они проживали в Ост-Эльбии.
Съезд НННП, декабрь 1924 г.
Пока Германия версии 1871 г. оставалась единым государством, монокультурная инаковость Ост-Эльбии нарушала общую картину. Говорят, что Аденауэр, после того как ему не удалось добиться отделения Западной Германии, задергивал шторами окна купе, когда ему случалось проезжать Ост-Эльбию. При этом он ворчал себе под нос: «Ну вот, опять Азия».
Пруссия и Россия: тайное братство
По условиям Версальского договора армия Германии была сокращена до 100 000 человек, но люди, которые занимались формированием вооруженных сил, остались прежними.
Генерал Ганс фон Сект, который сохранил свое место, был юнкером до мозга костей – некогда его отец управлял ныне утраченным регионом Позен/Познань. Фон Сект позаботился о том, чтобы несколько тысяч офицерских должностей заняли нужные люди. Каждый инсайдер знал, к примеру, что девятая пехотная дивизия – при вполне безобидном названии – считает себя наследницей императорской гвардии Пруссии.
В результате доля юнкеров в рейхсвере – германской армии – после 1919 г. выросла по сравнению с 1914 г. Должности младших офицеров заняли те, кто был удостоен высоких правительственных наград, и лишь развертывание армии нормальных размеров давало этим людям шанс на повышение. Они видели, как их любимую Пруссию превратили в республику и отдали изрядный кусок земли ее бывшим подданным, полякам. Дым Первой мировой войны еще не успел рассеяться, а Ганс фон Сект уже предвкушал тот день, когда будет восстановлен прежний порядок.
Он считал, что проблему решит возобновление отношений Пруссии и России. На первый взгляд казалось маловероятным, что юнкеры-монархисты пойдут на контакт с большевиками. На самом деле, несмотря на внешние идеологические различия, у них была масса точек соприкосновения: ненависть к демократическому «загнивающему» Западу, культ насилия, благоговение перед военизированным государством и, главное, неприязнь к возрождающейся Польше.
Еще в апреле 1920 г. один из посланников Ленина в Берлине предложил объединить вооруженные силы Германии и Красную армию для войны с Польшей. Фон Сект горячо приветствовал эту идею. Для него Россия оставалась Россией, будь то монархия или советская республика. Он считал, что России и Пруссии следует забыть о размолвках, которые мешали им договориться в XIX в., и заключить антипольский альянс.
«Существование Польши невыносимо и несовместимо с жизненными интересами Германии. Она должна исчезнуть и исчезнет вследствие собственной слабости и при содействии России – разумеется, с нашей помощью. У России Польша вызывает еще большее неприятие, чем у нас, – Россия всегда терпеть не могла Польшу… Решение этой задачи должно стать одним из основополагающих принципов политики Германии, а решить ее можно лишь с помощью России».
Ленин понимал, что юнкеры радикального толка, которые появились после Первой мировой войны, – это новая порода людей. Он называл их «любопытным типом реакционных революционеров» и был готов сотрудничать с ними. В 1922 г. в Рапалло Веймарская республика и Советская Россия пришли к соглашению по вопросу о репарациях. Но помимо этого две страны заключили секретное соглашение, которое позволяло фон Секту использовать для учений лагеря на территории России, вдали от пристального ока Запада. На этих базах рейхсвер и Красная армия осваивали новые виды техники и вооружений, прежде всего танки, которые были под запретом для Германии по условиям Версальского договора.
Вместе против Запада: один из первых танков на совместных советско-германских учениях в немецкой танковой школе «Кама» под Казанью, в 320 км от Москвы, 1931 г. Многие немецкие офицеры были потрясены дисциплиной и моральным духом бойцов Красной армии, которая пользовалась огромным авторитетом в стране. «С 1920-х гг. лидеры вооруженных сил Германии разрабатывают и продвигают новую социальную концепцию: она предполагает объединение гражданского и военного сектора, а в дальнейшем – создание тоталитарного военизированного государства» (Эберхард Кольб)
Пока ультраправые вместе с Москвой готовили заговор против республики, не дремали и ультралевые. В стране царили безработица и голод, с фронта прибывали демобилизованные солдаты, и в январе 1919 г. немецкие коммунисты решили последовать примеру Ленина и захватить власть. Такие попытки были предприняты в ходе восстания спартакистов в 1919 г., Капповского путча в 1920 г. и мартовского восстания в 1921 г.
В отсутствие надежной армии новому правительству пришлось обратиться к добровольческому корпусу, который возглавляли уцелевшие прусские генералы. Они расправились с мятежниками, но затем взбунтовались сами, устроив в марте 1920 г. так называемый Капповский путч (по данным последних исследований, Вольфганг Капп, государственный служащий, а позднее журналист, поддерживал связь с генералом Людендорфом). Активным участником путча была и бригада Германа Эрхардта, которая уже тогда щеголяла в касках со свастикой.
