Два совершенно не связанных между собой события 5–6 июня 1832 г. (одно трагическое и одно комичное), наверное, не сыграли особой роли в истории Франции, но, пожалуй, все равно заслуживают краткого упоминания в нашей книге. 5 июня прошли похороны депутата радикальных националистических взглядов генерала Жана Максимилиана Ламарка, умершего несколькими днями раньше от холеры (в Париже тогда бушевала эпидемия), и крайне левая оппозиция решила устроить общественные выступления в надежде, что они выльются во что-то более серьезное. Их чаяния оправдались. Ситуация быстро вышла из-под контроля, и следующие два дня Париж фактически находился под властью толпы[168]. Король поспешно вернулся из Сен-Кло в Париж, где отличился мужеством и бесстрашием. Через два дня порядок был восстановлен, однако ценой 150 жизней. Тем временем 6 июля в 300 милях [ок. 483 км] от Парижа в Вандее произошел еще один бунт, организованный практически в одиночку далекой от реальности и несколько нелепой герцогиней Беррийской (на этот раз переодетой крестьянином) в интересах своего сына. Неудивительно, что это выступление не переросло во всеобщее восстание, и герцогиня попыталась укрыться в Нанте. При очередном обыске дома полицией она спряталась в тайной комнате за камином. К сожалению, полицейские разожгли камин, и ей пришлось сдаться. Герцогиню заключили под стражу в замке Блай на западном побережье, где почти сразу обнаружилось, что она беременна. Рождение ее первого ребенка вдохновило монархистов, а неотвратимое появление второго сильно осложнило их положение и даже сорвало попытку представить ее в качестве романтической мученицы. Однако честь герцогини была спасена, когда ей позволили оправдаться тайным браком с благородным молодым человеком из Неаполя, куда ее впоследствии и выслали.
Правление Луи-Филиппа никогда не проходило так мирно и спокойно, как он рассчитывал. Произошло еще несколько восстаний (в Париже, Лионе и других местах), которые были подавлены без слишком больших затруднений, но с неизбежными жертвами. Постоянно менялось правительство – за семь месяцев с августа 1834-го по февраль 1835 г. Франция сменила пять премьер-министров, а 28 июля 1835 г. король чудом избежал покушения. Он выехал верхом из Тюильри на парад Национальной гвардии в сопровождении трех своих сыновей и нескольких маршалов и министров. Когда они были на бульваре Тампль, из верхнего окна одного дома посыпался град пуль. Восемнадцать человек, включая нескольких случайных зрителей, стоявших у проезжей части бульвара, упали на месте замертво, еще двадцать два человека были ранены. Старый маршал Мортье получил пулю в голову, его кровь забрызгала белый костюм Тьера. Герцогу де Брольи, тогда премьер-министру, пуля попала в грудь, его жизнь спасла звезда Почетного легиона. Самому королю, однако, только слегка оцарапало лоб, и он с обычным хладнокровием настоял на продолжении процессии. Лишь закончив парад на Вандомской площади, он упал на руки жены и сестры и залился неудержимыми слезами.
Тем временем Национальная гвардия ворвалась в дом, из которого стреляли, и нашла стойку с двадцатью пятью мушкетными стволами, поднятую на деревянную раму таким образом, чтобы они могли стрелять одновременно. Убийца бежал, но его быстро нашли и арестовали. Это был Жозеф Фиески, корсиканский бонапартист тридцати пяти лет, действовавший сообща с двумя республиканцами. Он сам был серьезно ранен в голову[169] своим несколько нелепым орудием, впоследствии названным прессой machine infernale («адской машиной») – это словосочетание практически превратилось в клише и во французском, и в английском языках. После показательного судебного процесса, на котором присутствовал сам Талейран, всех троих публично казнили на гильотине под радостные крики толпы.
В январе 1836 г. правительство герцога де Брольи пало, в основном потому, что все уже не могли его переносить. К этому времени Луи-Филипп сменил семь премьер-министров, включая одного графа и четырех герцогов; теперь наконец его выбор пал на человека на голову выше (пусть только фигурально) всех своих предшественников – Адольфа Тьера, выходца из незнатной семьи. Ему было всего тридцать девять лет, но в 1827 г. он уже закончил последние восемь томов своей «Истории революции». Этот труд высоко оценили Шатобриан и Стендаль, но гораздо прохладнее встретили в Англии[170]. В политическом отношении он начинал с большой преграды – у него не было избирательного права. Чтобы иметь возможность участвовать в выборах, налоги человека должны были составлять не менее тысячи франков в год, то есть требовалось владеть довольно значительной собственностью. К счастью, Тьеру удалось договориться о ссуде в 100 000 франков и купить подходящий дом. В октябре 1830 г. его избрали в палату депутатов, где, несмотря на сильный провансальский акцент (от которого он так никогда и не избавился), Тьер превратился в великолепного оратора. Как сформулировал Ламартин, «в его характере оказалось достаточно пороха, чтобы взорвать шесть правительств». В 1833 г. Французская академия избрала его своим членом в неслыханном для этого возрасте – тридцать шесть лет.
