sans-culottes ситуация была тяжелее, чем перед началом революции. Увеличилось количество бунтов и гневных демонстраций, все они были жестоко подавлены. Вскоре гильотина заработала как никогда активно.
На этом этапе монархистам показалось, что реставрация наконец возможна, – но продолжалась эта иллюзия недолго. Планы восстания на юге раскрыли и быстро с ними разобрались; силы политических эмигрантов, которым британское правительство предоставило деньги, обмундирование и военно-морскую поддержку, действительно высадились на южном побережье Бретани, но их разбил двадцатисемилетний генерал Лазар Гош. Больше семисот из них, в основном дворяне, были расстреляны в британской форме по обвинению в государственной измене. Однако в Париже дух реакции был силен как нигде. Представляя в августе 1795 г. новую конституцию, известную как Конституция III года, Франсуа Антуан де Буасси д’Англа произнес слова, которые могут вызвать дискуссию даже сегодня:
Абсолютное равенство – несбыточная мечта. Чтобы оно существовало, необходимо полное равенство всех людей по уму, добродетельности, физической силе, образованию и имущественному положению… Нами должны управлять лучшие граждане. А лучшие – всегда самые образованные и наиболее заинтересованные в поддержании закона и порядка. За очень редкими исключениями мы найдем таких людей только среди тех, кто владеет собственностью и таким образом имеет отношение к земле, где она находится, к законам, которые ее защищают, и к общественному порядку, которым она сохраняется… Следовательно, нужно гарантировать политические права состоятельным гражданам… и [отказать] безоговорочно в политических правах людям, не имеющим собственности, поскольку, если такие граждане займут места среди законодателей, они будут провоцировать волнения… и в итоге ввергнут нас в жестокие потрясения, из которых мы только что едва выбрались.
Принимая во внимание события предыдущих шести лет, Конституция III года была поистине замечательным документом. Она не только устанавливала полный запрет на рабство, но и вводила либеральную республику с избирательным правом, основанным на уплате налогов, двухпалатным законодательным органом и Директорией из пяти членов, которые должны были носить богатую форменную одежду, выражая тем самым протест в отношении санкюлотства.
Прежде чем революция окончательно завершилась, произошло еще одно, последнее, восстание, спровоцированное роялистами. У них не возникло трудностей с организацией народной поддержки – в 1795 г. стоимость жизни в Париже была примерно в тридцать раз выше, чем в 1790-м. В начале октября повстанцы насчитывали около 25 000 человек. Однако кому Конвент мог доверить подавление роялистского мятежа? Поспешным неудачным решением был назначен Поль Баррас, отличившийся во время событий термидора, но Баррас не имел боевого опыта, и Конвент сошелся во мнении, что ему следует взять одного-двух опытных депутатов в качестве помощников. Баррас без колебаний выбрал двадцатишестилетнего офицера, с которым познакомился в 1793 г., когда роялисты осаждали Тулон. Тот немедленно начал действовать. В час ночи 5 октября (13 вандемьера) он принял руководство операцией от Барраса, который с готовностью передал ему власть, и отправил молодого лейтенанта по имени Иоахим Мюрат доставить сорок орудий с равнины Саблона – современный Нёйи. К счастью, пушки прибыли до начала ожидаемого наступления роялистов, и их стратегически расставили в ключевых точках вблизи мостов Пон-Нёф и Пон-Рояль, площади Революции и Вандомской площади. Главное наступление началось примерно в десять часов утра. Силы Конвента уступали атакующим в шесть раз, но нападавшие отступили, когда открыли огонь пушки. Это был удар, названный Томасом Карлейлем «залпом картечи… который развеял в прах Французскую революцию».
Кроме того, этот залп сделал национальным героем Наполеона Бонапарта.
15. Благословение или проклятие? 1795–1815
Талант ничего не значит без возможности его реализовать.
Было бы большой ошибкой полагать, что, поскольку Наполеон Бонапарт родился на Корсике, он относительно скромного происхождения. На самом деле его семья принадлежала к второстепенному тосканскому дворянскому роду, обосновавшемуся на острове в XVI в. Отец Наполеона был известным адвокатом, служившим в качестве официального представителя Корсики при дворе Людовика XVI, а один из братьев отца был кардиналом. При крещении мальчика назвали по-итальянски Наполеоне ди Буонапарте, и, хотя на третьем десятке жизни он придал своему имени французское звучание, Наполеон остался корсиканцем до мозга костей. Родным языком для него был корсиканский, который гораздо ближе к итальянскому, чем к французскому. По-французски он всегда говорил с сильным корсиканским акцентом и так никогда и не научился грамотно писать. Что касается внешности Наполеона, то мы располагаем подробным описанием, принадлежащим не кому-нибудь, а знаменитому натуралисту и путешественнику Александру фон Гумбольдту, который встретился с ним в Национальном институте в 1798 г.:
Он невысокий и худой, с небольшой головой, маленькими изящными руками. Лицо скорее овальное, чем круглое, волосы темные и тонкие… Брови густые и сильно выгнутые, так что лоб выступает над носом. Глаза большие и глубоко посаженные, нос изогнутый, но не крючковатый. Рот и подбородок очень мужественные, особенно подбородок… Поскольку он худощав, скулы резко выражены, и все мышцы лица двигаются, когда он говорит…
В его физиологии нет ничего крупного, или тяжелого, или решительного; кажется, что он проявляет больше интеллектуальных, чем духовных качеств.
