В штрафных колониях такие институты были, скорее всего, навязаны сверху. На протяжении всего существования системы исполнения наказаний колонии нуждались в администрировании, поскольку им нельзя было доверить самоуправление, а те, кто подвергался такому контролю, были менее склонны подчиняться ему добровольно. При отсутствии представительных собраний люди за защитой от излишне усердной бюрократии обращались в суды, так что вместо политических дебатов велись споры о юридических правах. Кураторы настойчиво пытались цивилизовать эти колонии и создать учреждения, которые освободили бы их обитателей, но тем не менее каждый из применяемых ими цивилизующих приемов не срабатывал в силу принудительного характера поставленной цели.
Одним из таких приемов была пропаганда семьи. В 1841 г. жена армейского офицера Каролина Чизхолм организовала в Сиднее дом для женщин-мигранток с целью спасения одиноких женщин от смертного греха, опасности которого они постоянно подвергались. Она сопровождала их в сельские районы и устраивала на работу в домах подходящих хозяев в надежде, что дело кончится заключением брака. Ее задачей было положить конец «чудовищному неравенству» между полами и спасение колоний от «морально разлагающей холостяцкой жизни» ради продвижения «цивилизации и религии до тех пор, когда шпили церквей будут указывать чужеземцу дорогу от селения к селению, а хижины пастухов станут домами для счастливых мужчин и добродетельных женщин». В этой схеме «семейной колонизации» женщинам предстояло служить мужчинам в качестве жены и матери их детей, чтобы вернуть их в лоно христианских добродетелей; или, по ее собственному выражению, на них возлагались обязанности «Господней полиции».
Распространению религии в Новом Южном Уэльсе, в свою очередь, содействовал Закон о церквах 1836 г., предусматривавший субсидирование строительства храмов и выплаты жалованья священникам. В следующем году аналогичное законодательство было распространено на территорию Земли Ван-Димена. Это был важный шаг, поскольку он означал признание всех конфессий (в Великобритании католикам было позволено участвовать в общественной жизни лишь за десять лет до этого) и подтверждение свободы вероисповедания. Оно привело к ускоренному строительству церквей, а то, что методисты, конгреционалисты и баптисты предпочитали термин «церковь» более традиционному «капелла», свидетельствовало об их претензиях на равенство.
В 1848 г. священнослужитель в Новом Южном Уэльсе повторил поговорку: «За горами не бывает воскресений», популярную, по его словам, у мужчин, спускавшихся с Голубых гор на западные равнины. Тем не менее после введения государственных субсидий отчисления на обеспечение проведения богослужений возросли в пять раз. Зачастую это была лишь деревянная будка на главной улице нового поселения или примитивный храм, построенный из горбыля на недавно расчищенном участке земли, с пнями вместо надгробных памятников. Церковь объединяла людей вокруг общей цели и поощряла целый ряд направлений добровольной деятельности.
Оказание помощи государством рождало соперничество между конфессиями. Пока Англиканская церковь получала наибольшие субсидии: это право обеспечивалось ее поддержкой богатыми приверженцами, местные иерархи не хотели смириться с утратой своего привилегированного положения. Англикане продолжали считать себя государственной церковью, со всеми связанными с этим плюсами и минусами. Католики очень чувствительно относились к проявлениям неуважения, что усугублялось в связи с их положением и религиозного, и национального меньшинства, сверх меры представленного среди бедных. Английский бенедиктинец, присланный в качестве генерального викария в 1832 г., боролся с ирландским темпераментом своих подопечных, но его попытка привлечь английских священников оказалась неудачной. Без священников не могли совершаться таинства, а невозможность поддерживать веру усиливала чувство обиды. Выдающийся пресвитерианский священник Джон Данмор Ланг был непримиримым противником обеих епископальных конфессий, но особую враждебность он питал к католицизму. Те, кто разделял представление Ланга о набожной нации, также пытались внедрить гражданское пресвитерианство в сферу общественной жизни.
В этот период становления церкви также вырабатывали свои местные формы управления и порядок оказания поддержки. У англикан было наибольшее число приверженцев — немногим меньше половины; далее следовали католики — около четверти всего населения. Оставшуюся часть составляли пресвитерианцы, методисты и другие нонконформисты. Несмотря на значительные различия между колониями, эти пропорции будут сохраняться еще в течение не менее чем ста лет. Христианское вероисповедание строилось на упрощенной основе. Англикане, католики и пресвитерианцы в равной мере выражали недовольство по поводу несоблюдения воскресных дней отдохновения, богохульства и безнравственности и разделяли с более мелкими нонконформистскими евангелистскими конфессиями озабоченность в связи с разгулом греха. Наряду с балладами и плакатами, провозглашавшими пренебрежение условностями морали —
Земля каторжан и кенгуру,
Опоссумов и редких эму,
Рай для фермера и ад для заключенного,
Земля Содома — верх совершенства! —
встречались и слова раскаяния отбывающих наказание преступников. Обычно построенные в повествовательной форме морального трактата, эти исповедальные произведения описывали отчаянную деградацию каторжной жизни, рассказывали о благословенных моментах, когда грешник осознает Божью милость, затем отмечались хорошие дела и целеустремленные усилия, обеспечивающие трезвость, усердие и счастье, после того как новообращенный расстался с пороками и вступил в лоно религии. Такие проповеди еще ярче подчеркивали языческую природу каторжан в своей массе.
