Адью, время песню мою обрывает,
В споре со злом правда силы теряет,
Любви цветы в багровых пятнах,
И прежние дни не вернутся обратно.
Западный фронт нес смерть. В 1916 г. австралийцы потеряли 14 тыс. бойцов, в 1917 г. — 11 тыс.; кроме того, их ряды непрерывно редели из-за гораздо большего числа раненых. После Галлиполи число записавшихся в армию добровольцев возросло с 52 тыс. в 1914 г. до 166 тыс. в 1915 г. но в 1916 г. оно снизилось до 140 тыс., а в 1917 г. составило только 45 тыс. Первыми добровольцами были главным образом холостые молодые люди, и многих из них привлекала оплата, равная среднему заработку и превышавшая то, что другие страны предлагали своим военнослужащим. По мере того как таких энтузиастов становилось меньше, приходилось взывать к патриотическому долгу мужчин старшего возраста, уже женатых.
Женщин в состав вооруженных сил не зачисляли (даже 2 тысячам медсестер, служившим за рубежом, не присваивалось официальное воинское звание), и в отличие от других воюющих государств, в Австралии очень немного женщин было занято оплачиваемым трудом. Их усилия во время войны направлялась в русло добровольной деятельности, а их главным служением было обеспечение и поддержка воюющих мужчин. В одном только Красном Кресте было занято столько же женщин, сколько во всей обрабатывающей промышленности, а леди Манро Фергюсон, супруга генерал-губернатора, превратила огромный бальный зал в губернаторской резиденции в Мельбурне в склад вещей, которые собирали для отправки на фронт. По имеющимся оценкам в годы войны женщины затратили 10 млн человеко-часов на вязание 1 354 328 пар носков. В одежду вкладывали стихи и молитвы, пачки табака с запахом акации. Лига «Одна женщина — один новобранец» призвала каждого из своих членов привлечь на военную службу хотя бы одного новобранца, «пусть из числа бедных, неудачливых, но годных к службе торговцев, которые каждый день стучатся в вашу дверь с черного хода»; а Лига всеобщей воинской повинности вторила женщинам Спарты, напутствуя мужчин словами: «Возвращайтесь на щите или со щитом!»
В конце 1915 г. руководство страной перешло от умеренного лейбориста Эндрю Фишера, чувствовавшего себя неуверенно в условиях войны, к его воинственному заместителю Билли Хьюзу. Хьюз пришел в политику из профсоюзных организаторов и обладал авторитарной жилкой; он сумел перенаправить социалистические настроения лейбористов в русло осуществления националистического крестового похода, навязывая приоритетность коллективных интересов в равной мере и бизнесу, и трудящимся. Состояние войны дало ему возможность усилить полномочия правительства. Тщедушный и глухой, злопамятный смутьян со скрипучим голосом, он отправился в Англию, чтобы добиться от британцев учета озабоченностей Австралии.
Война легла тяжким грузом на экономику. Она прервала приток рабочей силы и капитала и лишила Австралию рынков Германии, Франции и Бельгии, на которые приходилось 30 % ее экспорта. Сокращение судоходства ограничивало и импорт, создавая возможности для расширения местного производства, однако при этом возникал избыток сельскохозяйственной продукции. В первый же год войны экономика сократилась на 10 %. Увеличилась безработица. Рост цен опережал рост заработной платы, и отказ Хьюза провести референдум по поводу сдерживания цен вызвал раздражение в рядах лейбористов. Поэтому Хьюзу нужно было, чтобы Британия взяла на себя твердые обязательства по закупкам шерсти, пшеницы и минеральных ресурсов. В этом он в конце концов преуспел. Но это была пиррова победа, поскольку она законсервировала существующую экономическую структуру. И несмотря на то что благодаря первому крупному сталеплавильному заводу, открывшемуся в 1915 г., стала развиваться тяжелая промышленность, возможность ее дальнейшего расширения была утрачена.
Отстаивая потребности своей страны, Хьюз в то же время призывал к новым военным усилиям, однако число австралийских добровольцев сокращалось. Он вернулся в Австралию в середине 1916 г. с намерением ввести призыв на военную службу. Были все основания ожидать сопротивления этому шагу из рядов лейбористов, которые все чаще критиковали правительство за тяжелые военные потери, и лейбористский парламент вряд ли бы принял такой закон. Поэтому премьер-министр через голову своей партии обратился к населению страны с референдумом. Он получил поддержку прессы, протестантской церкви, деловых кругов и лидеров профсоюзов. Главными противниками закона стали социалисты, радикалы и феминистки, которые не разделяли идею об общих национальных интересах в войне и о том, что закон о всеобщей воинской повинности способен справедливым образом распределить бремя неизбежных потерь.
