Расформированные наемники несли с собой и кое-что другое – значительно более убийственное, чем грезы о завоевании. Три корабля Колумба, в 1493 г. вернувшиеся в Испанию из Карибского бассейна, привезли с собой первые случаи заболевания сифилисом в Старом Свете. К моменту появления Карла испанские солдаты, присланные Фердинандом и Изабеллой, уже распространили болезнь по Неаполю. Через три месяца dolce far niente (сладостной праздности) люди Карла, должно быть, тоже заразились, и все говорит за то, что именно они перенесли болезнь через Альпы дальше на север. В 1497 г. случаи заболеваний сифилисом отмечались даже в Абердине. В том же году Васко да Гама добрался до Индии, где болезнь фиксировалась в 1498 г.; а семь лет спустя она была обнаружена уже в Кантоне.
Но как бы стремительно ни распространялась morbo gallico («французская болезнь», как назвали сифилис итальянцы), Карла VIII смерть настигла еще быстрее. В Амбуазе накануне Вербного воскресенья 1498 г., направляясь посмотреть jeu de paume – ранний вариант тенниса, в который играли во рву замка, король ударился головой о низкую притолоку двери. Карл прошел, посмотрел игру до конца, а возвращаясь в свои покои, именно в том месте, где ударился, упал навзничь. Несмотря на то что это была самая грязная и запущенная часть замка (место, как брезгливо писал де Коммин, «где все справляли нужду»), его спутники по какой-то причине не решились переносить короля в его покои. Там на жесткой соломенной подстилке он пролежал девять часов и вскоре после полуночи скончался. Ему было двадцать восемь лет.
Все четверо детей Карла умерли раньше отца, поэтому трон перешел к его дяде (по отцу) и недавнему товарищу по оружию Людовику Орлеанскому, который теперь стал королем Людовиком XII. Отец Людовика Карл[65] являлся крупнейшим поэтом своего времени, Людовик, увы, нет. Он давно был влюблен в королеву Анну Бретонскую и теперь, когда она стала вдовой, страстно желал на ней жениться. К сожалению, он уже состоял в браке с Жанной, дочерью Людовика, о которой говорили, что она «худая, рахитичная и горбатая», а также бесплодная. Но в дело вмешался сын папы римского Чезаре Борджиа[66] и (в обмен на щедрое предложение денег и земель) переговорил с отцом. Было заявлено (с определенными подтверждениями), что жениха принудил к этому браку отец невесты[67], и Людовик добился развода. Анна полюбила своего второго мужа, как она любила первого, – и Бретань осталась французской. Что касается Жанны, то она удалилась в Бурж, где основала религиозный орден созерцательных монахинь-аннунциаток, посвященный празднику Благовещения, а в 1950 г. ее надлежащим образом причислили к лику святых.
Для правителей Италии, которые много раз сталкивались с Людовиком за последние годы, его восшествие на французский престол могло означать только одно – новое вторжение французов на полуостров, на этот раз не только с анжуйскими претензиями на Неаполь, но и с орлеанскими – на Милан. Они ничуть не удивились, узнав, что на коронации новый король подчеркнуто принял титул герцога Миланского. Превосходство французской армии прошло испытание при Форново, а армия, которую, как говорили, теперь собирал Людовик, была намного больше числом, лучше оснащена и более разумно организована, чем предыдущая. Наверное, папа Александр возражал, но Людовику легко удалось от него откупиться, предложив Чезаре Борджиа, которому наскучило быть кардиналом и который решил покинуть духовную карьеру ради приключений военной жизни, богатое герцогство Валанс (часть Дофине) и брачный союз с Шарлоттой д’Альбре, сестрой короля Наварры.
В середине августа 1499 г. второе вторжение началось. 2 сентября герцог Лодовико Сфорца со своим богатством бежал в Тироль, а 6 октября король Людовик торжественно вступил в Милан. В апреле следующего года герцог попал в плен, чтобы уже никогда не увидеть свободы, и последующие двенадцать лет Милан оставался главным оплотом французов в Италии. Людовик, однако, не испытывал удовлетворения – манил Неаполь. Кузен Карл взял город, но снова его потерял; сам Людовик решил быть осторожнее. В ноябре 1500 г. в Гранаде он заключил с Фердинандом Арагонским секретный договор о совместном завоевании Неаполитанского королевства. В оплату за союз (по крайней мере, за невмешательство) Фердинанд получал добрую половину королевства, включая провинции Апулия и Калабрия. Людовику отходили сам Неаполь, Гаэта и Абруцци. Папа дал санкцию, и в мае 1501 г. французская армия, усиленная 4000 швейцарских наемников, выступила в поход. Довольно скоро французские гарнизоны оккупировали замки Неаполя, а другие части направились на север в Абруцци.
