[116]. В 1937 году Рузвельту, избранному на второй срок в США 61 % голосов, пришлось пригрозить Верховному суду поменять его состав (court-packing), чтобы тот лишил себя права вето, с помощью которого во имя свободы предпринимательства блокировал законодательные социальные инициативы[117]. Вполне возможно, что подобные эпизоды будут повторяться и в будущем, особенно во времена кризисов, предугадать которые заранее невозможно. Но, опять же, этот факт нельзя использовать в качестве предлога для нарушения всех правовых норм, вместо этого предлагая новые инициативы, гораздо более демократичные и эгалитарные по сравнению с предыдущими, не упуская из виду, что право должно быть инструментом эмансипации, но никак не сохранения позиций власти.
Живучесть голосования по цензовому принципу: экономическая плутократия
Если на свете и есть территория, на которой голосование по цензовому принципу продолжает править бал, то это, конечно, сфера экономической власти. В акционерных обществах она по закону принадлежит их владельцам, которые голосуют пропорционально количеству у них ценных бумаг. Можно было бы сказать, что это и есть определение капитализма, но если по правде, то речь в данном случае идет о весьма своеобразном, далеко не естественном инструменте, который развивался постепенно на фоне специфичных условий и властных отношений[118]. В теории вполне можно предложить и другие правила, ведь никто не может гарантировать, что акционеры компетентнее сотрудников, нанятых руководить компанией, или что в долгосрочной перспективе они будут сосредотачивать все свои усилия на экономическом проекте, который она реализует. В действительности все обстоит с точностью до наоборот: инвестиционный капитал из предприятия может быть изъят в любую минуту при том, что наемные работники, как правило, тратят на него значительную часть жизни, всю свою энергию, умения и знания. Во многих отношениях они представляют собой первейших долгосрочных инвесторов, и, если взглянуть на ситуацию со стороны, нам останется только удивляться живучести экономической плутократии.
Но оказывается, что начиная с середины XX века в ряде стран, в том числе номинально числящихся «капиталистическими», предпринимались экспериментальные попытки по созданию других, более сбалансированных систем. В Германии, к примеру, был создан механизм «совместного управления» (также известный как «кодетерминация»), заключавшийся в том, что места в руководящих органах компании (наблюдательный либо административный совет) распределялись поровну между акционерами и наемными работниками. В 1951 году эта система была введена в сталелитейной и угольной отраслях, а в 1952 году ее распространили на остальные крупные предприятия всех без исключения секторов экономики. Закон 1976 года установил режим, действующий и по сей день, в соответствии с которым в руководящих органах предприятий, насчитывающих от 500 до 2 000 наемных работников, им должна принадлежать треть мест, а свыше 2 000 – половина[119]. Сходные инструменты также внедрялись в Австрии, Швеции, Дании и Норвегии, где их правила применялись не только к крупным, но также к средним и мелким предприятиям[120]. За пределами германоязычных и скандинавских стран Европы подобная практика на сегодняшний день не получила широкого применения[121].
Впрочем, на деле значимость этих трансформаций вряд ли стоит преувеличивать: при паритете голосов решение в любом случае всегда остается за акционерами. Вместе с тем это совершенно не мешает им оставаться весьма существенным отходом от норм традиционного капитализма. Заметим, что 50 % голосов при принятии решений отводятся наемным работникам как «лицам, инвестирующим в предприятие свой труд», независимо от того, владеют они его ценными бумагами или нет. Если же они или, к примеру, та или иная общественная организация владеют долей предприятия в размере от 10 % до 20 %, то большинство голосов может оказаться в их пользу, а не в пользу акционера, владеющего 80 % или 90 % акций[122]. С точки зрения акционеров подобный подход представляет собой неприемлемый пересмотр прав, которые они считают данными им от природы. Эти меры были одобрены в результате напряженной общественно-политической борьбы в ситуации, когда властные отношения явно тяготели к рабочему классу, особенно после мучительного кризиса 1929 года и последующих компромиссов экономических элит с нацистами.
