– Ворота на северо-востоке. Они будут не под наблюдением еще какое-то время. Но советую поспешить, раз ваш приятель плохо себя чувствует.
– Вы подслушивали за дверью?
– Нет.
– Тогда откуда…
Казалось, мужчина удивился:
– Я только что указал тебе дорогу, предсказав события на несколько часов вперед. А удивление вызвала осведомленность о проблеме? Мальчик, ты серьезно?
– Более чем. Даже если так, – Эдвин насупился, – если мы в это поверим. Какой вам с этого толк?
– Абсолютно никакого. Я просто передаю чужие слова. Но рано или поздно тебе придется выбираться из проблем самому, Эдвин из Срединных земель.
Он не помнил, чтобы хоть кто-то называл гостю свое имя. Показалось или нет, но медальон словно начал наливаться холодом в кармане. Тонкие губы вновь растянулись в ухмылке.
– С этим закончили. Совет и предостережение, как и было обещано. Но прежде чем я откланяюсь, – гость повернулся к Парацельсу, – есть пара слов и для тебя, доктор.
Старик не шелохнулся.
– Я слушаю.
– В нужный момент ты принял под крыло одного моего знакомого. Я ценю такие вещи.
– Принял под крыло? Не совсем понимаю…
Гость не дал целителю договорить:
– Ваши дороги разошлись, и сейчас, – мужчина сделал странный жест, словно хотел вытащить из кармана часы, – он переживает не лучшие времена. Но я знаю, что он выкарабкается. А в этом есть и твоя заслуга. Поэтому бесплатный совет лично от меня: не возвращайся сюда. Упакуй свои склянки, скальпели и травы, перешагни порог и не оборачивайся.
– Очередное провидение? – Гааз вытер выступивший на лбу пот.
– Вовсе нет. Но у меня большой опыт общения со швалью, которая скоро явится к тебе на порог. Доктор, мирная глава жизни в Вествуде окончена, нравится тебе это или нет.
На этих словах гость кивнул, будто прощаясь. Ани подала голос:
– Очень красноречиво. Неужели не найдется ничего для меня?
Мужчину это, видимо, позабавило:
– Не цепляйся за прошлое.
На этих словах гость развернулся на каблуках, собираясь уйти. Эдвин выпалил ему в след:
– Раз вы так хорошо осведомлены обо всем на свете и направляете нас, словно слепых котят, может, хотя бы поделитесь своим именем? Наладить доверие и все такое?
На мгновение замерев, мужчина бросил через плечо:
– Дормер.
Затем он стремительно вышел на дорогу, десяток шагов – и визитер растворился в ночи. Гааз растеряно посмотрел на Эдвина, юноша развел руками. Озвучил вопрос, висевший в воздухе:
– Что это, во имя всех изначальных, было? – Эдвин покачал головой. – Северо-восточные ворота… Полагаю, вы отлично знаете дорогу?
– Нам нужно поспешить. Но у меня к вам много вопросов, молодой человек. – Гааз поудобнее перехватил свои пожитки.
Эдвин с отвращением положил нож на стойку, вновь вытер пот с ладоней. Ани веско добавила:
– Помнишь, я говорила, что этой ночью меня уже ничто не удивит? Забудь.
Глава 24. Райя
За всю свою жизнь Райя провела в каретах не так много времени. Зато Гидеон, ее отец, посвятил почти всю свою жизнь разъездам на благо страны. Не раз и не два она слышала, как они с матерью ссорятся по этому поводу. И все равно она решила пойти той же дорогой. В будущем поездки в разные уголки Симфареи должны были стать для нее обыденностью: тихий стук колес, ржание лошадей, мягкое покачивание экипажа. Впрочем, небольшой опыт дальних путешествий у нее уже был.
Считанное количество раз отец брал ее с собой в дипломатические поездки, то было в глубоком детстве, те времена почти вымылись из памяти. Первое осознанное путешествие произошло уже в подростковом возрасте, когда она ставила ногу на ступеньку кареты, зная, что проведет ближайшие годы в монастыре, что было обязательной частью ее обучения (по настоянию матери). Она до сих пор помнила то чувство волнения вперемешку с робким восторгом: казалось, она наконец отправляется во взрослую жизнь. Наивная… Куда позже отцовская карета ожидала ее уже по другому поводу, готовясь доставить юную даму в университет. Детский восторг к тому времени уже давно покинул ее, и те поездки запомнились легкой грустью и желанием не ударить в грязь лицом. Если монастырь был уступкой матери, то место для учебы выбирал уже отец, а папина дочка не могла подвести Гидеона. Она всегда старалась соответствовать ожиданиям.
Поэтому опыт был. Небольшой, но куда обширнее, чем у обычного жителя Симфареи. Кареты становились больше, дорога – длиннее. Менялись ощущения и мысли, с которыми она забиралась внутрь. Но никогда прежде Райя не сидела в карете, пытаясь подавить панику.
Мягкие подушки подпирали зад со всех сторон, но она не испытывала удобства. Дверца пока оставалась открытой, на ступеньке стоял Дирк, напряженно посматривая то на нее, то куда-то направо. Она знала, что в этом направлении, прижавшись к дереву ворот, напряженно вглядывается в темноту молодой человек, именуемый Ловчим. Он был немногословен, чаще кивал, а если хотел высказать свои мысли, то обращался напрямую к Рикарду. По словам северянина, спасенный из главного здания пленник провел на руднике без малого восемь лет. Она и помыслить не могла, что чувствует человек, проведший такой срок в изоляции от полноценного общества. После знакомства она избегала давить на нового спутника.