Колонистов также притягивало искусство цивилизации. В прозе и стихах, искусстве и архитектуре они отмечали достижения прогресса, порядка и процветания. Пейзажная живопись противопоставляла примитивным дикарям трудолюбивых пастушков, возвышенную красоту природы с размежеванными полями и живописным сельским домом. Дидактические и эпические поэмы прославляли успешное преобразование дикой природы в коммерческую гармонию.
И вот, заметим, в полной жителей равнине
Благословенный труд кипит отныне;
Обласкан милосердным небом и мягким ветерком.
Обильный урожай поднялся в солнечной долине.
Художественные приемы, неоклассические по характеру, обращены в прошлое, к античности, утверждая образ империи и показывая, как колонии посредством удачного подражания приобщились к универсальным законам человеческой истории, чтобы следовать своей судьбе. Отсюда такие строки в «Австралии» Уэнтуорта, представленной на присуждение поэтической премии, когда он был студентом Кембриджа в 1823 г.
Пусть растет последний тобою рожденный ребенок,
Родителя радуя сердце и глаз;
Вот Австралазия плывет, развернут флаг,
Вот новая Британия — в других мирах.
Неоклассицизм стремился к утверждению и возобновлению готовой модели общественного порядка — органичного и иерархического. Посредством сдержанности и регулярности он старался облагородить суровые условия принудительной ссылки и жестокого завоевания, возвысить колониальную жизнь и обучить колонистов искусству и науке цивилизации. По мере того как на смену насильственному этапу уголовного наказания приходило освобождение и свободное поселение, неоклассическая модель уступала место прагматическому проекту нравственного просвещения. Акцент при этом делался на схемы светского, а также духовного совершенствования, умеренности, рационального отдыха, развития ума и тела. Это нашло выражение в пасторальной романтике целинной земли, где веселый скваттер достиг свободы и чувства удовлетворения образом жизни, который утратил характер имитации и приобрел своеобразие и новизну.
Сами географические названия, которые давали колонисты, отражают аналогичный процесс возникновения нового из старого. Основные населенные пункты назывались именами членов британского правительства (Сидней, Хобарт, Мельбурн, Брисбен, Батерст, Гоулберн), или по месту рождения (Перт), или месту рождения короля (Лонсестон), или именем его супруги (Аделаида). Гавани, заливы, бухты и порты чаще именовались в честь местных деятелей (Порт-Маккуори, Порт-Филлип, Фримантл). Знакомые имена присваивались некоторым местностям (Домейн, Глиб). Некоторые были просто описательными: Рокс (Горы), Каупасчурз (Коровьи Пастбища), Каскады, Суон (река Лебединая), другие — напоминающими о событиях прошлого — Энкаунтер (залив Неожиданная Встреча) или ассоциативными (Ньюкасл). В первые годы заселения Австралии аборигенных названий было мало (Парраматта, Вуллончонг), но в 1830-х годах их стало больше (Майолл-Крик). К тому времени привычка к подобострастию пошла на убыль. Теперь колонисты уже не столько искали благосклонности высокопоставленных деятелей в Лондоне, сколько славили места, откуда они были родом. Так появились районы с английскими, шотландскими, ирландскими, уэльскими, а с 1840-х годов и с немецкими географическими названиями.
Этническая принадлежность находила отражение в работе и в религии. Создание и сохранение землячеств, поиск соотечественников и воспроизведение обычаев являлись естественной реакцией на безымянность при переселении на новые места. Однако ни одно из национальных объединений не сформировало постоянного анклава. Все они были рыхлыми, допускали перемещение, взаимодействие и смешанные браки. Например, демонстрация принадлежности к Корнуоллу скорее служила рекламой особых качеств и свойств, наиболее подходящих для работы в медных рудниках Южной Австралии, чем рождалась патриотическим порывом. «Эрзац-шотландство», сочетавшее бёрнсовские ужины и игры горцев, давало почувствовать тем, кто в них участвовал, дополнительную самоидентичность.
В 1822-1850-х годах в австралийских колониях ослабло давление государства, уступая дорогу рыночным отношениям и связанным с ними формам добровольного поведения. Этот переход сопровождался жестокой экспроприацией, а то, что пришлось пережить заключенным, оставило особо горькую память. Тем не менее в итоге сформировалось поселенческое общество, которое характеризовалось высоким уровнем грамотности, свободным распространением потребительских товаров, производственной инновационностью и впечатляющей способностью искоренять старое и начинать все сначала. Бывшее место ссылки превратилось в место свободного выбора.