В Германии законы 1951 и 1952 годов были приняты христианскими демократами, но под давлением социал-демократов и особенно профсоюзов, которые в тот период выдвигали еще более амбициозные требования, помимо прочего настаивая на своем паритетном участии в региональных и федеральных комитетах по планированию. Заметим, что если бы не немецкая Конституция 1949 года, которая ввела новое, прогрессивное определение собственности, придав ей конечную социальную направленность, одобрить их вряд ли бы удалось. В частности, текст Основного закона гласит, что право собственности считается легитимным лишь в той степени, в какой оно «способствует общему благосостоянию общества» (статья 14). В нем отчетливо говорится, что обобществление средств производства и наполнение новым звучанием режима собственности подчиняются закону на основах и принципах, обеспечивающих такие механизмы, как совместное управление[123]. Этот новый подход всецело вписывается в традиции, учрежденные немецкой Конституцией 1919 года, принятой чуть ли не в бунтарской атмосфере, но при этом обеспечившей перераспределение земли и наделение общества и профсоюзов новыми правами, приостановленными в 1933–1945 годах[124]. Группировки, отстаивавшие интересы бизнеса, не раз пытались оспорить введение на предприятиях совместного управления в судах, особенно после закона, принятого социал-демократами в 1976 году, однако Конституционный суд неизменно отклонял их иски, ссылаясь на Основной закон от 1949 года. В отличие от Германии, многие страны, в том числе и Франция, сохранили в текстах своих конституций определение собственности как естественного, фундаментального права, сформулированное еще в XVIII веке, чтобы введение принципа совместного управления предприятием на немецкий манер без соответствующих изменений Конституции можно было с большой долей вероятности оспорить в суде[125].
Партисипаторный социализм и разделение власти
В теории нам ничто не мешает предположить, что германско-скандинавская система совместного управления предприятиями будет углубляться и развиваться, тем более что благодаря ей наемные работники гораздо больше вовлекаются в долгосрочные стратегии деятельности предприятий, а рабочие коллективы демонстрируют более высокую эффективность, о чем свидетельствуют все без исключения исследования[126]. Например, можно представить систему, при которой с одной стороны 50 % голосов в руководящих органах всех предприятий, включая самые мелкие, принадлежали бы наемным работникам, а с другой – доля одного частного акционера (в рамках 50 % голосов, принадлежащих акционерам) не могла превышать определенный порог, по крайней мере в достаточно крупных компаниях. Таким образом, один индивидуальный акционер мог бы контролировать максимум 90 % голосов акционеров в мелких компаниях (менее 10 наемных работников), а потом этот порог линейно снижался бы, в случае с крупными предприятиями вплоть до 10 % (свыше 90 наемных работников[127]). При подобном подходе один акционер, одновременно выступающий в роли наемного работника, в совсем маленьком предприятии (в нашем случае до 10 наемных работников) обладал бы большинством голосов, но чем крупнее была бы компания, тем больше ему приходилось бы учитывать мнение других наемных работников при коллективном обсуждении (см. График 18).
На совсем маленьких предприятиях тесная связь между инвестициями капитала и экономической властью еще оправдана: если человек тратит все свои сбережения на реализацию давно вынашиваемого и дорогого его сердцу проекта (например, магазина по продаже экологически чистых бакалейных товаров или кафе-ресторана), то ему по самой логике вещей положено контролировать больше голосов по сравнению с наемным работником, который пришел к нему работать буквально вчера, не исключено чтобы накопить денег на воплощение в жизнь собственной коммерческой инициативы[128]. Но когда проект подразумевает привлечение большего количества наемных работников и коллективных ресурсов, подобную концентрацию власти уже нельзя считать обоснованной. В рамках представленной здесь схемы один акционер, не являющийся наемным работником, теряет большинство голосов, приглашая на работу уже первого наемного сотрудника. Если же наемным работникам принадлежат пакеты акций, пусть даже миноритарные, то получить большинство голосов в этом случае им можно гораздо быстрее. Все эти параметры, само собой разумеется, приведены лишь в качестве примера, поэтому требуют активного обсуждения и экспериментов.
График 18
Партисипаторный социализм и разделение власти
Интерпретация. В рамках описанной здесь системы партисипаторного социализма, одному акционеру (владеющему 100 % акций предприятия), принадлежит 73 % голосов в компаниях с 2 наемными работниками (из которых один он сам), 51 % в компаниях с 10 наемными работниками (из которых один он сам), а когда их численность превышает 10 человек, теряет большинство голосов. Если акционер не является наемным работником, то на предприятиях до 10 наемных работников ему принадлежат 45 % голосов, а потом эта доля постепенно снижается и для предприятий с 10 наемными работниками составляет уже 5 %.