Бисмарк ушел в отставку; но век близился к концу, и казалось, что спокойствия Европы ничто не потревожит. Британская королева Виктория, государыня пятой части населения мира, приходилась бабушкой королю Германии Вильгельму, и он ее регулярно навещал. Принц Уэльский отдыхал во Франции и бегло говорил по-французски. Туризм на Французской и Итальянской Ривьерах процветал. Годы с 1871-го по 1914-й не зря называли belle époque («прекрасной эпохой»).
В знак такого оптимизма в 1899 г. русский царь созвал мирную конференцию в Гааге, где предложил Европе если не запретить войны полностью, то как минимум содействовать разоружению и ограничить использование любого нового пугающего оружия, поступающего в производство. На конференции получили развитие положения Женевской конвенции 1864 г., регулирующие обращение с военнопленными и мирным населением. Новая конвенция не позволяла отдавать на разграбление оккупированные города, запрещала сбрасывать бомбы и применять удушающие газы с воздушных шаров, убивать гражданское население. Был учрежден арбитражный суд, куда могли обратиться конфликтующие государства. Провозглашалось: «Поле боя как арена, где решаются споры, постепенно уступает место арбитражному суду». С этим все вроде бы согласились.
На таком обнадеживающем фоне европейские столицы расцвели выставками, музеями и прочими туристическими объектами, многие из которых демонстрировали глобальное превосходство Европы. Имперское противостояние требовало выражения и внутри страны. Британское Министерство по делам Индии в Уайтхолле построили вокруг Дурбар-корта[24], а королеве Виктории во дворце Осборн-хаус прислуживали индийские слуги в тюрбанах. В Бельгии строились конголезские «национальные деревни», где вывезенные туземцы подбирали брошенные туристами монетки. В 1900 г. ко Всемирной выставке в Париже возвели Гран-Пале – Большой дворец, в павильонах которого сорок стран представили свои достижения. Выставку объявили «символом гармонии и мира для всего человечества». Ее посетили 50 млн человек.
На горизонте забрезжил XX век: в сфере влияния Европы находилась половина населения мира, Европа контролировала 85 % мировой торговли. Лондон с его 6,5 млн жителей был крупнейшим городом Земли. Никакой другой континент или группа народов никогда не претендовала на такое господство над миром. Оно вселяло уверенность, что европейцы – высшая раса, имеющая право, а может, и обязанная завоевывать другие народы, чтобы повелевать ими и обращать их в христианство. Такое могущество свидетельствовало, что Европа достигла пика своего развития и испытывала соблазн определять мировую цивилизацию в собственных терминах. В этот самый момент она опасно приблизилась к солнцу.
19Война, которая покончит с войнами1900–1918 гг.
Проба сил
Мемуары, повествующие о рубеже XIX–XX вв., окрашены ностальгией. Они переполнены воспоминаниями о прекрасной осени империи. В них перечисляются моменты, когда смелые политики, мудрые решения или чистая удача могли бы помочь избежать грядущей трагедии. Из нашего времени этот период представляется эпохой самодовольства и самонадеянности, но самой его бросающейся в глаза чертой было отсутствие достойных лидеров. Европа XIX в. строилась усилиями предприимчивых и проницательных государственных деятелей, пусть ими и не всегда двигали благие намерения. В начале XX в. не многие соответствовали такому описанию.
Противоборствующие союзы – наследие Бисмарка – зажали Германию и Австрию между Францией и Россией. Британии поневоле приходилось поддерживать некоторое равновесие. Она была благожелательно настроена к обеим сторонам: ее отношения с Германией традиционно были доброжелательными, а с Францией наладились не так давно. В 1898 г. Британия повздорила с ней по вопросу захвата французами поселения Фашода на Верхнем Ниле и по поводу вылова рыбы у Ньюфаундленда. Переговоры 1904 г. закончились подписанием соглашения, которое назвали «Сердечным согласием» (Entente Cordiale). Это был не военный союз, а колониальный размен. Но так как Франция на тот момент состояла в союзе с Россией, любые знаки добрых отношений между Францией и Британией нервировали кайзера Германии Вильгельма II. В следующие десять лет кайзеровская паранойя будет главной действующей силой в Европе.
Россия тоже была неспокойна. Николай II правил страной, которая переживала период взрывной индустриализации. Ее темпы роста, хотя и стартовал он с низких позиций, превосходили темпы роста Германии и приближались к американским. Однако правящий режим был неустойчив. Во Владивостоке бунтовали моряки, в Москве – студенты. Еврейские погромы в России и в странах, входивших в сферу ее влияния, шокировали Европу; тысячи евреев бежали в западные страны, в Америку и Южную Африку. Через временный лагерь у станции Халл в одном только 1906 г. прошло рекордное число беженцев – 75 000 человек: их держали там в карантине на полпути с материка в Ливерпуль и далее в Америку.
