– Прошлое есть у всех. – Белоголовый отвел глаза. – Моя имя принадлежит совсем другому человеку. Мальчику, которого ребенком отдали в руки церковников. Мне едва исполнилось тринадцать. Отец был верующим, и, когда произошла тряска, он не сомневался, сделал так, как велят постулаты. Не знаю, пожалел ли он об этом впоследствии. Я почти ничего не помню с тех времен, только как нас с другими столичными мальчишками учили готовить псов к охоте, читать следы, готовить ловушки и плести сети. В день, когда я попал на рудник, тот столичный мальчик умер. После был только Ловчий.
Этого было достаточно. Рик наклонился, чтобы поднять фонарь, и услышал, как Ловчий тихо добавил еще одно слово:
– Нико.
Он поднял глаза, юноша с седыми волосами поморщился:
– Так меня звали. Думаю, после всего произошедшего вы имеете право знать. Но откликаться я все равно буду на «Ловчего», договорились?
Рикард кивнул. Они пожали друг другу руки.
Глава 26. Эдвин
Длинный шрам от удара мечом, еще несколько напоминали ножевые ранения, парочка круглых рубцов наводили на мысли об арбалетных болтах. Волосы на груди были припорошены сединой, сквозь них проглядывал след от ожога. Точно такой же, но больше, можно было увидеть на правой ноге. Эдвин поразился количеству отметин на теле старого вора.
Сэт лежал все на том же столе, бедра были скрыты под куском ткани, одежда отброшена в сторону. Рядом, разложив в ряд инструменты, стоял Парацельс. Пожилой доктор удерживал руку Сэта так, словно она была хрустальной, внимательно всматриваясь в светящуюся рану. По просьбе Гааза они принесли в комнатушку дополнительные факелы, в неровном свете Эдвин видел, что на лбу доктора залегла глубокая морщина. Впервые увидев старого друга, Парацельс тихо охнул, и напряженное выражение больше не покидало его лицо, но когда доктор раскладывал на тряпицу свои инструменты, его руки не дрожали.
Врал ли им человек, именовавший себя Дормером, или нет, но через северо-восточные ворота они прошли без проблем. Стражники могли остановить кого угодно на входе в верхний город, а вот кто выходит обратно, им было плевать. Парацельс пробурчал что-то о срочном пациенте, но стоявший на посту стражник лишь скользнул по нему сонным взглядом и захлопнул железную дверь.
До рассвета оставалась еще пара часов, однако Эдвину казалось, что они потратили все отпущенное время. Он пропустил момент, когда успел так привязаться к Сэту. Ноги несли юношу обратно в лавку Ани, а старческая неторопливость Гааза вызывала раздражение. К его облегчению, к их приходу вор был все еще жив. Слабое сиплое дыхание все так же вырывалось сквозь полуоткрытый рот, на подбородке засохла пара капелек крови.
В тот момент Парацельс словно помолодел. Его лицо все еще было покрыто морщинами, но движения стали четкими, и, не тратя больше ни секунды времени, он жестким голосом раздал указания. По его просьбе Ани принесла стопку тряпок и теплую воду, врач больше не отходил от стола. Эдвин помог ему снять одежду с вора, но после Гааз попросил лишь одного – не мешать. Юноша тихо осел на табурет в углу. Врач быстро оглядел свежие раны Сэта, полученные в схватке в таверне Флориана, после чего сконцентрировался на руке. Его глаза глубоко запали, а губы шевелились, точно он вел тихий диалог сам с собой. Когда целитель вновь заговорил в полный голос, Эдвин вздрогнул от неожиданности:
– Вы не врали. Я не видел подобных ран почти двадцать лет. Даже к концу войны они стали редкостью. От кого он получил порез?
Юноша хрипло ответил:
– Один из столичных гвардейцев. Полоснул ножом.
– Молодой человек, вы уверены в своих словах? – Гааз поднял на него глаза. – Столичная гвардия не использует подобное вооружение. Это был один из важнейших пунктов соглашения при становлении Вильгельма владыкой Симфареи. Очень серьезное обвинение.
– Кто-то еще носит на себе серебрянные доспехи? Кроме того, их командир представился. Да, я уверен.
Врач наклонился обратно к ране и вновь замолчал. Ани замерла в другом углу комнаты, со своего места Эдвин не мог видеть, спит она или нет. Все последние часы в нем бурлил адреналин, но теперь юноша чувствовал, что его глаза слипаются. Раздавалось ритмичное щелканье ножниц и звон инструментов, иногда Гааз что-то шептал, ни к кому конкретно не обращаясь. Под эти звуки Эдвин то проваливался в беспокойную дрему, то выныривал обратно. После одного из таких погружений он с удивлением понял, что окна под потолком подсвечены красным, ночь уходила, уступая место новому дню.
Гааз стоял на том же самом месте, его лоб блестел под пленкой пота, редкие седые волосы растрепались. Значительная часть тела Сэта теперь была перевязана, целитель как раз затянул очередной бинт. Эдвин моргнул, чтобы согнать сон. Встал, тихо подошел поближе. Многострадальная рука вора, насколько он мог судить, больше не светилась. Выступающие из-под краев повязки вены все еще выглядели набухшими, но серебряный блеск исчез. Теперь вор выглядел просто избитым, щеки ввалились, заплывший глаз был перебинтован.
