– помимо умения махать молотом, Эдвин перенял у Вамоса способность наращивать мышцы внутри, не раздаваясь снаружи. Оба были крепки, но по известным меркам худы, без рук шириной с наковальню и животов с бочку. Но какое это имеет значение, если ты умеешь дробить камень?
Призрак над плечом с треском лопнул, Эдвин глазами нашел, что требовалось и с места сделал прыжок в середину комнаты. С разбега ударил мужчину с ножом в ухо, тот, не ожидая атаки, отлетел к камину, замотал головой, словно не понимая, откуда на поле боя взялся еще один человек. Юноша нырнул следом, перепрыгнул через поваленный на спинку стул, схватился за широкую каминную кочергу. Похожей он частенько ворошил угли в печи мастерской, когда требовалось нагреть строительный раствор. Похожей, да не такой. У этой ручка заканчивалась нелепой петлей в форме сердца.
Недобро глядя, все еще не осознавая, что атакован каким-то парнем всерьез, бугай начал подниматься на ноги. Эдвин не дал ему это сделать. Отведя руку в бок, он с размаху приложил загнутый конец кочерги к виску мужчины. Брызнула кровь напополам с чем-то мерзким, здоровяк рухнул как подкошенный, железный конец инструмента так и остался в голове. Юноша посмотрел на свои ладони, руки затряслись.
«Только бы не вырвало. Не сейчас».
Схватка у двери все еще продолжалась, но Сэт уже лежал на спине, вновь зажимая шею Раскосого в своих объятиях. По лицу вора текла кровь – неясно, своя или чужая. Удары чужака были уже совсем слабыми; казалось, все почти кончено, но внезапно руки вора сомкнулись на пустоте. Эдвин впервые понял, что все произошедшее ему не привиделось, Раскосый исчез из места, где только что находился, но тут же возник на полу совсем рядом, хрипя и хватаясь за шею, словно на большее не хватило сил. Сэт, оперевшись на одно колено, поднялся на ноги, навис над мужчиной в трико. Тот больше не делал попыток ударить, лицо заплыло, казалось, умом он еще не смирился, но тело оставило любые попытки спастись. Сэт, так же не издав ни звука, поднял ногу в дорожном сапоге и опустил на лицо раскосого. Затем еще раз. И еще. Эдвин отвернулся.
Таверна напоминала место бойни. Три мертвых тела, два с размозженной головой, у третьего ножка стула торчит из груди. Стулья и столы валялись в беспорядке, огромные лужи крови натекли тут и там. Эдвин чувствовал, что кровь продолжает толчками выходить из раны над ухом, пусть и не так сильно, как раньше. Ресницы на правом глазу слиплись; щурясь, он посмотрел на место, где проторчал весь этот недолгий разговор. Только теперь он увидел, что в стенку у лестницы вонзился короткий метательный нож без ручки, именно он черкнул над ухом, нанеся глубокую рану. А воткнулся бы прямо в глаз, не пни его Сэт под колени в нужный момент.
Вор выглядел ужасно; тоже залитый кровью, он горбился, будто каждое движение причиняло боль. Правый глаз так же заплыл, бровь, казалось, сползла вниз, прижав веко к глазнице. Здоровым глазом он зыркнул на Эдвина, но промолчал. Потом быстрым шагом пересек помещение, зашел за стойку. Наклонившись, выдернул взвизгнувшего Флориана наружу, прижал грудью к стойке. Трактирщик круглыми глазами смотрел перед собой, словно не в силах принять развернувшуюся перед ним кровавую картину. Вор дал ему секунду насладиться, затем кончиками пальцев взялся за его макушку и развернул голову парня к себе. Тот вновь взвизгнул, Лис выглядел, как сама смерть.
– Где Гааз?
Голос его звучал под стать внешности. Флориан сглотнул.
– Я… Я не знаю! Клянусь! Не знаю даже, кто это, иначе не свел бы вас с Иеремией!
– Свел с ним, зная, что все закончится так? – Вор снова с силой развернул голову в сторону побоища и добавил: – Зная, что это будет ловушка?
– Нет! Клянусь, нет! Я не знал! С Иеремией не спорят! Он просто сказал мне сидеть за стойкой и помалкивать, что бы ни случилось! Я никто, просто никто! И про дела отца я ничего не знал, клянусь!
Сэт на мгновение отвлекся от лепечущего Флориана, посмотрел на Эдвина:
– Мне нужно, чтобы ты сходил наверх, забрал все вещи и ждал меня в конюшне.
Эдвин открыл было рот, но Старый лис покачал головой:
– Прошу тебя, сейчас нет ничего важнее. – И после паузы добавил: – Ты молодец, парень.
Точно во сне, Эдвин развернулся к лестнице и, поставив ногу на ступеньку, услышал, как вор шипит трактирщику:
– Если ты не знаешь, где Гааз, а знает Иеремия, то подскажи мне, где в таком случае он? Не вижу его в этой комнате.
– Он… Он выбежал в заднюю дверь! Струсил сразу же, как все началось! Я…
Конец фразы он не расслышал, подъем наверх отрезал все звуки. Миновав пролет, юноша ступил на второй этаж. Здесь Эдвина наконец вырвало.
Он смутно помнил, как собрал вещи. Наскоро вытерев и обернув руки тряпицей, он покидал немногие выложенные из дорожных сумок пожитки обратно в мешки. Смешная забота, учитывая, что его еще совсем недавно новая одежда была залита кровью. Насчет своей головы Эдвин старался не думать. Но казалось важным защитить от крови то немногое, что у них было. Подхватив оба дорожных мешка, юноша напоследок оглядел комнату – пропитавшаяся красным тряпка так и осталась лежать возле кресла.