Критики правительства уже испытали на себе драконовские ограничения свободы информации, слова и действий. Закон о предосторожностях военного времени 1914 г. наделял федеральное правительство правом вводить регулятивные меры, необходимые для обеспечения государственной безопасности и защиты Австралийского Союза. Были интернированы 7 тыс. иностранцев — граждан враждебных государств без учета каких-либо жизненных обстоятельств и их личных предпочтений. Среди них были в высшей степени почтенные германоавстралийцы, мигранты с Балкан — невольные подданные Габсбургской империи — и даже афганские погонщики верблюдов, которые прибыли из мест, не входивших в состав Османской империи. Эти действия правительства пользовались народной поддержкой: страну захлестнула волна выступлений против иностранцев, поскольку накалившиеся под влиянием войны страсти укрепили связь понятий «нация» и «раса» и сузили границы приемлемых различий между ними. Так же обстояло дело с инакомыслием. Антивоенные митинги разгонялись, выступавших против военного призыва преследовали по суду, на их дома и офисы совершались налеты. Самое решительное сопротивление войне оказал Союз индустриальных рабочих мира, и в отношении некоторых из его членов в 1916 г. было сфабриковано дело по обвинению в поджоге и государственной измене.
Жесткой была реакция правительства на действия выступавших против войны феминисток, от которых ожидали проявления материнской жертвенности. Война усугубила разделение полов. Отделив мужчин от женщин, она узаконила мужскую агрессивность, находившую выражение в половой распущенности. Широкое распространение во время войны заболеваний, передаваемых половым путем, стало символическим отражением небезопасного положения нации, что, в свою очередь, приблизило введение новых правил, касавшихся женщин. Такая ситуация содействовала интенсификации движения за моральные реформы, хотя некоторые из его главных достижений — например, закрытие пивных в шесть часов вечера — были проведены самими женщинами.
Безудержная цензура вестей с фронта и тяжелые карательные меры внутри страны, по-видимому, нанесли удар по австралийскому правительству. Произведенная британским правительством на Пасху 1916 г. бомбардировка Дублина с целью подавить восстание националистов в Ирландии не могла не взволновать многочисленных австралийцев ирландского происхождения. Те, кто был на фронте, тоже разделились: одни были разочарованы войной, другие же, не утерявшие военного пыла, считали, что их статус волонтеров не должен быть запятнан принуждением к службе. Во время референдума в октябре 1916 г. страна небольшим перевесом голосов отвергла предложение о призыве австралийцев на военную службу за пределами страны.
Спустя год Хьюз повторил попытку, но его вторая кампания в связи с референдумом вызвала еще большие разногласия. На этот раз премьер-министр заклеймил своих оппонентов как предателей. Агитаторы из числа лейбористов занимались тем же делом, что и революционеры-большевики, которые, захватив власть в России, вывели ее из войны. Хьюз заявил, что они агенты Германии. Рабочих, чьи забастовки участились, он объявил вредителями. Женщин, которые отказывались посылать на войну своих сыновей, он обвинил в том, что они ослабляют нацию. Осуждавшие войну ирландские католики проявляли такой же сепаратизм и отсутствие лояльности, что и движение Шин Фейн в их родной Ирландии; в то время как название «Шин Фейн» означало «мы сами», по мнению Хьюза, оно означало удар в спину своей стране.
Архиепископ Мельбурна, ирландец Дэниэл Маннике, стал в период дебатов по поводу второго референдума самым грозным противником премьер-министра. Он и раньше обвинял правительство в том, что жизни австралийцев приносятся в жертву «отвратительной торговой войне», а теперь разъяснял, что те, кто ставит интересы Австралии выше интересов империи, сами того не осознавая, являются шинфейнерами. Выпад священнослужителя был настолько болезненным, что Хьюз просил Ватикан приструнить своего буйного священника. Король Георг V также потребовал перевода Манникса в Рим. «Господь не разрешает!» — был ответ кардинала Гаскета.
Премьер-министр носил при себе револьвер и не терпел возражений. Он лично возглавил налет на типографию правительства Квинсленда для захвата тиража направленной против военного призыва речи премьера штата, которая была запрещена к публикации в Хансарде. На пути домой Хьюза забросали яйцами, после чего он создал собственную полицию Австралийского Союза. Второй референдум провалился при еще большем разрыве голосов «за» и «против», чем первый. Австралия осталась одной из немногих воюющих стран, сохранившей добровольную армию, и единственной отказавшейся от военного призыва.
Но это не уменьшило потери. Из пятимиллионного населения армия на добровольной основе приняла на службу 417 тыс. человек — более половины из тех, кто был признан годным. За пределами Австралии в армии служили 331 тыс. человек, и двое из каждых трех солдат были убиты или ранены. Те 60 тыс. павших на фронте составляли больший процент списочного состава, чем любой другой контингент Британии и всей империи (хотя в тех странах, где армия составлялась на основе призыва, потери в процентном отношении ко всему населению были выше). Задолго до окончательной победы в конце 1918 г. общий энтузиазм в отношении войны уступил место мрачной покорности. Единство во имя о