Однако гранадский договор оставил без ответа слишком много вопросов. Ничего не было сказано ни о провинции Капитаната, которая лежит между Абруцци и Апулией, ни о Базиликате на подъеме итальянского сапога между Апулией и Калабрией. Можно подумать, что такие яблоки раздора легко ликвидировать мирными средствами, но нет: к июлю Франция и Испания оказались в состоянии войны. Столкновения происходили в течение двух лет время от времени, победа в итоге пришла к испанцам, которые в 1503 г. разгромили французскую армию у реки Гариджлиано. 16 мая они вошли в Неаполь, а в последние дни декабря снова атаковали французов у Гариджлиано. На этот раз сражение стало решающим и положило конец присутствию французов в Неаполе. Гаэта, последний французский гарнизон в Неаполитанском королевстве, сдался испанским войскам 1 января 1504 г. С этого времени в континентальном королевстве, а также на Сицилии и в Испании, дом Арагона правил без всякого соперничества. «Король Испании, – жаловался Людовик, – дважды предал меня». «Я обманул его десять раз», – похвалялся Фердинанд.
Это могло бы поставить крест на замыслах французов в Италии, если бы не смерть папы Александра VI в 1503 г., причем при подозрительных обстоятельствах. Его преемник на папском престоле, Пий III, умер меньше чем через месяц после избрания. Затем понтификом стал, возможно, самый воинственный из пап эпохи Возрождения – Джулиано делла Ровере, взявший имя Юлий II. Юлий имел решительные намерения в отношении Италии. Полуостров, по его мнению, был разделен на три части. На севере находился французский Милан, на юге – испанский Неаполь. Между ними имелось пространство для одного (только одного!) мощного и процветающего государства; и это государство, решил он, должно быть папским. Проблему, понятно, составляла Венеция. Она может, если захочет, сохраниться как город, но как империю ее нужно уничтожить. В обмен на союз против Светлейшей Республики Венеция папа предложил европейским правителям большие вознаграждения. Франции, например, отошли бы города Бергамо и Брешиа, Крема и Кремона, а также все земли, поселения и замки восточнее реки Адда и на юг до места ее слияния с рекой По.
Европейских государей не интересовали теории папы. Однако они прекрасно понимали, что Венеция имеет законные права на территории, которые они планировали захватить. Как бы они ни старались представить свои действия как удар в интересах справедливости, сами короли ясно осознавали тот факт, что их поведение заслуживает осуждения значительно больше, чем дела Венеции когда-либо. Тем не менее соблазн был слишком велик, а обещанные награды слишком высоки. И они согласились. 14 мая 1509 г. у деревушки Аньяделло между Бергамо и Миланом армия, которой командовал лично Людовик XII, разбила наемные войска Венеции. В этот день, писал Макиавелли, «венецианцы потеряли то, что им принесли восемьсот лет завоеваний».
Как оказалось, Макиавелли ошибался: Венеции было суждено восстановиться с поразительной быстротой. Многие сдавшиеся крупные города и небольшие городки прекрасно жили под венецианским правлением, и очень скоро их стала возмущать более обременительная и куда менее благожелательная власть новых господ. Наше дело, однако, следовать за судьбой Франции. Извлекли ли французы какие-либо долговременные выгоды из своей триумфальной победы? Никаких. В феврале 1510 г., меньше чем через год после Аньяделло, папа Юлий совершил полный поворот в своей политике. Толкнув французов поднять оружие против венецианцев, теперь он отказал им в наградах, которые обещал, и обратился против них с тем же злобным неистовством, которое раньше проявлял в отношении Венеции. Светлейшая Республика (несмотря на то, что, к своему большому удивлению, оказалась в друзьях папства) могла ныне ретироваться из центра сцены. С этого времени война пойдет в основном между папой и королем Людовиком вместе с его союзником герцогом Феррары, который, как муж Лукреции Борджиа и зять Александра VI, был в глазах папы приговорен многократно. Вскоре Юлий предал герцога анафеме и отлучил его от церкви папской буллой, написанной такими словами, от которых у святого мученика Петра волосы бы встали дыбом.
Тут король Людовик разыграл новую важную карту. Его племянник Гастон де Фуа, герцог Немурский, уже в двадцать два года проявил себя как один из выдающихся военачальников своего времени. В феврале 1512 г. немурцы предприняли стремительное наступление на папские и испанские силы, которое в Пасхальное воскресенье завершилось у Равенны сражением, самым кровавым со времен битвы при Форново почти за двадцать лет до этого (1495). Когда сражение закончилось, на поле лежало 10 000 бездыханных тел испанцев и итальянцев. Однако, как и в Форново, эта победа была пирровой. Только одна французская пехота потеряла более 4000 человек; большинство командиров тоже погибло, включая самого герцога Немурского. Если бы он уцелел, то, наверное, собрал бы остатки своей армии, двинулся на Рим и Неаполь и заставил бы папу договариваться. Тогда король Людовик возвратил бы себе корону Неаполитанского королевства, а история Италии могла бы сложиться совсем иначе.
К этому времени три главных действующих лица этой войны два раза изменили состав своих альянсов. Сначала Франция и папство объединились против Венеции, потом Венеция и папство встали плечом к плечу против французов. Осталось только Венеции и Франции пойти вместе против папства, как и случилось в марте 1513 г., когда они заключили договор в Блуа. Восстановив свои позиции на материке, Венеция решила, что не стоит позволять папе и императору выталкивать ее на обочину, а поскольку французы уже не представляли угрозы, то превратились для Венеции в естественных союзников. Но на самом деле ситуация снова изменилась, еще до подписания франко-венецианского договора – 21 февраля 1513 г. – в Риме в возрасте 71 года скончался Юлий II.