Не оправдались и надежды с помощью миграции резко порвать с прошлым. В рамках системы субсидирования агенты в Британии получали деньги за каждого отправленного ими в Австралию мигранта. Одним из источников человеческого потенциала являлись работные дома, где содержалась жившая на пособие беднота. В этом процессе «выметания бедноты» сформировалась категория иммигрантов, которые по своему происхождению и положению мало чем отличались от каторжников, — не будет преувеличением считать их «квазиссыльными», — однако решающее значение имела разница в правовом статусе. В любом случае эти мигранты-пауперы по численности уступали добровольным переселенцам. В конце 1830-х сопротивление настойчивым требованиям о прекращении ссылки уголовников стало невозможным. Парламентский комитет в Лондоне собрал свидетельства о неравенстве системы содержания осужденных преступников, и в 1840 г. правительство остановило отправку осужденных в Новый Южный Уэльс. Попытка ее возобновления в 1849 г. вызвала возмущение колонистов и закончилась окончательным ее прекращением.
Таким образом, местом назначения, куда отправляли преступников, осталась Земля Ван-Димена. В этой островной колонии (она была отделена от Нового Южного Уэльса в 1825 г.) ссыльные по численности превосходили свободных колонистов: три четверти населения в 1840 г. составляли осужденные, бывшие каторжники и их дети. Разрыв между «избранными» и каторжниками был глубже и опаснее по своим последствиям. Бдительный губернатор Артур сохранял намного более жесткий контроль, чем его коллеги на материке, вплоть до выпущенного в 1835 г. закона, предусматривавшего особые наказания для каторжников, досрочно освобожденных и даже отбывших срок заключения. Гораздо более серьезную проблему, чем в Новом Южном Уэльсе, представляли скрывающиеся здесь беглые каторжники, поскольку, восставая против жестокого режима, они пользовались информацией и помощью бывших каторжан, работавших скотниками и сторожами.
Джон Гловер был успешным английским художником, который поселился в Австралии в 1831 r. В ero картине «Вид на дом и сад художника в Милл-Плейнз, Земля Ван-Димена» местный пейзаж «одомашнивается» европейской растительностью (Художественная галерея Южной Австралии)
Помещики-овцеводы строили усадьбы необыкновенной пышности и внедряли удобства и институты английского помещичьего общества, как бы пытаясь отгородиться от грубой новизны жизни на далеком острове, где их окружали молчаливые горы и угрюмые леса. Лучший из всех колониальных художников Джон Гловер построил себе дом на северо-восточной равнине на участке в 3 тыс. га. Он изобразил его в 1835 г. с аккуратными рядами завезенных цветов и кустов на переднем плане и мрачной местной растительностью на заднем. Его идиллические сцены сельской жизни воспроизводят знакомый мир английской деревни в условиях Тасмании. Тем не менее налет цивилизации был очень тонким, а в связи с быстрым ростом численности каторжников в 1840-х годах — к населению менее 60 тыс. человек прибавилось более 25 тыс. — усиливались требования устранить тяжелое криминальное бремя и начать все сначала. После отмены ссылки на Землю Ван-Димена в 1853 г. она стала называться Тасманией.
Одна из причин застоя в Тасмании в 1840-е годы состояла в том, что многие из ее предприимчивых жителей отправились через Бассов пролив в залив Порт-Филлип. Хотя британское правительство отказало в захвате земель, обсуждавшемся в 1835 г. Джоном Бэтманом и его коллегами с аборигенами, оно было не в силах воспрепятствовать овцеводам в этом переезде. В течение года там собралось 200 нелегальных землевладельцев, и район стал открытым для заселения. К прибывшим через пролив переселенцам, которые рассеялись по плодородным пастбищам, в скором времени присоединился поток жителей материка, следовавших по маршруту Томаса Митчелла из Нового Южного Уэльса. В 1841 г. в районе было 20 тыс. жителей и 1 млн овец, а в 1850 г. — уже 75 тыс. жителей. Земля в основном поселении Мельбурн в верхней части залива Порт-Филлип уже привлекала английские спекулятивные инвестиции. Планировка города в виде прямоугольной сетки, сделанная в 1837 г., знаменовала собой разрыв со старыми населенными пунктами Сиднеем и Хобартом. Там доминировали гарнизоны и казармы, импровизированная и нерегулярная застройка улиц, отражавшая границы административных, торговых и жилых кварталов; при этом богатые разместились на возвышенных местах, а люди попроще теснились у самой кромки воды. Мельбурн, напротив, представлял собой триумф утилитарной регулярности, прямые линии, прочерченные по его территории, позволяли инвесторам покупать землю, пользуясь планом города.
Две другие новые колонии в качестве базы для колонизации использовали торговлю. Первая из них — колония на реке Суон — с самого начала подвергалась опасности занятия ее французами: в 1826 г. губернатор Нового Южного Уэльса направил отряд к проливу Короля Георга на дальнем юго-западе Австралии с целью предотвращения этой угрозы, а морского капитана Джеймса Стирлинга — для исследования главной реки дальше на запад по побережью. Принятое в 1829 г. решение об аннексии трети территории на западе Австралии и о создании колонии на реке Суон благоприятствовало продвигавшей его группе людей со связями, которые получили землю в обмен на вложение капитала и рабочей силы. Они основали портовый поселок Фримантл и городок Перт, однако их надежды на большие доходы от сельского хозяйства не оправдались. К 1832 г. из отчужденных 400 тыс. га было возделано лишь 40 га.
