затенением ставки. Но продавец хочет иметь максимально возможную сумму за дом и поэтому ждет, что вы сделаете ставку в соответствии с вашей настоящей оценкой в 300 000 фунтов.
В 1960-е годы канадский экономист Уильям Викри (1914–1996 гг.)[78] разработал гениальное решение проблемы затенения. Он придумал тип аукциона, на котором у участников есть все причины обойтись без хитростей. На стандартных торгах с запечатанными предложениями победившие участники платят сумму, равную их ставке, самую высокую стоимость товара. Вместо аукциона первой цены с запечатанными предложениями Викри предложил аукцион второй цены, на котором победившим является участник, предложивший самую большую ставку, но оплачивающий вторую максимальную. Предположим, что на аукционе второй цены дома вы ставите 250 000 фунтов, тогда как оцениваете дом в 300 000 фунтов. Затенение вашей ставки не повлияет на то, как много вы заплатите за дом, если окажетесь участником с наибольшей ставкой. Потому вы платите только за самую большую вторую ставку. Но, поставив 250 000 фунтов, вы упустите дом, если кто-то еще сделает ставку больше этой суммы, так что лучше всего для вас будет сделать ставку с учетом вашей реальной оценки. Викри был не первым, у кого появилась такая идея.
В XVIII веке немецкий писатель Гете продал издателю одну из своих поэм, используя аукцион второй цены.
Сегодня торги eBay, грубо говоря, работают согласно принципу аукциона второй цены, однако это не совсем аукционы Викри. Одна из сложностей в том, что ставки участников становятся известны с течением времени, что заставляет применять тактику, например, ждать до последнего момента и только тогда предлагать ставку.
Подвох аукциона Викри в том, что продавцу придется довольствоваться суммой второй максимальной ставки, а не первой. Какой аукцион лучше? Смотря по обстоятельствам. Один из факторов – отношение участников к риску. Люди обычно боятся рискованных ситуаций: тех, в которых у них есть шанс выиграть большую сумму или не получить ничего. Затенение вашей ставки на аукционе первой цены с запечатанными предложениями рискованно. Если вы предложите за дом, который оцениваете в 300 000 фунтов, 250 000 фунтов, вы можете выиграть и получить прибыль 50 000 фунтов. Но кто-то может предложить более выгодную цену, и Вы останетесь ни с чем. Если вы не любите риск, то склонны затемнять меньше. Возможно, вы предложите 290 000 фунтов. На аукционе первой цены ваша неприязнь к риску приближает вашу ставку к вашей истинной оценке, и это то, что вы заплатите, если выиграете. На аукционе второй цены вам нужно заплатить лишь вторую максимальную ставку. В этом случае вероятно, что продавец получит больше денег на аукционе первой цены, чем второй.
В теории существует много разных видов аукционов, но в реальном мире экономистам приходится подгонять свои модели под контекст. Британский экономист Пол Клемперер (1956 г.) возглавил команду, которая разработала аукцион на приобретение лицензии на мобильные телефоны третьего поколения, который проводился в 2000 году. Он напоминал аукционы на повышение, используемые для продажи таких вещей, как античные вазы. Однако у государства было несколько лицензий, поэтому их продавали одновременно на повторяющихся раундах торгов. Все участники должны были предложить ставку на что-то в каждом раунде, что поддерживало оживленность процесса.
Единственная проблема с такого рода аукционами в том, что участники могут быть хитрыми и использовать ранние раунды для сигнализирования друг другу о том, кто и какую должен получить лицензию, и затем медленно понижать свои ставки. Это произошло на похожих аукционах, проводимых в США в 1990-е годы. Две компании: U. S. West и McLeod – торговались за лицензию с идентифицирующим кодом 378 в Рочестере штата Миннесота. Ставки предлагались в круглых числах: 200 000, 300 000 долларов и т. д. Затем U. S. West сделала ставку 313 378 долларов за лицензию в Айове, за которую она до этого времени не сильно боролась, чего не скажешь о McLeod. U. S. West намекала McLeod: бросьте Рочестер, или мы нарушим ваши планы в Айове. Это действие возымело предполагаемый эффект. McLeod отказались от ставок на Рочестер, а U. S. West – на Айову, что облегчило задачу для первой компании.
Клемперер хотел избежать подобного, поэтому в Великобритании участникам аукциона не разрешалось делать ставки на более чем одну лицензию. Им нужно было выбрать лицензию, которую они действительно хотели приобрести без возможности запутывания других участников. Предупреждение такого рода проблем крайне важно для разработки хорошего аукциона. Иногда плохо разработанные торги могут привести к полному провалу. К примеру, аукцион на лицензию на телевизионную станцию в Новой Зеландии привлек лишь одного участника, студента университета, который получил ее за 1 новозеландский доллар. Проект аукциона Клемперера обошел все подводные камни и стал самым крупным в истории, собрав 22,5 миллиарда долларов для государства. Это был триумф экономической науки в реальном мире.