Напротив, как и днем ранее, на мягких подушках сидела Фиона. Место безмятежно стучащей спицами камеристки заняла напряженная, сжавшая кулаки девушка. Ее лицо осунулось, васильковые глаза словно потухли и напряженно бегали туда-сюда. Каждый раз обращая внимание, что госпожа смотрит на нее, камеристка отводила взгляд и сжимала вязание покрепче, будто стыдясь самой себя. Райя не винила ее; пусть разница в возрасте между ними была лишь в пару лет, это была пропасть, отделяющая ребенка от взрослого. Свой ужас она скрывала куда успешнее. Во всяком случае ей хотелось в это верить.
Рик, растолковав свой план, отмел робкие возражения и просто испарился. Северянин все еще вызывал у нее чувство беспокойства. Безмятежность, приправленная ироничными шутками, перемежалась с обреченной серьезностью. В процессе одного диалога его манера речи и жесты могли неуловимо поменяться и даже не один раз, а желание спасти отдельные человеческие жизни граничило с безразличной жестокостью по отношению к тем, кто мог стоять у них на пути. Всякий раз, когда на его лицо наползала странная, напоминающая оскал улыбка, Райя против воли вздрагивала, ведь улыбался он каждый раз невпопад. А еще она никогда не видела, чтобы кто-то исчезал в тенях за одно движение век. Неужели на севере они все…
Ее размышления прервал оглушительно громкий звук, словно фитиль наконец дополз до бочки с порохом. По всей видимости, то было недалеко от истины. Земля под ногами затряслась – ощутимо, совсем иначе, нежели мягкие постоянные толчки, источаемые приговоренными белоголовыми. Дирк заметно побледнел, она услышала звук отодвигаемых ворот, затем Ловчий материализовался в ее поле зрения, нервно положил руку кучеру на плечо:
– Полыхнуло, как в северной впадине. Пора.
Дирк нервно кивнул, она услышала, как он, пыхтя, взбирается на свое место. Ловчий с размаху захлопнул дверь, девушка вздрогнула. Ряженый в форму юноша засунул руку в окошко, ухватился покрепче и замер на наружной ступеньке. Дирк привычно свистнул, лошади отозвались беспокойным ржанием. Выучка столичных коней строилась на том, что их не пугали ни звуки битвы, ни взрывы, ни опасности. Управляемые знакомым им кучером, такие лошади в любой ситуации слушались команд, ведь от этого зависела жизнь вверенных им высокородных. Как, например, сейчас.
Гул вдалеке нарастал, точно выражающий недовольство разворошенный улей. Лошади зацокали по земле, сначала совсем чуть-чуть, затем все больше набирая ход. Дирк умело вывел карету наружу, за пределами конюшни ночь отступила под натиском северянина. Мир вокруг светился ровным оранжевым светом, и, сглотнув, Райя приникла к окошку.
После экскурсии с Пинкусом она хорошо запомнила расположение построек и общее устройство гарнизона. Конюшня на пару с домиком, где она бросила все свои пожитки, располагалась на «мирной» половине. По левую руку от главных ворот царствовали солдаты, вдоль частокола располагались тренировочная площадка, казармы, оружейная, проклятый госпиталь… Так было раньше. Теперь эта часть гарнизона превратилась в пылающее зарево. Огонь ревел, языки пламени лизали ночное небо.
Райя с беспокойством поискала глазами казармы. Рик, очень аккуратно выбирая выражения, высказал идею устроить диверсию поближе к спящим солдатам, «минимизируя вероятность погони». Истолковав это не иначе как «убийство спящих», девушка категорически отмела эту идею. Теперь она с облегчением увидела, что казарма цела, пламя только начало расходиться в стороны, из здания один за другим выбегали сонные, ничего не понимающие солдаты. Несколько фигурок в отдалении размахивали руками, пытаясь организовать тушение. Все принимающие решения люди на руднике были либо мертвы, либо изолированы. Царила паника.
Северянин был на удивление хорошо осведомлен об устройстве гарнизона. На вопрос «откуда?» он привел в качестве довода хорошую память и то, что накануне ему уже пришлось посетить главное здание вместе с собратьями по бараку. Без особых усилий он расчертил палочкой на земле примерный план построек, Ловчий дал пару поправок, но в целом согласился, что схема верна. Рик прокомментировал это так:
– Еще бы, я всю ночь таскаюсь туда-сюда по гарнизону, словно это прогулочный парк, а не место, где меня хотят прикончить.
Отдельное внимание северянин уделил группе складских помещений, расположенных на задворках тренировочной зоны.
– С нашей стороны они хранят припасы, корма для животных и прочую ерунду. Там удобно прятаться, но вряд ли мы сможем покинуть рудник, забравшись в ящик с вяленым мясом. Зато здесь, – кончик палки безошибочно ткнулся в скопление зданий, – частички железной воли, которую Вильгельм диктует этим землям уже пару десятилетий. А именно: вооружение, доспехи и самое ценное – порох.