Крушение первоначальных ожиданий отчасти объяснялось бедностью почв и засушливым климатом, но главным образом нехваткой рабочих рук: к 2 тыс. человек, прибывшим в первые годы основания колонии, за последующее десятилетие почти никого не прибавилось. В 1842 г. одного из инициаторов проекта посетил англиканский священник. Его кузен Роберт Пил был министром в правительстве, санкционировавшем создание колонии, а теперь стал премьер-министром. Тем не менее Томас Пил, владевший более чем 100 тыс. га земли, жил в «жалкой лачуге» со своим сыном, свекровью и чернокожим слугой. «Все, что его окружает, выдает разорившегося джентльмена, — глиняные полы и красивые тарелки, гардины на дверях и фортепьяно, окна без стекол и дорогой фарфор».
Такую судьбу переселенцам предсказывал проницательный, хотя и непоследовательный в своей критике Эдвард Гиббон Уэйкфилд, когда предлагалось создание колонии Суон. В написанной в 1829 г. в ньюгейтской тюрьме (где он отбывал наказание за побег с молодой наследницей) работе, которую он представил как «Письмо из Сиднея», Уэйкфилд отмечал, что дешевая земля ведет к дороговизне рабочей силы, поскольку работник имеет возможность легко стать собственником. Его план «системной колонизации» предусматривал назначение более высокой цены на землю для финансирования миграции и гарантии того, что мигранты останутся работниками: как и Бигге, он стремился воссоздать британскую классовую структуру, за тем исключением, что он предполагал замену тюрем биржей труда. Земля, труд и капитал могли сочетаться в соответствующих пропорциях за счет обеспечения небольших и замкнутых поселений. «Концентрация принесет то, — писал он, — что без нее никогда не существовало и не может существовать, — Цивилизацию».
Как настоящий гипнотизер, Уэйкфилд обращался и к практикам, и к политэкономистам со своей идеей максимального использования своекорыстия и социального совершенствования в образцовых общинах, созданных частной инициативой с саморегулирующимся разделением труда, с большим количеством парков, церквей и школ, а также с высшей степенью свободы. Системная колонизация была реализована в шести отдельных поселениях в Новой Зеландии. Первая попытка была предпринята в Южной Австралии.
В провинции Южная Австралия, основанной в 1836 г., власть была распределена между государством и советом колониальных комиссаров, отвечавшим за обследование и продажу земли, отбор и транспортировку рабочей силы из числа мигрантов. Хотя основное поселение Аделаида и ее окрестности были тщательно спланированы главным топографом Уильямом Лайтом, в скором времени вся схема свелась к спекуляциям землей, и Южная Австралия в 1842 г. снова стала обычной королевской колонией. Тем не менее она выправилась благодаря плодородным почвам, прилегающим к изрезанному берегу, и богатым залежам меди. В 1850 г. белое население превысило 60 тыс. человек. Колония претворила в жизнь ожидания своего основателя другими путями: это была свободная колония, не запятнанная присутствием каторжников и с некоторой степенью самоуправления; она была семейственной, с более взвешенным соотношением числа мужчин и женщин, чем любая другая австралийская колония; в ней существовала свобода вероисповедания, а наличие нонконформистских конфессий придавало больше респектабельности ее общественной жизни.
Заселив центральную часть Австралии, Британия официально заняла весь континент. Рост населения колоний — 30 тыс. человек в 1820 г., 60 тыс. — в 1830 г., 160 тыс. — в 1840 г., 400 тыс. — в 1850 г. — свидетельствует об ускорении темпов заселения, так же как и распространение поселений после 1820 г. за пределы первоначальных узких анклавов на юго-востоке. Даже при этом сельскохозяйственные территории на юге и западе ограничивались зонами большого количества осадков, расположенными ближе к побережью, тогда как заселение в отдаленной колонии Квинсленд пошло полным ходом только после закрытия в 1842 г. штрафной колонии в заливе Мортон и открытия района для заселения; белое население в 1850 г. насчитывало всего 8 тыс. человек. Попытки основания новых колоний дальше к северу неизменно оканчивались неудачей: севернее тропика Козерога белое население было немногочисленным. Через 60 лет энергичных попыток две трети белого населения все еще жили в пределах юго-восточной оконечности материка, на расстоянии не более 200 км от Тихого океана. В силу ли предвидения или достоверности прогнозов те же пропорции сохраняются и до сегодняшнего дня.
Уже 40 % населения проживало в городах. Стремление к близкому соседству было заметной особенностью старых штрафных колоний и еще больше наблюдалось в новых добровольных поселениях. Скотоводы в Новом Южном Уэльсе могли кочевать, как арабы в пустыне, но менее успешные тянулись к удобствам оазиса. При всех попытках губернаторов после доклада Бигге направлять каторжников в глубь страны они возвращались обратно в более близкие им места, такие, как район Рокс во внутренней части Сиднея с его грубым весельем и программами социальной поддержки. Изолированная жизнь в буше давала определенную степень свободы и рождала товарищеское братство, но она же снижала возможности выбора и усиливала чувство незащищенности. Жизнь в Роксе была беспутной и жестокой, большинство детей рождалось вне брака, состав жителей постоянно менялся, но сама эта текучесть защищала их от надзора и контроля. В свободных колониях иная логика приводила к аналогичному результату. Там не стремление к анонимности, а желание общения смягчало эмоциональное напряжение раздельной жизни и облегчало одиночество. Аделаида, Мельбурн и Перт быстро создали структуру добровольных объединений — гражданских, религиозных и для проведения досуга — с целью вовлечения жителей в общественную жизнь.