Традиционно аргументы об экономике относились к широким вопросам. Лучше ли система капитализма, чем коммунизм? Почему сферы производства и потребления одних стран развиваются намного быстрее других? Такие ученые, как Рот и Клемперер, повернули экономику к более узким, но не менее важным вопросам. Первые экономисты в равной степени были и философами, и политическими мыслителями. Многие сегодняшние специалисты-«хозяйственники» больше видят себя инженерами, проектирующими мосты и дамбы. Как инженеры с кранами и измерительными приборами, экономисты используют собственные инструменты, – умные теоретические модели и высшую математику, – для решения конкретных проблем. Вероятно, не совпадение, что Рот и Клемперер начинали как инженеры, позже обратившиеся к экономике и сумевшие превратить финансовые принципы в мощные инструменты для проектирования материально-производственной сферы в реальном мире.
38Разбушевавшиеся банкиры
В конце 2000-х годов в Сан-Антонио штата Техас женщина выводила большие слова на стене своего дома: «Помогите! Забирают дом!» Банк собирался забрать за долги ее недвижимость, потому что женщина больше не могла выплачивать заем, который она взяла на покупку. В Лондоне банкиры выходили из сверкающих офисов инвестиционного банка Lehman Brothers с коробками в руках, в которых были вещи с их столов. Их банк только что разорился, это был самый крупный крах компании за всю историю. В Афинах в 2010 году тысячи людей штурмовали парламент Греции, разгневанные урезанием зарплат и пенсий. Когда кто-то из протестующих поджег банк, погибло три человека. Эти события, происходившие за тысячи километров друг от друга, были связаны с нарушением в мировой финансовой системе, которое после 2007 года перевернуло всю глобальную экономику. Ситуации давали мрачные имена: глобальный финансовый кризис, «кредитное сжатие», кредитный кризис, глобальный спад. Сегодня мы до сих пор восстанавливаемся после этого и спорим, как все исправить.
Кризис был настоящим шоком – особенно для экономистов. Во время 1990-х годов они приветствовали Великую умеренность, эпоху стабильного экономического роста с низким уровнем инфляции. Теперь казалось, будто они тогда все сглазили. Однако иногда экономисты отступают от стандартного мышления и оказываются впереди своего времени. Американец Хайман Мински (1919–1996 гг.) был одним из них. И хотя он уже умер, когда разразился кризис, его заново «открыли». Многие люди считали, что его идеи объясняют произошедшее лучше, чем традиционная экономика. Подержанные экземпляры его книги стали продавать за сотни фунтов. Кризис также получил и другое название: момент Мински.
В 1980-е годы экономика свободного рынка снова вошла в моду. Ученые считали, когда экономику предоставляют самой себе, она достаточно устойчива, резкие взлеты и падения отсутствуют. Мински, с другой стороны, думал, что капитализм упирается в кризисы. Это делало его мышление немного радикальным. Такое отношение могло быть связано с его воспитанием: родители Мински были социалистами, русско-еврейскими иммигрантами, которые познакомились на вечеринке в честь празднования столетней годовщины со дня рождения Карла Маркса. Однако Мински больше черпал вдохновение не в Марксе, а в Кейнсе, считавшем, что в капиталистических экономиках происходят спады. Даже для кейнсианцев Мински был слишком нетрадиционен. Он указывал на аспекты теории Кейнса, которые, по его мнению, традиционное толкование экономики упустило. Одно из них гласило, что инвестиции осуществляются в условиях глубокой неопределенности. Строя завод сегодня, вы не знаете, сколько денег вы заработаете через пять лет, когда он откроется. Набор вероятностей относительно результатов является одним из способов рассмотрения положения. Есть 50 %-я вероятность, что ваш рынок расширится, и 50 %-я – что он сузится. При глубокой неопределенности все иначе, поскольку вы не знаете прогнозируемость возможных исходов или даже какими они могут быть. Таким образом, инвестиции скорее зависят от оптимистичного настроя людей (Кейнс называл их стадными инстинктами), чем от благоприятного математического расчета вероятности прибыли в будущем. Когда животные инстинкты людей притупляются, инвестиции не осуществляются, и экономика слабеет.
Кейнс считал, что именно деньги позволяют принимать экономические решения с течением времени, особенно когда будущее так неопределенно. Удивительная черта большей части стандартной экономической теории: она мало говорит о финансах и банках. Все потому, что основная теория рынков связана с покупкой и продажей реальных вещей.
Вы продаете мне картофель, чтобы купить себе шарф. Важно, сколько картофеля вам нужно продать, чтобы приобрести шарф. Здесь деньги сглаживают обмен картофеля на шарфы, но сами по себе они не меняют ситуацию. Для Мински все было наоборот.