В более ранних обществах люди получали одобрение от других, когда становились достаточно влиятельными, чтобы не работать. В какой-то момент в истории стал производиться излишек продукции, люди стали эффективнее выращивать продовольственные культуры и изготавливать товары. Избыток позволял священникам, королям и воинам выживать, ничего при этом не делая. Их дорогостоящие вещи – серебряные кубки, искусно сделанные головные уборы, мечи, инкрустированные драгоценными камнями, – подчеркивали их статус. Обычный труд считался для них унизительным. Веблен рассказывает, что некоторые полинезийские вожди так привыкали к тому, что слуги выполняли за них всю работу, что предпочитали голодать, нежели самостоятельно брать еду.
Веблен видел тот же самый инстинкт в современной американской экономике. Недавно разбогатевшие люди жили на проценты от акций и унаследованного состояния без особой необходимости что-то делать. Как и полинезийские вожди, они добивались общественного признания, демонстрируя посредством развлечений и покупки предметов роскоши, что им не нужно работать. Веблен называл их приобретение усадеб и шуб, поездок на Французскую Ривьеру демонстративным потреблением. Оно заключалось в покупке вещей, чтобы похвастаться перед другими. Веблен считал немногочисленных привилегированных людей праздным классом.
Представители данного социального слоя носили фраки и шелковые галстуки, чтобы подчеркнуть непричастность к любой физической работе, такой как вспашка полей или вождение автобуса. Такую одежду стали считать более красивой, чем простая льняная рубашка фермера. Но Веблен не понимал, почему глянец кожаных лакированных туфель лучше блеска затертого рукава бедняцкой куртки.
Женская одежда была абсолютно непрактичной, чтобы показать, что ее хозяйка избавлена от необходимости чистить картофель или мыть окна. Женщины говорили: «Мы так привязаны к юбкам потому, что они массивные и дорогие, и мешают своей владелице на каждом шагу, делая ее неспособной к физической нагрузке».
Жены богатых мужчин были витриной благополучия и богатства своих мужей.
Кроме того, желание впечатлить окружающих приводило к повышению спроса на шелковые платья, что в свою очередь вызывало рост цен на них. При высокой стоимости товара, поскольку его могут позволить себе меньше людей, платья становились лучшим способом показать свой статус, поэтому все больше обеспеченных людей хотели приобрести их.
Веблен сказал, что демонстративное потребление влияет на классы ниже, которые хотят выглядеть как богатые. Люди со средним достатком покупают ложки с ручками из слоновой кости, которые не повышают полезность изделий, но заставляют их владельцев выглядеть респектабельно перед друзьями. Даже бедняки могут голодать, лишь бы приобрести вазу или ожерелье.
«Демонстративное потребление – это убытки», – говорил Веблен. Оно перенаправляет энергию от производства того, что людям действительно надо, на то, чем они могут похвастаться. В результате мы имеем дело с кругом неудовлетворения.
Бедные копируют поведение богатых, потребляя больше. Последние приобретают еще более дорогие вещи, чтобы быть впереди. И всем приходится бежать быстрее, чтобы не отставать друг от друга.
Веблен воплощал свою критику в жизнь довольно скромным потреблением. Его одежда была ему слишком велика и часто выглядела так, будто он в ней спал. Экономист крепил часы к жилетке английской булавкой. Он предлагал отказаться от шелка и твида и делать вместо этого вещи из бумаги.
Современными вождями США были люди наподобие Корнелиуса Вандербильта[60], который в XIX веке поднялся с должности необразованного паромщика до невероятно богатого владельца железных дорог с многомиллиардным состоянием. Семья Вандербильта строила огромные усадьбы и летние резиденции. На один свой день рождения его жена получила в подарок Мраморный дом в Род-Айленде, роскошный дворец, сделанный из полмиллиона кубических футов белого мрамора.
Под демонстративным потреблением таких людей, как Вандербильт, скрывался инстинкт, который Веблен называл хищничеством. Варварские короли нападали друг на друга с копьями, а праздный класс побеждал своих соперников финансовой хитростью. Рассмотрим, к примеру, борьбу между Корнелиусом Вандербильтом и другим бизнесменом, Дэниэлом Дрю[61], за контроль над железнодорожным путем из Чикаго в Нью-Йорк. Дрю придумал схему, чтобы обмануть Вандербильта, повлияв на курс акций железнодорожной компании. Для ее воплощения ему нужно было, чтобы стоимость ценных бумаг взлетела до небес. Дрю зашел в бар в Нью-Йорке, где часто сидели фондовые брокеры, и в разговоре с ними достал платок и вытер пот со лба. Из платка выпал клочок бумаги, но Дэниэл сделал вид, что ничего не заметил. После его ухода брокеры схватили обрывок листа. На нем была информация, узнав которую они должны были поверить, что курс акций компании в самое ближайшее время повысится. Брокеры ринулись скупать акции в надежде извлечь прибыль после увеличения их стоимости. Ажиотаж сделал свое дело, и цена резко выросла. Хитрость Дрю была выигрышным ходом в игре (кстати, Веблен связывал популярность разных видов спорта среди богатых с тем же хищническим инстинктом). Так Дрю получил контроль над железной дорогой.