Он выглядит спокойным, думающим, твердым, уверенным, проницательным и очень серьезным, как будто сосредоточен только на работе…
В юности Наполеон был пламенным корсиканским националистом, якобинцем и республиканцем. Именно в рядах республиканской армии он так ярко проявил себя в 1793 г., сражаясь в Тулоне, когда город осаждали французские роялисты при поддержке британцев и испанцев. Его командир генерал Жак Франсуа Дюгомье говорил: «Не могу найти слов, чтобы по достоинству описать заслуги Бонапарта: масса специальных умений, столько же ума, а отваги с избытком».
Наполеон выказал те же качества во время Вандемьерского восстания, когда принял командование из рук Барраса. Шесть месяцев спустя состоялась еще одна «передача», на этот раз он «принял» изысканную любовницу Барраса креолку Жозефину де Богарне, с которой заключил гражданский брак в марте 1796 г., а через два дня покинул Париж, чтобы принять командование итальянской армией. Итальянская кампания стала для него новым триумфом. За первые две недели был взят Пьемонт. Австрия теперь перестала быть врагом, а после четырех последовательных побед (при Кастильоне, Бассано, Арколе и Риволи) французы стали неоспоримыми хозяевами Италии. Затем Наполеон двинулся в Австрию, дошел до городка Леобен, расположенного примерно в 60 милях [чуть меньше 97 км] от Вены, и австрийцы в итоге запросили мира. 18 апреля 1797 г. в близлежащем замке Эбенвальд было подписано предварительное соглашение между Австрийской империей и двадцатисемилетним генералом, действовавшим от имени французской Директории, хотя в действительности он даже и не думал советоваться с Парижем. По условиям этого соглашения (детали которого шесть месяцев хранились в секрете до подтверждения Кампо-Формийским договором) Австрия отказывалась от притязаний на Бельгию и Ломбардию, а в обмен получала Истрию, Далмацию и материковую часть Венецианской республики, ограниченную реками Ольо, По и Адриатическим морем.
Не стоит и говорить, что Наполеон не имел реального права распределять таким образом территории нейтрального государства, но он не оставил венецианцам сомнений по поводу будущего: очень скоро они вообще перестанут быть государством. Теперь он требовал ни много ни мало, а сложения полномочий всего правительства и отказа от конституции, которая действовала более тысячи лет, – по сути, самоубийства Венецианской республики. В пятницу 12 мая 1797 г. случилось так, что в Кампо-Формио Австрия получила больше, чем ожидала: не только материковую часть республики, но и саму Венецию.
Так, теперь установился мир на всей территории континентальной Европы. Единственным врагом оставалась Англия, которую явно требовалось завоевать и разрушить. Директория поручила Бонапарту сделать именно это, но, поразмышляв значительную часть года, он с неохотой отказался от такой идеи. Были бы велики издержки, нелегко набирать необходимую армию, но главную проблему составляли французские военно-морские силы. Они находились в плачевном состоянии и, безусловно, не являлись достойным соперником британскому военному флоту. Франция не имела флотоводца, который мог бы сравниться с Худом, Родни или Сент-Винсентом[138] – и уж тем более с Нельсоном.
Альтернативой был Египет. Еще в июле 1797 г. министр иностранных дел Шарль Морис Талейран-Перигор, известный как Талейран, выдвинул предложение осуществить экспедицию в Египет, а семь месяцев спустя представил обширную служебную записку по этому вопросу. Естественно, в ней присутствовала ханжеская часть относительно избавления египетского народа от угнетения, которому он так долго подвергался; но более серьезного внимания заслуживала идея, что с армией в 20 000–25 000 человек, высадившейся в Александрии и занявшей Каир, можно далее наступать на Индию – может, даже посредством быстро вырытого Суэцкого канала. 2 марта 1798 г. Директория официально одобрила план. Он не только обеспечивал занятие армии и держал молодого, внушающего страх генерала на безопасном расстоянии от Парижа, но и давал возможность положить конец гегемонии Британии в Индии, одновременно предоставляя Франции новую важную колонию в Восточном Средиземноморье. К тому же, пусть и с меньшей вероятностью, англичанам пришлось бы растянуть свои морские силы на восток, что могло бы в итоге облегчить отложенное вторжение.