По условиям Тильзитского мира (1807) Пруссия теряла все свои владения к западу от Эльбы. Она вернулась в границы 1525 г. – мелкое государство за пределами территории, которую Октавиан Август и Карл Великий считали Западной Европой. Владения Пруссии были урезаны и к востоку от Эльбы – ей пришлось уступить часть земель своему ненавистному соседу и сопернику, Саксонии. Но хуже всего то, что она лишилась львиной доли польских территорий – теперь на их месте появилось Великое Герцогство Варшавское.
Пруссия загнана в угол: Рейнский союз и Великое Герцогство Варшавское, 1812 г.
В 1808 г. название Рейнского союза уже не вполне отражало действительное положение дел, поскольку на востоке его земли простирались за пределы Эльбы и включали все, что Октавиан Август называл Германией.
В конечном счете Пруссию – а с ней и Германию – спасла не собственная доблесть, а фатальный просчет Австрии.
Энтузиазм, с которым жители Западной Германии встретили французскую власть, вскоре начал угасать, поскольку милитаристский по сути режим Наполеона требовал все больше налогов и рекрутов, а на весьма прибыльную торговлю Рейнланда с Британией был наложен запрет. Но, будучи по-прежнему раздробленной, Германия не могла сбросить это ярмо. Пруссия безмолвно стояла в стороне: она оставалась верна Наполеону во время австро-французской войны 1809 г. и позволила ему использовать свою территорию как плацдарм в войне с Россией в 1812-м. В октябре 1812 г. она отвергла предложение Австрии создать антифранцузскую коалицию с Российской империей. Даже при отступлении Наполеона из Москвы, когда la Grande Armée[15] была практически уничтожена и русские подошли к границам Восточной Пруссии, король не решился изменить Наполеону. Когда 30 декабря 1812 г. прусский генерал Йорк в одностороннем порядке заключил с русскими соглашение о нейтралитете, король поначалу хотел отдать его под трибунал. Пруссия боялась открыто сопротивляться Наполеону, пока не убедилась, что он окончательно потерпел поражение, – и здесь весьма кстати оказалось участие России. Одним словом, сюжет не для героического эпоса.
Но теперь пришел черед потерпеть крах и великой династии Габсбургов. Подобно своим предшественникам, император Австрии Франц II старался блюсти свои интересы за пределами Германии. Внезапно он и его министр иностранных дел Клеменс Меттерних решили, что они боятся скорее России, нежели Франции. Габсбурги, которые долго воевали с французами, пока прусские Гогенцоллерны стояли в стороне, не спешили атаковать ослабевшего Наполеона, опасаясь, что победителями в итоге окажутся русские. Хотя Австрия присоединилась к антинаполеоновской коалиции, чтобы принять участие в грандиозной битве под Лейпцигом (1813), где каждая из сторон потеряла больше людей, чем британская армия в битве на Сомме в 1916 г., Габсбурги утратили свой патриотический пыл. Германия освободилась от французского владычества, но Австрия сыграла в этом не самую важную роль.
Поскольку Франция дискредитировала идею «третьей Германии», которая была игрушкой в ее руках, а Австрия жестоко просчиталась, Пруссия могла теперь, несмотря ни на что, стать естественным лидером Германии.
Пруссия получает свой кусок пирога
В 1814 г., после первого поражения Наполеона, Британия и Россия разорвали отношения еще быстрее, чем США и Россия после 1945 г. И выиграла от этого прежде всего Пруссия.
На Венском конгрессе в 1814 г. пруссаки затребовали всю Саксонию – в награду за то, что они, хоть и с опозданием, поднялись на борьбу с Наполеоном. Русские, видя в Пруссии обычное государство-сателлит, поддержали ее требования. Австрия выступила против, и к ней присоединилась Британия. Не прошло и полгода после того, как Наполеон отрекся от престола и был сослан на Эльбу, как Британия заключила союз с Францией и Австрией, чтобы единым фронтом выступить против России и Пруссии, при необходимости объявив им войну. В результате Россия пошла на попятную, и Пруссии ничего не оставалось, как последовать ее примеру и, сдерживая ярость, принять утешительный приз из рук британцев – половину Саксонии и изрядный кусок Рейнланда.
Крупнейший промах Британии: Пруссия получает Рейнланд, 1814 г.
По замыслу Лондона следовало отдать территории по обе стороны Рейна какой-либо крупной немецкой державе, чтобы та служила естественной преградой в случае очередной французской экспансии в будущем. Ни Бавария, ни Австрия, ни Пруссия не хотели брать на себя эту задачу, чтобы не оказаться на линии огня. Не нравилась пруссакам и идея освоения новых земель, по большей части католических, с совершенно чуждыми им социальными и правовыми традициями. Однако ничего другого не предлагалось, и они согласились.