Вандербильт, Дрю и подобные им помогали строить новую американскую экономику, но сами они продолжали жить в условиях звериного капитализма.
Они проворачивали различные обманные схемы, если это помогало заработать. Из-за своей беспощадности они получили прозвище «бароны-разбойники». Как-то Вандербильт сказал: «К чему мне волноваться о законе? Разве у меня нет власти?»
«Инстинкт хищника почти не имеет ничего общего с реальными человеческими нуждами», – говорил Веблен. Однако был и другой инстинкт – профессионализм. Его суть – выполнять работу так, чтобы она удовлетворяла потребностям целого сообщества: сделать ремонт железной дороги и удостовериться, что поезда ходят по расписанию, к примеру. Веблен не призывал к революции, как Маркс. Он думал, что с убытками, вызванными демонстративным потреблением, будет покончено, когда обществом будет править инстинкт профессионализма, а не хищничества. Тогда оно сбросит с себя последние пережитки варварского общества. Это будет означать завершение бесконечной вереницы покупок, чтобы утереть нос соседям. Людьми с инстинктом профессионализма были инженеры и техники, которые изобретали и улучшали машины. В лучшем обществе такие люди помогают направлять экономику в сторону удовлетворения реальных человеческих нужд.
И хотя нетрадиционная экономика так никогда и не прижилась, эксцентричный норвежец добился признания своих коллег, когда в возрасте почти 70 лет в 1925 году ему предложили возглавить Американскую экономическую ассоциацию. Веблен отказался от должности и удалился в хижину в зарослях конопли на вершине горы недалеко от Пало-Альто в Калифорнии. Там он жил в простой комнате с мебелью, которую сделал сам. В октябре 1929 года среди далеких небоскребов Нью-Йорка фондовый рынок рухнул, и шторм экономической депрессии стер с финансовой карусели Америки ее позолоту. Веблен не дожил до этой бури несколько месяцев. До самой смерти он жил отшельником среди крыс и скунсов, которые составляли ему компанию в его лачуге.
По Августину, в несовершенном мире людям приходится иметь собственность. Важно не «влюбляться» в нее, но понимать, что собственность и владения – всего лишь средства вести праведную и благочестивую жизнь.
18Спустить в трубу
В популярной американской песне 1932 года была строчка: «Однажды я построил железную дорогу – теперь она разрушена. Друг, у тебя не найдется 10 центов?» В песне рассказывается об одном из источников американского богатства: тысячах километров железных дорог, которые перевозили товары и людей между портами, заводами и городами. В конце 1920-х годов еды было в изобилии, у многих были собственные дома. Кроме того, обычным американцам стала доступна техника (например, стиральная машина), выполняющая тяжелую домашнюю работу. Но, как говорится в песне, всего несколько лет спустя рабочие, помогавшие нации обрести богатство, дошли до нищеты.
К 1933 году половина жителей некоторых городов США, а в целом 13 миллионов американцев были безработными – это четверть всех трудящихся. Железная дорога перевозила новый «груз»: огромное число прячущихся в товарных вагонах людей, разъезжающих по стране в поисках заработка. Роман Джона Стейнбека «Гроздья гнева» рассказывает о семье Джоудов, бедных фермерах из Оклахомы, которые совершают изнурительное путешествие в Калифорнию в надежде на лучшую жизнь. В городах вновь бездомные люди на скорую руку собирали хижины из фанеры и мусора. Как самая богатая нация, которую только видел мир, докатилась до такого состояния?
В то время как США боролись за жизнь, на этот вопрос пытался ответить британский экономист Джон Мейнард Кейнс (1883–1946 гг.). Он уже был всемирно известным ученым. Кроме того, его знали как члена Группы Блумсбери, объединения нетрадиционных писателей и художников из района с одноименным названием в центре Лондона. Одна из его участниц, писательница Вирджиния Вулф, описала Кейнса как «сытого тюленя» с «двойным подбородком, полоской красных губ» и «маленькими глазками». Но она высоко ценила его выдающийся интеллект. Уверенный в своих способностях, он изучал экономику в свободное время, но при сдаче вступительного экзамена на государственной службе, он был возмущен, получив самую низкую оценку. «Очевидно, я знаю больше об экономике, чем мои экзаменаторы», – сказал он.
Кейнс считал, что традиционная экономика того времени, развившаяся из работ экономистов XIX века, не могла объяснить кризис 1930-х годов. Она не могла установить, почему богатые страны разорялись. Обычно такие государства, как Соединенные Штаты Америки, богатеют год от года, производя больше продуктов и услуг. Со временем уровень жизни людей таким образом повышается. Иногда развитие экономики замедляется, и уровень производства снижается по сравнению с предыдущим периодом. Экономисты называют это явление