В 1905 г. Япония в Мукденском сражении в Маньчжурии положила конец мечте Николая расширить свою империю на восток. В том же году он потерял свой Тихоокеанский флот в Цусимском сражении. Это было серьезное предупреждение – первое поражение, какое современная азиатская держава нанесла европейской. Побитый Николай попытался успокоить народ манифестом, провозгласившим половинчатые внутренние реформы, включая свободу слова, вероисповедания и собраний. Но Россия в тот момент напоминала Францию 1780-х гг. Реформы были начаты слишком поздно, империя была обречена.
Европейские лидеры вели себя все воинственнее. Процветал ура-патриотизм, а политики и пресса подстрекали слабых государственных деятелей к милитаристской браваде. Начальник германского Генштаба генерал Шлиффен в качестве ответа на союз Франции и России составил план превентивного вторжения в Северную Францию. Такой шаг оградил бы Германию от французской военной угрозы, прежде чем Россия сможет мобилизоваться и открыть второй фронт.
Кайзер Вильгельм II, одержимый идеей обзавестись флотом, не уступающим британскому, немедленно начал гонку вооружений. Общественное мнение вынудило британское либеральное правительство ответить Германии флотом новейших линейных кораблей – дредноутов. Черчилль записал: «Адмиралтейство требовало шести кораблей; экономисты предлагали четыре; в итоге мы сошлись на восьми». Расходы росли, и министр финансов Дэвид Ллойд Джордж увеличил базовую ставку подоходного налога до 3,7 %, а повышенную – до 7,5 %. Однако палата лордов отклонила проект бюджета, что спровоцировало конституционный кризис 1909 г. В 1911 г. Британии пришлось наконец ограничить полномочия высшей – потомственной – палаты своего парламента.
Пошатнувшийся мир
В мае 1907 г. американский президент Теодор Рузвельт (1901–1909) решил еще раз созвать мирную конференцию в Гааге, по примеру той, что в 1899 г. была проведена по инициативе России. Этот шаг ознаменовал сдвиг в американской внешней политике, основанной на невмешательстве в междоусобицы ее европейских прародителей. Президент заявил, что, если европейское равновесие пошатнется, «Соединенные Штаты должны будут вмешаться, хотя бы временно, с целью восстановить баланс сил». Америка «стала великой державой… и мы должны действовать, как подобает народу, облеченному такой ответственностью». Странно было слышать это от Америки – пусть ведущей мировой экономики, но с армией вполовину меньше бельгийской.
Конференция провалилась. Русский министр иностранных дел отмахнулся от разоружения как от «идеи евреев, социалистов и истеричек». Австрийский заявил, что оно «противоречит идее героизма – идее, на которой зиждется монархический порядок». Мир не сулил политических выгод. Британия совершила судьбоносный шаг, официально присоединившись к франко-русскому союзу, в результате чего образовался новый – Тройственное согласие (Triple Entente). Публике эту Тройственную Антанту, или просто Антанту, представили как средство привести в порядок карту империй, однако новый союз очевидным образом был направлен против Германии и нарушал ключевое правило британской внешней политики. Он определял Британию уже не как независимого посредника, но как одну из сторон баланса сил. Вряд ли Пальмерстон, Дизраэли или Солсбери одобрили бы такой шаг.
Бисмарк предсказывал, что если Европа снова начнет воевать, то случится это в результате «какой-нибудь проклятой глупости на Балканах». Теперь этот регион шумно ссорился, приковывая к себе внимание. Славянские националисты Хорватии, Далмации и Боснии требовали независимости от Австрии. Сербия, которая в 1878 г. добилась независимости от Османской империи, их поощряла: в Боснии имелась крупная сербская диаспора. В 1908 г. Вена отреагировала на боснийский референдум по вопросу независимости, лишив Боснию автономии и официально присоединив ее к Австрии. Сербия, которая надеялась на помощь России, не на шутку разъярилась. Однако Россия не стала поддерживать союз славян, потому что Австрия встала на сторону России, когда та подобным же образом вмешалась в дела Болгарии. Вопрос был пустячным, но, сделав свой выбор, Россия подставилась под обвинения в предательстве братьев-славян.
В этот момент османская Турция, влачившая сонное существование на восточном фланге Европы, столкнулась с чем-то для нее невообразимым – восстанием. В 1908 г. группа студентов и молодых офицеров, называвших себя младотурками, собрала в греческих Салониках «армию действия» и двинулась на Константинополь, потребовав, чтобы султан принял либеральную конституцию. Тот согласился, но его все равно тут же свергли. В 1912 г. страны, составлявшие ранее европейскую часть султаната, объединились в Балканский союз. В него вошли Греция, Сербия, Болгария и Македония. Силы союзников громили турецкие армии одну за другой и к 1913 г. окончательно выбили Турцию – за исключением Стамбула – с территории Европы. Балканские народы сами, без посторонней помощи сбросили с себя пятисотлетнее османское владычество.