Однако он не смог расположить к себе короля. В июне 1836 г. Луи-Филипп пережил еще одну попытку покушения на свою жизнь (за время его правления таких попыток было в общей сложности семь – своего рода рекорд), в результате чего его уговорили не участвовать в открытии Триумфальной арки, которую начали строить при Наполеоне, но закончили только теперь. Церемонию открытия провел Тьер 29 июля[171]. В это время отношения между королем и премьер-министром опасно осложнились, преимущественно потому, что король настаивал на проведении собственной линии во внешней политике. Тьер хотел, чтобы Франция пошла по пути Британии, где премьер-министр отвечает за все дипломатические и военные дела, а Луи-Филипп об этом и слышать не желал. Тьер понял, что ему остается только подать в отставку, что он в августе и сделал.
Два его преемника, граф Луи-Матьё Моле и Франсуа Гизо, тоже были личностями выдающимися, хотя и абсолютно разными по природе: один парижский католик, другой протестант из Нима. Моле в юности был верным бонапартистом, а Гизо (просто потому, что родился на шесть лет позже) избежал такого «порока» и являлся преданным роялистом. Во времена империи он держался от политики подальше и посвящал себя литературе, стал профессором современной истории в Сорбонне и перевел на французский язык шеститомную «Историю упадка и разрушения Римской империи» Гиббона. Во время Ста дней он последовал за Людовиком XVIII в изгнание в Гент. Однако было одно существенное обстоятельство, объединявшее его и с Моле, и с королем: отцы всех троих приняли смерть на гильотине.
Вскоре после того, как в апреле 1837 г. Моле сменил Тьера на посту премьер-министра, объявили о помолвке старшего сына короля, герцога Орлеанского, и принцессы Елены Мекленбург-Шверинской. Белокурая и голубоглазая невеста была необыкновенно хороша собой и, несмотря на несколько агрессивные политические амбиции, гораздо более популярна, чем ее отец. Обручение отметили амнистией всех политических заключенных и открытием после реставрации Версальского дворца. Во время революции здание разграбили, и большинство предметов интерьера продали с аукциона; теперь его восстановили (где потребовалось, отремонтировали) за счет личных средств короля, а завершение реставрации отметили банкетом на 1500 гостей. Брак оказался исключительно счастливым, за следующие пять лет принцесса родила мужу двоих сыновей, обеспечив таким образом продолжение Орлеанского дома. Однако скоро пришла трагедия. 13 июля 1842 г. молодой герцог (ему шел только 32-й год) погиб в результате несчастного случая на дороге. Семья никогда по-настоящему не восстановилась от этого удара. «Это должно было случиться со мной!» – снова и снова повторял король.
В 1840 г. Тьер во второй раз занял пост премьер-министра – к этому времени он женился на дочери своего кредитора и таким образом погасил долг в 100 000 франков. Как и в первом случае, он не задержался на высоком посту, проработав всего семь месяцев, но дал старт одному впечатляющему событию – возвращению во Францию останков Наполеона Бонапарта. Гизо, которого незадолго до того назначили послом Франции в Лондон (всю свою жизнь он был страстным англофилом), получил инструкции добиться от лорда Палмерстона разрешения забрать прах императора с острова Святой Елены. Палмерстону эта идея показалась несколько нелепой, но он не смог отказать; и 7 июля герцог Жуанвильский, третий сын Луи-Филиппа, отплыл на фрегате к острову. Когда корабль причалил в Шербуре, гроб погрузили на окрашенный в черный цвет баркас и медленно повезли вверх по Сене до парижского предместья Курбевуа, там перенесли в огромную повозку, задрапированную бархатом и украшенную боевыми знаменами. 15 декабря повозка проследовала по Елисейским Полям к собору Дома инвалидов, где скорбный кортеж встречал король. Двадцать лет спустя в подземной усыпальнице под собором работу завершили. Там и сейчас можно видеть колоссальный саркофаг, эффектно не соответствующий по размеру покоящемуся в нем маленькому телу.
Служба Гизо в качестве посла в Лондоне не затянулась. В октябре его отозвали в Париж, чтобы он вошел в состав правительства под руководством Жана де Дьё Сульта. Сульт сделал великолепную карьеру: из наполеоновских маршалов (при Ватерлоо он был начальником императорского штаба) поднялся до премьер-министра, причем занимал этот пост трижды. Однако теперь ему уже шел семьдесят второй год, он быстро дряхлел, и вскоре Гизо, формально оставаясь лишь министром иностранных дел, уже фактически руководил правительством. Поэтому именно Гизо отвечал за организацию визита во Францию королевы Виктории в сентябре 1843 г. – первый раз британский монарх ступал на французскую землю со времен Поля золотой парчи. После бракосочетания принцессы Луизы с принцем Леопольдом было еще два брачных союза между детьми Луи-Филиппа и членами дома Кобургов, поэтому семьи чувствовали себя тесно связанными. Чтобы подчеркнуть личный семейный характер визита, было решено, что Виктория и Альберт даже не поедут в Париж, а остановятся в загородном доме Луи-Филиппа, Шато-д’Э недалеко от городка Ле-Трепор. Визит продлился пять дней и был до такой степени успешен, что король предложил (как ни удивительно) сделать такие встречи ежегодными. В 1844 г. он сам посетил Англию, и французский король впервые ступил на английскую землю с тех самых пор, когда в 1356 г. плененного Иоанна II доставили туда после битвы при Пуатье. А в 1845 г. Виктория снова ненадолго приезжала в Шато-д’Э. Затем, однако, обоюдные визиты прекратились. События принимали угрожающий характер.