«Свастика у нас на касках, / Красно-бело-черный флаг у нас, / Мы называемся бригада Эрхардта. / Бригаде Эрхардта / не попадайтесь на пути! / Горе вам, горе вам, мерзавцы». Позднее эту песню стали петь нацисты – они просто заменили слова «бригада Эрхардта» на «штурмовики Гитлера»
Капповский путч был сорван из-за всеобщей забастовки и отказа чиновников выполнить требования мятежников. Однако коммунисты превратили мирное сопротивление в вооруженное восстание левых сил, на этот раз в Рурском регионе. Правительство подавило его, призвав на помощь части добровольческого корпуса.
Таким образом, умеренные представители так называемой веймарской коалиции (главным образом социал-демократы и партия католического Центра) оказались зажаты между ультралевыми и ультраправыми, которые пытались уничтожить новую демократию силой.
Республика остро нуждалась в поддержке масс – миролюбивой части населения центристского толка. К сожалению, именно по этим людям был нанесен новый удар.
Смерть денег
В 1921–1923 гг. чудовищная гиперинфляция уничтожила сбережения миллионов людей. Основной причиной скачка цен были государственные займы, с помощью которых Германская империя финансировала войну. По сути, правительство занимало деньги у населения под сверхнизкий процент. Поначалу планировалось вернуть эти деньги, грабя завоеванные народы. Но теперь это было невозможно.
Таким образом, молодая Веймарская республика задыхалась под бременем огромных долгов, сопоставимых с долгами Греции 2013 г. (около 175 % ВВП). Однако помощи было ждать неоткуда. Страны Антанты приветствовали становление новой Германии, но считали, что она обязана расплатиться за войну. Республика не только унаследовала огромные долги от прежнего правительства, но и должна была выплатить победителям крупные репарации, зафиксированные в твердой валюте.
Политическая ситуация в стране была слишком шаткой, чтобы резко увеличить налоги или призвать к всеобщему патриотизму. В итоге правительство запустило печатный станок, чтобы погасить долги перед населением и закупить иностранную валюту. Чем больше печаталось денег, тем ниже становилась покупательная способность марки, поэтому спрос на деньги рос, а марка продолжала обесцениваться.
Катастрофическая инфляция, поначалу ощутимая лишь на валютной бирже, перекинулась на улицы Германии. В 1914 г. доллар стоил 4,2 рейхсмарки, а в январе 1921 г. – уже 191,8. Окончательный удар по национальной валюте был нанесен в январе 1923 г., когда Франция объявила, что Германия не выполняет свои репарационные обязательства, и оккупировала Рурскую область, богатую запасами угля. На территории Рура началось «пассивное сопротивление». Люди прекратили работу при поддержке правительства, которое заявило, что забастовки – это патриотический акт, и пообещало выплатить бастующим зарплату. Промышленное производство оказалось парализовано, денежная эмиссия росла, налоговые поступления отсутствовали. В ноябре 1923 г. доллар США стоил 4,2 триллиона рейхсмарок.
Купюра 100 триллионов марок (биллион в Германии = триллион в США)
Ситуацию удалось стабилизировать в 1924 г. введением рентной марки, новой валюты, обеспеченной материальными активами. Но к этому времени миллионы добропорядочных представителей среднего класса, которые доверяли правительству, полностью лишились своих сбережений, в том числе вложенных в якобы сверхнадежные государственные ценные бумаги. Это нанесло серьезнейший удар по гражданскому обществу. Если вы были земледельцем, помещиком или промышленником, стоимость вашей собственности практически не изменилась. Если вы получали поденную оплату и не имели сбережений, вы тоже не потеряли почти ничего. Однако если вы были государственным служащим, врачом, учителем, инженером, лавочником или университетским преподавателем – одним из множества зажиточных немцев, которые не имели частной собственности, но привыкли откладывать на черный день и верить правительству, – вы понимали, что республика обманула вас, бросив на произвол судьбы.
Тем временем в Мюнхене Адольф Гитлер, бывший капрал, который некогда состоял на службе в отделе военной пропаганды, где убеждал солдат не поддаваться коммунистическому влиянию, обнаружил, что обладает талантом публичных выступлений и может прекрасно выразить чувства тех, кто считает, что новый порядок предал их.
Становление нацизма
История нацизма неразрывно связана с Мюнхеном, хотя, как мы увидим далее, на последних свободных выборах Гитлеру здесь не удалось преодолеть даже двадцатипятипроцентный барьер. Столица Баварии стала пристанищем ультраправых в силу уникального стечения обстоятельств после Первой мировой войны.
Революционные солдаты патрулируют Мюнхен, 1919 г.
В начале 1919 г. средний класс Мюнхена опасался создания республики, подобной Советской России. Совет рабочих и солдатских депутатов, сформированный коммунистами, превратил мирно настроенных жителей в радикалов. Члены совета обратились за помощью к Ленину и начали без суда и следствия расстреливать тех, кого считали тайными агентами врага. В конечном счете революция была жестоко подавлена частями добровольческого корпуса. Город захлестнула ненависть к «красному Берлину» – еще недавно такую же неприязнь здесь питали к Пруссии. В 1920–1924 гг. власти Мюнхена, которые периодически пытались добиться независимости, использовали любую возможность, чтобы досадить Берлину, в том числе отказываясь выдавать беглых политических преступников.