держать их в повиновении. Индивидуальные права – которые сейчас мы называем правами человека – также были обманкой. Из них извлекали выгоду одни только начальники, рабочие и тут оставались ни с чем.
Эта небольшая брошюра стала самым влиятельным политическим сочинением XIX–XX вв. – однако не потому, что высказанные в ней прогнозы оказались верными. Согласно марксистской теории рабочая революция первым делом должна была свершиться там, где капитализм достиг наибольшего размаха, то есть в Англии. Действительно, тут произошли серьезные политические изменения, однако их никак нельзя было назвать рабочей революцией.
В результате Английской революции XVII в. здесь утвердилось государственное устройство, предполагавшее подотчетность монарха Парламенту. При этом в стране не существовало единой процедуры выборов в Парламент. В разных регионах применялись разные правила относительно того, кто может быть избирателем. В целом лишь каждый шестой мужчина имел право голоса – у рабочих его не было. Города, население которых сильно сократилось или даже исчезло, по-прежнему избирали одного или даже двух членов Парламента. Кому же переходило право голоса, если город вымирал? Тому, кто владел землей, на которой он был расположен. В то же время недавно возникшие в результате промышленной революции города вообще не могли участвовать в выборах.
Движение за парламентскую реформу началось еще в конце XVIII в. В это же время разразилась Французская революция, продемонстрировавшая, как быстро мирные преобразования могут выйти из-под контроля, а потому реформаторское движение в Англии приостановилось. Его представители не хотели подливать масла в огонь, и все выступления рабочих, подхвативших французские идеи о правах человека, были подавлены. К идее реформ вернулись в 1820-е. Представители буржуазии стремились положить конец доминированию аристократов и джентри в Парламенте. Этого можно было добиться, перераспределив голоса в пользу реально существовавших городов и введя тайное голосование, чтобы землевладельцы не могли больше давить на своих арендаторов, обладавших правом голоса. Рабочие, разумеется, понимали реформу совсем иначе. Они добивались всеобщего избирательного права для мужской части населения.
Проводником реформы стала партия вигов, составлявшая тогда оппозиционное меньшинство в Парламенте. Сами виги не были выходцами из буржуазии, даже напротив, среди них было больше аристократов, чем в партии тори, находившейся в тот момент у власти. Именно виги были творцами революции XVII в., направленной против католического монарха Якова II. Они воспринимали себя хранителями исконных прав англичан, а также – английской конституционной монархии. После продолжительного пребывания в оппозиции, в 1830 г. виги наконец пришли к власти. В 1832 г., после серьезной борьбы, они приступили к парламентской реформе. Сопротивление тори и Палаты лордов (где тори имели большинство) было отчаянным. Реформу удалось провести только благодаря тому, что в ее поддержку начались демонстрации и процессии рабочих. В какой-то момент сложилось ощущение, что в случае отказа от реформы разразится революция и прольется много крови.
По Избирательной реформе 1832 г. буржуазия обрела право голоса на выборах в Парламент, а жители маленьких или вовсе не существующих городов лишились его. Рабочие реформу поддержали, хотя она и не наделяла их избирательным правом.
Они были воодушевлены удавшимся наступлением на старый порядок и чувствовали, что вскоре грядут еще большие изменения.
Однако изменений не последовало. Тогда лидеры рабочего класса разработали свою собственную программу полноценного демократического государства. Она представляла собой хартию, в которой было сформулировано шесть требований. Ее сторонники получили имя чартистов. Вот эти шесть пунктов: избирательное право для всех мужчин, равенство избирателей, тайное голосование, отмена имущественного ценза для кандидатов, оплата труда парламентариев и ежегодный созыв Парламента.
Чартисты отправляли своих делегатов на национальные съезды, составляли петиции в Парламент с просьбой принять Хартию. Их подписывали миллионы людей. Однако неизбежно вставал вопрос: что следует предпринять, если Парламент откажет им? Здесь чартисты расходились во взглядах. Большинство считало, что они должны продолжать мирную борьбу, однако были и те, кто выступал за переход к насильственным действиям. Полемика по этому вопросу была продолжительной. В течение десяти лет в Парламент было подано три петиции, и все они были отклонены. В каком-то смысле Энгельс был прав: наиболее радикально настроенные чартисты происходили из недавно образовавшихся фабричных городов севера Англии. После отклонения второй петиции они попытались организовать всеобщую стачку, отказываясь выходить на работу до тех пор, пока Хартия не будет принята. Однако их план провалился.
