шел к вам не просто так. У вас правда есть хотя бы шанс понять. Маленький, но есть.
«Черт, а он правда любит проповедовать. Кинь церковника на дно реки, через неделю рыбы начнут прикладывать плавник к голове».
– Скажите мне, Рикард с севера, далеко ли вы забирались в странствиях по своей родине?
Вопрос поставил Рика в тупик, на этот раз он решил ответить:
– Я давно не был на севере.
Игла скривился:
– Вы даже не можете уловить суть вопроса. Я спросил не «когда», а «как далеко». Впрочем, не важно. А ведь вам выпала честь родиться поблизости от самого значимого места в Мире. Покиньте Аргент через северные ворота и идите вперед, никуда не сворачивая. Леса, поля, мелкие деревни. Иногда вам встретятся города: Маленго, Провия, Карпет…
Желудок юноши сделал сальто.
– …Пережог и прочие. Муравейники. Вскорости все вокруг занесет снегом. Затем еще чуть вперед, сквозь горы, последнее усилие. И там вы узрите то, о чем я говорю. Понимаете меня, Рикард с севера?
– Кратер?
Белесые глаза полыхнули безумным огнем, комната словно осветилась на мгновение.
– Скажите так еще раз, дайте мне повод… На людском языке еще не нашлось слов, чтобы достойно описать значимость впадины Годвина. Поэтому, юноша, проявите уважение. А лучше задумайтесь вот о чем: более тысячи лет назад Мир стал свидетелем величайшего пожертвования в истории. Впадина осталась в качестве напоминания, урока для всех нас. А затем появились подобные вам. Позвольте спросить, если я сниму с вас ошейник и пинком выкину за ворота, что вы оставите после себя? Какая отметина будет напоминать о том, что Рикард с севера когда-то ходил по Миру?
Рик заложил руки за спину, Игла довольно облизнул губы.
– Впадину, все верно. Не столь значимую, будем честны, но факт есть факт. Боги создали вас по своему подобию, и лишь глупость и жадность окружающих стоят на пути истинного замысла. Люди вокруг видят в этом ошейнике власть, безопасность, достижение. Я вижу только преграду.
Юноша откашлялся, хрипло ответил:
– Как человек, на шее которого покоится ошейник, не могу не согласиться. Но прекрасно могу понять нежелание людей исчезнуть из Мира оставив кр… впадину вместо себя.
– Что такое исчезновение пары домов и десятка людей по сравнению с волей божьей? Даже если речь идет не о десятках, а о сотнях, тысячах. Нет, Рикард с севера. Вы недооцениваете силу, которая дремлет внутри вас. Никто недооценивает, сегодня я в очередной раз смог убедиться в невежестве окружающих. Люди неспособны принять дар, если он не несет выгоду им лично.
Игла ожил, его руки больше не покоились за спиной. Конечности вытянулись вперед, тонкие пальцы сжимались и разжимались, словно два бледных паука в ночи.
– Не переживайте. С моей помощью ошибки окружающих будут исправлены. И вы в этом поучаствуете. В свое время мне открыли глаза, и смысл нашего с вами бытия стал ясен как день. Долгие годы в пути, и наконец-то я вижу, куда вела нас дорога, будто маленький шаг отделяет от края впадины. Но падение в нее не будет наказанием, падение будет смыслом. Я не зря оживил в вашей памяти северный разлом. Столица по сравнению с ним – груда камня, гнойник на теле. Жаль, что большинство не способно осознать это.
– Если судить по тому, что я слышал о северной впадине, то груда камней как раз там. В отличие от столицы.
Бледные кулаки сжались, мертвые глаза уставились на него, не моргая. Игла чуть наклонился вперед и холодно проскрежетал:
– Ненадолго.
Молчание затянулось. Рик отер ладони о штаны, спрятал руки в карманы. Мысли ушли в свободный полет, человек в белой мантии расплылся, пропал из виду. Огонек света разжегся сам по себе, теперь лишь в голове юноши. Он кивнул ему. Желание Иглы проповедовать действительно вело к открытиям, но совсем не к тем, которых желал церковник.
Северная впадина. Достояние церкви и опасная дыра в земле для всех остальных. Окружение Рика в Карпете никогда не славилось обилием веры, да и расстояние играло роль – между северной границей страны и его родным городом был не один десяток миль. Но многие северные байки так или иначе сводились к трем вещам: снегу, холоду и страху. Источником последнего, как правило, выступала как раз впадина.
Место, куда не ступала нога человека десятки, а по хорошему сотни лет, было отличным источником суеверий и преданий. Карпетские мужики, сжимая в узловатых, покрасневших от мороза руках глиняные кружки, любили травить истории: от совсем бредовых до хоть немного разумных. К первым можно было отнести глупые сказки, так, детей попугать. Хочешь рассказать историю о северных мертвецах, промерзших костях, поднятых из снега неведомой силой? Обязательно приплети кратер на севере, мол, в день суда армия обледеневших воинов появится из разлома и поглотит север. Дети восторженно визжали от страха, мужики прятали улыбки в пивной пене. А ко вторым относились байки иного толка, в некоторых, как ни странно, даже имелось зерно здравого смысла. Но редко.
Болтали что не зря все северяне поголовно со светлыми волосами и глазами. Белоголовые же какие? Седые, все верно. А люди севера тысячу лет появлялись на свет вблизи кратера, потому и выглядят, словно замерли на полпути, светлые, но не опасные. Слова о неопасности северян порой веселили Рикарда куда больше, чем сказки о ледяной армии. А в чем связь между сединой и обычным светлым волосом – лучше и не уточнять. Но нет-нет, а кто-то и приложит пальцы ко лбу после таких историй, от греха.
