Голос скрипел и скрипел, монотонно, как на проповеди. Подобное красноречие от церковника было неожиданным.
– Молчите? И правильно, ведь голос я тоже беру себе. Для работы нужны лишь пара рук да пара ног. Увы, сегодня вы принесли с собой вести, что кое-кто не досчитался и этого комплекта. Но там, где убыло, там и прибыло. Кто-то лишился, а кто-то приобрел. И вы, надо признать, обрели новое будущее, Рикард с севера. Вы и ваши друзья.
Рик облизнул губы, Игла истолковал это по-своему.
– Удивление не порок, но здесь оно неуместно. Вы выглядите как северянин, северянином и являетесь. Но это теперь имеет мало значения. Вот, например, ваш новый друг. Уже многие годы он откликается лишь на прозвище, словно возводит стену между настоящим и прошлым. Много лет, по чуть-чуть, по кирпичику. Но знаете что? Стена эта – шириной в пару шагов. Чуть в сторону, и былое вновь предстает перед глазами. Остается лишь жмуриться в ужасе, просить, чтобы оно отступило. Жалко. Незначительно. Есть ли у вас такая стена, юноша?
«Еще какая. Но шагни чуть в сторону, и твои мозги будут стекать по ней. Прямо по кирпичикам».
– А теперь представьте, что все это время вы стояли на месте, вперившись взглядом в преграду. Другими словами, смотрели в прошлое, несмело, убого. Теперь же вы наконец смогли обернуться. Увидеть, что там ждет впереди. И вместо очередной стены вы видите меня. Я, и никто другой, – ваш проводник в будущее.
«Бывали у меня проводники и получше».
Молчание утомило Иглу, уголки губ сползли вниз.
– Ваш скудный ум не способен осознать ничего из сказанного. Большинство из тех, кому я указал направление, не имели привилегии услышать об этом лично. Скажем прямо, вы подобной возможности также не заслужили. Но сыграли роль обстоятельства. Я, как человек церкви, признаю неизбежность мирских событий. До встречи подобного рода должны были пройти годы – в вашем случае. Однако Веллагер притащил вас сюда, и знаете что? Возрадуйтесь, камни таскать вам больше не придется.
Из горла вырвался хрип:
– А я только начал привыкать к работе.
– К вам вернулся голос? Говорите, пока можете. Но то, что вы зовете «работой», на деле является служением. Низшим из возможных. – Внезапно в голос вплелась холодная ярость. – Сколько лет я наблюдал, как люди сгоняют прокаженных в ямы в земле. Словно постулаты могли вести нас к подобной мелочи. К счастью, мирские выгоды застлали глаза далеко не всем. Я даже сожалею, что вы не увидите, да и не смогли бы увидеть собственную ценность.
«Внезапно оказалось, что ты любишь болтать. Тем проще».
– О чем вы говорите и зачем?
Уголки губ вновь приподнялись:
– Скудный ум, как и было сказано. Я объясню по простому, Рикард с севера. Уже много лет ко мне приводят таких, как вы, изгоев с седой головой. Дни сменяются неделями, недели месяцами. Сотни таких, как вы, вошли в этот Мир и бесславно покинули его. Почему же, спросите вы? Столица увидела в вас то, чем вы не являетесь. Источником выгоды, если быть точным. Ошейник на вашей шее извращает истинный замысел богов – и ради чего? Горстки пыли, щепотки порошка. Брось такую в камин, бледное пламя подсветит иллюзию достатка, согреет чувство превосходства в душе. Как мелочно… Большинство вокруг нас – слепы. Боги много лет шлют нам дары, а люди решили, что это хороший повод набить карманы. Более того, на этой идее мы построили самозваную империю.
Рикард уловил, куда нужно надавить:
– Не многие назовут ходячую бомбу «даром».
Мертвые глаза метнулись к потолку.
– «Дар» не всегда означает «благо». В данном случае люди должны с честью принять саму возможность. Несведущие прикрывают свою алчность словом «бомба», точно щитом. Их голос срывается, коленки и руки дрожат. Люди боятся того, чего не понимают. Не хотят видеть истину, которая у них прямо под носом. Рикард с севера, я при