гигантскими бедствиями: нуждой, болезнями, нищетой, невежеством и бездельем. Это поможет создать систему социальной безопасности, которая будет поддерживать безработных и больных. Она будет открывать и передавать в пользование больницы, школы и жилища и следовать экономической политике, способствующей созданию новых рабочих мест.
Хайек был не согласен с таким видением экономики. Его наставником был Людвиг фон Мизес, австралийский экономист, с которым мы познакомились в главе 16, заявлявший, что социализм никогда не сможет эффективно функционировать. Но Беверидж и Кейнс не предлагали социалистическую материально-производственную систему. Послевоенная экономика была «смешанной», средней между капитализмом и социализмом. Государство владело крупными отраслями промышленности, в частности угольной, и железной дорогой, контролировало цены на некоторые продукты и платило за школы и больницы, придавая экономике социалистический оттенок. Однако оставался сильный капиталистический «привкус»: существовало большое количество частных фирм, которыми руководила прибыль.
Хайек отрицал компромисс. Он говорил, что государственный контроль над экономикой лишит людей их свободы, даже в условиях смешанной системы.
Проблема, как видел ее Хайек, была в том, что выдающийся производственный прогресс последних нескольких десятилетий даровал людям чувство власти. Он стал возможен благодаря тысячам рынков, составляющих экономику, которая не была создана одним человеком. Люди стали нетерпеливыми и требовали более быстрого прогресса. Государства стали вмешиваться в рынки в надежде на более стремительное развитие экономики. Почему это уничтожает свободу, особенно если эти действия предназначены для освобождения людей от финансовых невзгод, как на то надеялся Беверидж? Хайек считал, что это происходит, потому что у людей разные желания, и они спорят о том какие из них важнее. Некоторые хотят больше художественных галерей, другие – бассейнов. В одном плане невозможно учесть желания каждого человека. Если государство берет контроль над экономикой, оно начинает решать за вас. Вы больше не можете делать выбор, и ваша личная свобода больше ничего не значит.
Хайек считал, что потеря независимости даже может стоить вам жизни. «Последнее средство конкурентной экономики – судебный пристав, – говорил он, – но окончательная санкция плановой экономики – палач». Он имел в виду, что если вы ленитесь в условиях рыночной экономики, то теряете свои деньги из-за увольнения или убытков. Если дела идут очень плохо, самое страшное, что может случиться: представитель суда (пристав) может отдать ваше имущество людям, которым вы должны деньги. В экономике, которую контролирует государство, если вы плохо делаете свою работу, то теряете не свои деньги, а народ в целом. Целое сообщество расплачивается за ваши ошибки. Вы не можете возместить ущерб согражданам личным имуществом, потому что государство владеет всем. Поэтому вы должны сесть в тюрьму или, в крайнем случае, отдать свою жизнь. То, что начинается как попытка избавиться от нечестности капитализма, заканчивается тиранией.
Хайек считал, что Великобритании недостаточно было сражаться с нацистами танками, самолетами или парой лопат. Она должна была воевать и идейно. Должна была выиграть экономическая свобода.
Государству следовало позволить людям решать, чего они хотят. Без этого политическая независимость невозможна, поскольку государство говорит, что людям желать, о чем думать, как жить. Хайек сделал предупреждение ближе к концу войны в своей книге «Дорога к рабству». Он считал, что должен ее написать, чтобы предостеречь людей от опасности, хотя он и знал, что эта публикация многих рассердит. Хайек говорил, что если мы позволим государству контролировать нас, то закончим как средневековые холопы – крестьяне, которыми управлял хозяин и которым не позволялось что-то решать. «Свобода личности – это основа современной западной цивилизации, – говорил Хайек. – Если мы забыли об этом, то может наступить ее конец».
Книга Хайека стала сенсацией. Она была интереснее для чтения, чем отчет Бевериджа[62], и принесла экономисту известность. Британский премьер-министр военного времени и лидер консервативной партии Уинстон Черчилль упомянул ее по радио во время избирательной кампании в 1945 году. Он критиковал политику противостоящей лейбористской партии, сравнивая ее с безжалостной тайной полицией Гитлера, пропагандирующей необходимость государственного управления экономикой. Это было эхом предупреждения Хайека о расширении функций правительства. Однако книга действительно рассердила многих людей. Она вышла в то время, когда экономисты приходили к твердому убеждению, что вовлечение государства в управление финансовой сферой общества крайне важно. Герман Файнер, один из коллег Хайека по Лондонской школе экономики, назвал его книгу «зловещей» и «фанатичной». Поскольку общее мнение было не в пользу Хайека, он бросил заниматься наукой и снова стал знаменит несколько десятилетий спустя, когда экономики со свободным рынком снова вошли в моду (см. главу 29).