Что еще он слышал о тех местах? Если откинуть суеверия и бред, то почти ничего. Кусок земли, к которому и на несколько миль опасно подходить, да и зачем? По пути тебя ждут лишь снег и холод. Вроде как чем ближе к кратеру, тем сильнее холод отступал, обнажая черную землю. Но и только. Черная земля… Тут Игла был недалек от истины: исчезая из Мира, белоголовые оставляли после себя такую же впадину, круг почерневшей земли. Только гораздо скромнее, океан с лужей не сравнить.
В последние десятилетия люди вроде как приноровились, ошейники без дела не лежали. Сам Рикард был тому подтверждением. И тут пожелания церковника выглядели странно. Отринуть ошейники, позволить белоголовым исчезать из Мира? Черт его дери, зачем? Чтобы вся страна превратилась в черный кратер, рано или поздно? Чушь. Даже теперь, когда это касалось его напрямую, Рик не мог согласиться с таким подходом. Рудники были полным дерьмом, они копошились в камнях на благо высокородных, и только – тут не поспоришь. Но все остальное… Или он не так понял?
За любым сектантским бредом кроется замысел: дай людям достойную цель, и они пойдут следом сквозь огонь. Даже его отец руководствовался чем-то подобным, пусть и используя самый банальный стимул из возможных – деньги. Звонкие монеты ценятся во все времена. Словно подтверждая его мысли, перед глазами возник привратник, кольца на пухлых пальцах звякнули друг о друга. Рик сделал зарубку в памяти, пухлая фигура растаяла. Но белая мантия, как и подобные ему, – это совсем иное. Украшать мир впадинами – удел психов. А вот делать это ради великой цели – удел идейных психов. Один из них сейчас был с ним в одной комнате.
Нет, прочь, как можно дальше от севера. Черная земля имеет мало значения, куда меньше, чем полоска искрящегося песка, посреди которой он сидел на шатком стуле. Мысли свернули в сторону, дни на руднике вспыхнули перед внутренним взором, воспоминания закружились. По спине побежала капелька пота, кожа покрылась мурашками. Первый день. Кучка юношей в клетках, палец, бегущий по строчкам, поросячьи глазки довольно блестят. Все еще первый день. Лицо Вина перед глазами: «Я перекинулся парой слов с парнями из второго барака, у них тоже двое ушло с весны». Немного вперед. Пинкус, поднимающийся по лестнице. Толика узнавания, презрительная мина. «Было бы на что время тратить». Еще вперед. Ярость, брызги слюны изо рта. «Вы не осознаете важность». Мертвые глаза напротив, их владелец, скрипящий в темной комнате: «Камни таскать вам больше не придется».
Проклятье, а ведь Туша, сам того не зная, не зря пыжился от важности. От дурости до истины оказался один шаг. «Похоже, самый старший тут буду, смекаете?» Еще как. Пинкус бродил между клеток не в поисках работника. Он бродил в поисках источника. Очень удобно, если ты псих, мысленно стоящий на коленях перед впадиной. Пятна перед глазами закружились еще быстрее. У Иглы явно свои планы на белоголовых, сильно расходящиеся с пожеланиями столицы. Владыке нужны рабы, по-другому и не скажешь, смиренно ковыряющиеся в земле. Отработай отпущенный срок и пропади из Мира, никто и не вспомнит. Церковник определил им судьбу иного толка. Сложи два и два, тогда весь замысел тощего психа уложится в пару строк: «Сорви ошейник и взорвись во славу древних богов». Сорви ошейник! Снятие которого, публично, во всяком случае, считается невозможным.
Судя по тому, что земли Симфареи не испещрены черными кратерами, а новостей о подобном не появлялось кучу лет, Игла еще не достиг своей цели, пусть и близок, по его же словам. Это Рикарда волновало мало, взрываться во славу чего бы то ни было он не собирался.
«Как будто у меня есть выбор».
Есть. Есть, черт его дери. Умереть в богом забытом бараке? Увольте. Но в душу закралось неприятное ощущение, что до этого можно и не дожить. Сколько ему еще отпущено? Месяц? Судя по состоянию головы, гораздо больше. Год? Если повезет, то все три. Тогда почему ощущение, что Игла пришел проводить его в последний путь? Угольное ушко расширилось, мысли потекли в этом направлении. Не зря, ой не зря Пинкус с Иглой так вцепились в Тушу. Впрочем, привратника можно вынести за скобки, главный сумасшедший подметал полы белой мантией. Роль здесь играет возраст, чем белоголовый старше, тем выше вероятность исчезнуть из Мира. Исчезнуть можно и тихо, останется лишь ошейник на лежанке. А можно как? Громко. Очень громко. Судя по всему, этот вариант устраивал Иглу куда больше. И из этого вытекает два вопроса. Даже три.
Первый. Зачем? Пойти против самих основ, ради чего? Рискнуть всем, даже своей жизнью, чтобы забрать с собой на ту сторону как можно больше окружающих? Подобный бред не укладывался в голове. Даже пятно света чуть сузилось, темнота сдавила виски. Помыслы и цели Иглы были пока что непостижимы. Разве что он собрался колесом ходить вокруг кратера, спустив штаны и выкрикивая почести во имя давно сгинувших изначальных.