В основном разговоры о применении насилия были, конечно, блефом. Чартисты хотели напугать правительство, чтобы оно пошло им навстречу. Однако сделать это было не так-то просто. Буржуазия, ставшая частью английской нации, вступила в союз с аристократией и джентри. Все они выступали против каких-либо уступок чартистам. Если бы правящие классы были разобщены, у революции был бы шанс на успех. Рабочие понимали, что дела обстоят не так, и поэтому продолжали придерживаться мирной линии. Получая очередной отказ, они каждый раз… составляли новую петицию.
Правительство не объявляло движение чартистов вне закона. Оно стремилось скорее поставить его под свой контроль, а не подавить. Суды признавали законность публичных шествий, законность требований ввести всеобщее избирательное право, законность подачи петиций – последнее даже считалось исконной привилегией англичан. Вне закона объявлялись шествия, перераставшие в бунты, а также мятежные речи на митингах и в газетах, бросавшие тень на правительство или призывавшие к насилию. За подобные действия чартистов арестовывали и пытали, но судили на открытых заседаниях и в общем порядке. Чаще всего их признавали виновными, однако наказания были довольно мягкими – от 6 до 12 месяцев тюрьмы.
Власть твердо придерживалась принципа не проливать кровь чартистов, поскольку это возмутило бы общественное мнение и разъярило бы их сторонников. Это обстоятельство показывает, что в Англии действительно сформировалось либеральное общество. В любой другой стране ничто бы так не обрадовало аристократию и буржуазию, как массовые казни их противников-пролетариев. Конечно, английское правительство задействовало армейские части во время собраний чартистов, однако конвой, как правило, сочувствовал им и использовал силу с большой осторожностью.
Даже во время петиционной кампании лидеры чартистов заботились далеко не только о политических правах. Часть из них занималась просвещением рабочих, другие помогали им бороться с алкоголизмом, третьи хлопотали о переселении рабочих на небольшие земельные участки, кто-то занимался профсоюзами, кто-то – социалистическими кооперативами. Благодаря всему этому пролетарии постепенно становились уважаемыми членами цивилизованного общества. Эта многоплановая деятельность продолжалась и после 1850 г., ознаменовавшего конец чартистского движения.
Три наиболее крупные акции чартистов пришлись на 1830-е – 1840-е, когда в Англии наступил экономический кризис. После 1850 г. ситуация улучшилась, а вместе с ней и условия жизни рабочих. В 1866 г. партия либералов (преемники вигов), практически не подвергаясь общественному давлению, сама предложила расширить избирательное право. Тори пошли дальше и в 1867 г. приняли закон, по которому большинство городских рабочих получили право голоса. В 1884 г. правительство либералов распространило эту норму и на сельских рабочих. Эти две избирательные реформы по-прежнему не устанавливали всеобщего избирательного права для мужчин, так как сохранялся имущественный ценз: избиратель должен был либо владеть собственным домом, либо снимать жилье. Так, многие солдаты, сражавшиеся за Британию в Первой мировой войне, не имели права голосовать. К концу войны они его получили: в 1918 г. четвертая Избирательная реформа фактически установила избирательное право для всех мужчин, а также частично и для женщин – с возрастным цензом в 30 лет.
Таким образом, британские власти справились с социальными потрясениями, вызванными Промышленной революцией, избежав потрясений политических. Нормы издавна существовавшей здесь конституции расширялись с течением времени, постепенно интегрируя рабочих в политическую жизнь страны. Британия снискала репутацию самого стабильного государства Европы.
Во Франции Промышленной революции не произошло. Да, текстильное производство было механизировано, однако угольная и металлургическая отрасли развивались очень медленно. На протяжении XIX в. Франция оставалась аграрной страной. Большая часть земель находилась в руках крестьян, ставших ее полноценными собственниками благодаря революционным событиям 1789 г.
В течение 10 лет после 1789 г. во Франции учреждались самые разные формы правления. На смену абсолютной монархии пришла монархия конституционная, затем – демократическая республика, буржуазная республика и, наконец, военная диктатура. В XIX в. Франция вновь возвращалась к каждой из этих форм, но уже в менее стремительном режиме. Ситуация в стране была хронически нестабильна, поскольку разногласия, порожденные первой революцией, ощущались в обществе еще очень долго. Ни одна из форм правления не могла снискать всеобщей поддержки. Каждый понимал, на что способны его противники. К примеру, даже умеренные революционеры 1789–1791 гг. притесняли католическую церковь, а потому она – и все верующие – чувствовали себя в безопасности только при монархической власти (в крайнем случае – при авторитарном правителе наподобие Наполеона). Либералы не были готовы мириться с церковью, потому что для них она олицетворяла собой реакцию и ограничение свобод. Рабочие могли бы стать успешными союзниками либералов, однако они опасались повторения сценария 1789 г., когда революция, вроде бы двигаясь в сторону демократии, все отчетливее приобретала черты тирании.