Юноша прикрыл за собой дверь, свернул направо, помня, что к конюшням ведет отдельная лесенка в глубине коридора. Возвращаться в растерзанный главный зал не хотелось. Даже если Иеремия соврал и у Флориана были другие гости и постояльцы, то все они благоразумно засели в своих комнатах – на своем пути он не встретил ни души.
Ступени узкой лесенки скрипнули под ногами; толкнув сколоченную из досок дверь, он вывалился на небольшой пятачок заднего двора. Именно сюда вела узкая дверь за трактирной стойкой, это заставило Эдвина дернуться. Если Постулат затаился, а не сбежал с концами, то засады стоит ожидать здесь. Юноша нервно огляделся, но Иеремии и след простыл. Постулат верхнего города благоразумно переложил бремя общения с Сэтом на подчиненных, а теперь, по всей видимости, в одной из своих нор ожидал их возвращения. Заранее зная, что никто не вернется, Эдвин задумался, какие выводы сделает враг. Начнет искать их, соблазнившись наградой? Или затаится, опасаясь возмездия?
Весь этот груз мыслей давил на плечи, пока он выводил и седлал лошадей. Едва он приладил мешки к седлам, на темную лужайку упало пятно света, в дверном проеме показался Сэт. Теперь Эдвин понимал, каким образом вор одолел гвардейца в его родной деревне, просто появившись у него за спиной. Казалось, это было сотню лет назад, но события этого дня не оставили почвы для сомнений. Старый вор на пару с раскосым убийцей перемещались по таверне, не делая ни шага. Как бы ни хотелось обратного, пережитый кошмар ему не привиделся. А значит, Лис явно не рассказывал о себе очень многое.
Сейчас обошлось без трюков, вор, все так же пригибаясь от боли, шаркающим шагом пересек поляну, взял лошадь под уздцы. Поймал взгляд юноши, отрывисто ответил на невысказанный вопрос:
– Ничего не знает. Встречался с Иеремией через доверенного человека, который сейчас лежит с кочергой в голове. Эта ниточка потеряна.
При упоминании кочерги Эдвина вновь затошнило. Чтобы отвлечься, он спросил:
– Флориан, он…
– Жив. Никогда не беру на себя больше трупов, чем требуется.
Казалось, каждое слово стоит Сэту невероятных усилий, волосы и борода влажно блестели. Перед выходом он окатил лицо водой, но кровь продолжала сочиться из свежих ран. Только видимых повреждений было множество: рассечения и синяки на лице, опухший и полностью закрытый глаз. Одежда пропитана кровью и порвана в нескольких местах. Повязка на руке тоже обтрепалась, старая и самая страшная рана поблескивала в лунном свете. А сколько травм скрывалось внутри, не хотелось и думать – походка Лиса говорила о многом. Эдвин подумал, что если он выглядит хотя бы вполовину так же плохо, их дорога оборвется при первой же встрече со стражником. Словно прочитав мысли юноши, Сэт здоровым глазом посмотрел ему в область виска:
– Выглядит страшнее, чем есть. Кровь уже запеклась. Жить будешь.
Эдвин воздержался от благодарностей, тем более про вора он не мог с уверенностью сказать того же. Иногда победа дается такой ценой, что ее можно приравнять к поражению. Еще совсем недавно, этим утром, его заботили вещи, которые теперь казались незначительными. Их прибытие в город обернулось бойней. А как они теперь найдут Гааза, юноша просто не представлял.
Сэт отворил калитку, и они вывели лошадей на узкую улочку. Круг луны частично прятался за облаками, Эдвин от всей души надеялся, что случайный путник не решит внимательно рассмотреть двух подозрительных всадников. К счастью, эта улица была абсолютно пуста, вся жизнь кипела на главной дороге.
– Нам нужно укрытие.
– Укрытие? – Юноша посмотрел на вора. – Какое укрытие мы найдем посреди ночи в таком виде?
– Еще не знаю. – Сэт стиснув зубы влез в седло. – Нужно зализать раны и найти чертового Гааза.
– Нам сейчас пригодится любой врач…
– Нет. В драке я отдал все время, что оставалось. Нужен Гааз…
В другой ситуации Эдвин восхитился бы упорством вора, но сейчас впечатление смазал утробный кашель, оборвавший его спутника на полуслове. Ему показалось, что с каждым вздохом кровь толчками продолжает выходить из открытых ран на лице. Не переставая кашлять, вор двинул коленями, лошади зацокали по мостовой. Они свернули один раз, затем еще один. Вор правил бесцельно, выбирая наиболее темные и узкие улочки. Огни таверны исчезли за спиной. Эдвин смотрел на блестящий кожаный жилет впереди, вор склонил голову, словно в молитве. Кашель стих, юноша осмелился уточнить:
– Даже если мы найдем того, кто укажет…
Договорить он не успел, Сэт накренился вправо и с глухим стуком повалился на мостовую, чудом не зацепив головой стену прохода. Его лошадь недоуменно взбрыкнула, будто не понимая, почему всадник покинул седло столь странным образом, но послушно остановилась.
– Сэт! Сэт?
Он спрыгнул со своего седла, подбежал к спутнику, перевернул вора на спину. В лунном свете черты его лица заострились, раны влажно блестели, рот был безвольно приоткрыт. Эдвин по-детски потряс вора за плечо, затем поднес палец к ноздрям. Вор дышал, пусть и совсем слабо. Значит, это правда. Драку они выиграли, но Лис отдал все, что у него было, запас иссяк. Эдвин в панике покрутил головой: оба конца улочки скрывались в темноте, вокруг ни души. Лишь отдавшее все силы тело у него на коленях с поблескивающей в темноте рукой в качестве мрачного напоминания.