При этом никого не интересовало мнение жителей Рейнланда. Но земли, которые Пруссия сочла утешительным призом, оказались самой развитой торговой и промышленной зоной в мире за пределами Британии.
В 1815 г. Пруссии повезло еще больше. Когда Наполеон вернулся из ссылки, Россия, Австрия и Пруссия объединились против него. Чтобы сохранить за собой французский престол, он должен был немедленно уничтожить одного или двух своих противников. Начать он решил с Британии и Пруссии. Честь окончательно разгромить Наполеона в битве при Ватерлоо выпала британскому герцогу Веллингтону и прусскому фельдмаршалу Блюхеру. Позднее английские и немецкие историки будут ожесточенно спорить, кто выиграл сражение на самом деле, но в то время это никого не волновало. Теперь Пруссия стала любимицей англичан. Они восторженно смеялись, когда Блюхер прибыл в Лондон, где его должны были чествовать как победителя, и, увидев сказочное изобилие вокруг, воскликнул: «Какой прекрасный город для разграбления!»
Германия после Ватерлоо: «Зимняя сказка»
После Ватерлоо страны-победительницы собрались на Венский конгресс, чтобы повернуть время вспять и восстановить старые порядки, начало уничтожению которых было положено Великой французской революцией. Для Франции это, очевидно, означало реставрацию монархии. Однако никто не горевал о Священной Римской империи, которая пала в 1806 г. Ее заменил упрощенный и модернизированный вариант, Германский союз, под бессменным председательством Австрии.
По факту это содружество было не совсем германским и не вполне союзом – если считать таковым объединение равных. В его составе было тридцать восемь стран: наряду с Пруссией и Австрией, которые управляли огромными зависимыми территориями, членами союза были крохотные Гольштейн (где правил король Дании) и Люксембург (где правил король Нидерландов).
Германский союз после Ватерлоо, 1815 г.
В течение следующих пятидесяти лет Пруссия и Австрия продолжали соперничать между собой, в то время как малые государства не могли найти общий язык и сплотиться, отказавшись от многовекового партикуляризма.
Лишь одно объединяло австрийскую и прусскую короны и роднило их с другими европейскими монархами и правителями – ненависть к немецкому национализму. В эту эпоху национализм воспринимался как прогрессивная и либеральная идеология, поскольку требовал, чтобы народ (определяемый по этническому признаку) сам управлял своей страной, а не подчинялся внешним правителям, получавшим трон по наследству. Разумеется, национализм вызывал отвращение и ужас у коронованных особ Европы.
Поначалу общие интересы такого рода подталкивали Пруссию и Австрию к сближению. 26 сентября 1815 г. они заключили Священный союз со своим могущественным соседом, Россией, чтобы защитить самодержавие в Европе. Чтобы ужесточить политику на территории мелких государств Германского союза, были введены в действие Карлсбадские указы (1819), которые провозглашали, что любое проявление либеральных или националистических взглядов – даже если речь шла об университетских преподавателях или спортивных клубах – расценивается как противозаконная подрывная деятельность.
Германию накрыл отупляющий социальный, политический и бюрократический конформизм, который прекрасно отражен в поэме Генриха Гейне (1797–1856) «Германия. Зимняя сказка». Лирический герой, поэт, покинувший Германию много лет назад, полный романтических надежд возвращается на родину – чтобы столкнуться лицом к лицу с прусскими солдатами, которые теперь управляют Рейнландом:
Смертельно тупой, педантичный народ!
Прямой, как прежде, угол
Во всех движеньях. И подлая спесь
В недвижном лице этих пугал…[16]
В этой Германии не было социальной мобильности. Высшие должности в правительстве и армии предназначались аристократам; политическая деятельность находилась под запретом. Сделать карьеру можно было лишь в университете, посвятив себя изучению языков, истории, теологии, музыки, естествознания – любого предмета, не связанного с политикой. Средний класс уделял все больше внимания духовности и образованию. Немецкие университеты, последнее прибежище для реализации социальных амбиций, стали одним из чудес света. Поскольку политические дискуссии возбранялись, университетские философы виртуозно оперировали абстрактными понятиями свободы, долга, сопричастности и т. п. Самым влиятельным из этих мыслителей был Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831), чьи труды до сих пор изучаются во всем мире.
Гегель обволакивал свои мысли такой «бессмысленной словесной паутиной» (Артур Шопенгауэр), что зачастую почти невозможно понять, что он имеет в виду. В основе его мировоззрения лежит диалектический подход к истории. Это означает, что идеи всегда находятся в скрытом противоречии, эти противоречия порождают изменения, которые происходят не эволюционно, а путем внезапных крупных потрясений. Предсказать их результаты невозможно – примером служит приход к власти Наполеона после Французской революции. Это был достаточно радикальный образ мыслей, который приводил в трепет слушателей. Однако Гегель не считал процесс случайным: он верил, что «мировой дух»