В итоге крупные государства в западных демократиях не привели к появлению нового Гитлера, хотя Хайек и не говорил, что это обязательно случится, он лишь указывал, что они ближе подведут нас к его строю. Сегодня большинство экономик являются комбинацией частного бизнеса и государственного регулирования. Специалисты спорят о том, где следует провести черту. Хайек выделял для свободного рынка больше пространства, чем это часто бывает в реальности. Но даже он говорил, что экономике нужны некоторые государственные расходы. Гарантию жилья безработным и обеспечение продуктами не может предоставить рынок. Это не будет угрожать свободе, если делается с умом. Однако философ свободного рынка Айн Рэнд оставила грубые комментарии о Хайеке на форзаце своего экземпляра «Дороги к рабству»: «Он был ослом и нелепым дураком».
Большинство экономистов сегодня не согласны с исходной позицией Хайека: чем крупнее государство, тем меньше свободы. Когда правительство предоставляет бесплатную школу для каждого ребенка, оно, безусловно, расширяет права людей, не так ли? Ведь если человек умеет читать и писать, он может полноценно участвовать в жизни общества: иметь хорошую работу и понимать политику лидеров, за которых голосует. После войны расходы правительств на здравоохранение и образование беспрецедентно помогли социально неблагополучным группам населения (в первую очередь, женщинам и темнокожим) и позволили им устроиться в жизни. В конечном счете, основная часть дискуссии сводится к тому, что мы считаем свободой. Это сложный, но очень важный вопрос не только для философов, но и для экономистов. Последние часто обходят его стороной. Хайек считал необходимым встретиться с ним лицом к лицу.
Иисус сказал своим ученикам, что они не в состоянии служить и Богу, и мамоне (демону богатства) одновременно, но ко времени Фомы Аквинского купцы уже думали иначе.
22Большой скачок
Поздно вечером накануне 6 марта 1957 года, президент Ганы Кваме Нкрума стоял на трибуне, охватывая взглядом толпу сограждан[63]. Последние восемьдесят лет страна была колонией (территорией, которой правила зарубежная держава). Когда часы пробили полночь, Нкрума провозгласил, что отныне Гана свободна навсегда. В этот момент впервые в истории страна черного континента получила независимость. В столице Аккра, на площадке для игры в поло, где проходили официальные празднования, опустился британский Юнион Джек, атрибут бывшего правителя Ганы, и взвился новый флаг – красно-желто-зеленый. «Дети Ганы встанут и продолжат твое дело», – пели толпы. Гана была первопроходцем. Несколько лет спустя британский премьер-министр Гарольд Макмиллан сказал, что «на континенте дуют ветры перемен». Действительно в 1960-е годы десятки колоний в Африке и Азии обрели независимость.
Нкрума создал единую, независимую страну из разрозненных провинций и народностей. Арка, сооруженная в Аккре, с выгравированными на ней словами: «Свобода и справедливость с 1957 года», ознаменовала начало новой эпохи. Нкрума знал, что эти слова значили гораздо больше, чем яркий флаг и новый государственный гимн. Свобода и справедливость будут существовать только тогда, когда у людей будет жилье и еда, когда они будут здоровы и будут уметь читать и писать. До независимости Гана зарабатывала много денег на продаже своего какао. Часть доходов уходила на строительство автомобильных и железных дорог. Несмотря на это, Гана была бедной страной, как и многие молодые нации. Почти четверть детей умирала, не достигнув пяти лет, и средний доход населения был крошечным, по сравнению с европейским. Нкрума пообещал, что Гана станет раем в течение десяти лет.
Одним из участников празднования независимости был экономический советник Нкрума Артур Льюис (1915–1991 гг.), который вырос в бедном захолустье Британской империи, на острове Сент-Люсия в Карибском море. Будучи подростком, он хотел стать инженером, но вскоре понял, что сахарные плантации с белыми управляющими никогда не наймут черного инженера. По окончании Лондонского университета в 1930-е годы журнал The Economist отказал ему в работе из-за того, что люди не захотят разговаривать с темнокожим корреспондентом. Позже последовали его победы: в 1938 году он стал первым человеком африканского происхождения, которого назначили на должность лектора в Лондонской школе экономики. В 1979 году он получил Нобелевскую премию по экономике, что до него не удалось ни одному африканцу.
Льюис увидел, что в отличие от богатых стран, экономика бедных полна контрастов между «современным» и «традиционным», между роскошными магазинами и нищими уличными торговцами. Современная часть материально-производственной сферы состоит из капиталистических предприятий и заводов, которые нанимают рабочих, чтобы изготавливать товары на продажу для извлечения прибыли. Традиционная – из семейных бизнесов, которые делят свою выручку между родственниками и друзьями, вместо того чтобы максимизировать доход. Такую экономику Льюис называл