– Он выздоровеет?
Парацельс вздрогнул, словно забыв, что в комнате еще кто-то есть, негромко ответил:
– Говорите потише, юная дама спит. – Он кивнул в сторону Ани. – Насчет выздоровления… Я воздержусь от прогнозов. Точно могу сказать, что он не умрет этим утром.
– Что вы имеете в виду?
– Я позаботился о его травмах, вам еще предстоит рассказать мне, с кем он так подрался… Что касается пореза, подобные ранения опасны не только сами по себе. Если бы он попал к лекарю раньше, гораздо раньше, прогноз был бы более оптимистичным. Но руны успели разойтись по телу. Я вычистил рану, насколько это возможно, вколол и влил в него десяток снадобий. Заражение больше не распространяется, но вопрос в том, какой ущерб уже был нанесен. Я хорошо умею исцелять, но не умею возвращать к жизни уже мертвое.
Гааз отошел от стола, устало поманил его пальцем:
– Присядьте, настало время заняться вашей головой. Так вот. Пока мы не можем знать, какие внутренние органы пострадали и как сильно. Ему понадобится время, чтобы восстановиьтся, и в лучшем случае останется лишь очередной шрам на руке. В худшем возможны нарушения дыхания, снижение иммунитета, поражение почек… Список длинный, как лотерея, в которой лучше вообще не участвовать. Для человека его возраста и рода деятельности любая неприятность может стать фатальной. Но точных прогнозов я сейчас дать не могу.
Говоря все это, целитель снял с его головы головной убор, размотал тряпицу, оторвав присохшие края от раны. Эдвин поморщился.
– Выглядит скверно, но в сравнении с Лисом вы отделались легким испугом, юноша. Я заштопаю края и нанесу мазь. И – пару-тройку дней походите с забинтованной головой.
Юноша не спорил, сейчас его заботило другое:
– Значит, гарантии выздоровления нет? А когда он встанет на ноги?
– Точно не так скоро, как вам бы хотелось. Я даже не буду ссылаться на рунное отравление, обычных ран хватило бы, чтобы вывести из игры менее выносливого человека. Два ребра сломаны, множественные порезы и ушибы, он едва не потерял глаз… Кто нанес все эти раны?
– Мы искали вас, – Эдвин сглотнул, – не было адреса, не было ничего, только имя. Сэт привел нас в таверну «Дыра в полу».
К его удивлению, Гааз улыбнулся:
– Старый лис еще помнит все свои норы. Эта таверна была одним из центров притяжения во время войны. Причем притягивала она как людей Вильгельма, так и повстанцев. Тальверт имел удивительное умение лавировать между направленными в него мечами. Но слышал, что он умер, причем довольно давно.
– Да, теперь таверной заправляет его сын, Флориан. Судя по тому, что я услышал, дела идут не очень успешно. Вас он не вспомнил, но пообещал свести с человеком, который может помочь.
– Иеремия?
– Да.
Врач сбрил линию волос возле раны, после чего заработал иголкой. Эдвин выдохнул через нос от боли.
– Один из тех, кто смог извлечь выгоду из войны. Всегда был таким, ушлый как хорек. Или змея, если хотите. Не могу сказать, что мы много пересекались в те времена. Но, как минимум, имя мне известно. Как старое, так и новое. Я с такими людьми дел не веду.
– Он так и сказал. Но сообщил, что адрес ему известен. Еще успел передать, что вы живете в верхнем городе.
– Тоже мне секрет. Что произошло потом?
– Они на нас напали. – Эдвин подавил горечь в голосе. – Все обещания были лишь уловкой. Узнав, что Старый лис ищет с ним встречи, Иеремия подготовился. С ним было трое людей, двое здоровяков и один… Я не знаю, как описать.
– С чего бы ему вдруг нападать? Месть за те, давние времена? Я слышал, что…
Юноша инстинктивно покачал головой, Гааз вернул его макушку на место.
– Нет. То, что его ищет Иеремия, – это события последнего дня. До этого Сэт был в бегах, все это время. Именно поэтому он получил рану, поэтому мы здесь. Дорога была долгой.
– Столичные гвардейцы?
– Да. А может, и не только. Возможно, он не рассказывает мне всего…
Эдвин бегло пересказал всю историю: от момента, как он очнулся на берегу, до стремительного рывка по ночному Вествуду. Некоторые детали он пока опустил, подозревая, что это чужие секреты. Врач лишь покачал головой:
– Старый лис в своем репертуаре. Всегда был авантюристом, из тех людей, что идут напролом. В армии его ценили за это, и по той же причине мы познакомились. Один из интереснейших людей среди тех, кого мне приходилось штопать в то время. – Парацельс взял в руку баночку с мазью. – Вы не упомянули, почему за ним гонятся, а так же аккуратно обошли момент, почему решили пойти следом. Не удивляйтесь, пусть я и стар, но еще могу подмечать такие вещи. Эти факты как-то связаны?
Медальон словно отяжелел в кармане.
– Да, но не уверен, что могу рассказать вам все.
– Пусть. Любопытство уже давно не входит в список моих пороков. Среди прочего, я поддерживаю связь со многими отставными солдатами того времени. Вы знали, что он был гвардейцем?