цепцию публичной политики и общих интересов, слишком часто присваивают себе безграничную монополию сбора и анализа соответствующей информации.
Выработка универсальных индикаторов играет основополагающую роль, но только их еще недостаточно. В первую очередь обеспечение прозрачности, о котором идет речь, надо напрямую связать с рычагами воздействия, в том числе политическими, способствующими положительной динамике развития ситуации в сфере не только высшего, но также среднего и начального образования. Если же говорить именно о высшем, то на сегодняшний день целый ряд стран ввели меры по распределению абитуриентов между вузами на национальном и региональном уровнях (в качестве примера можно привести французскую платформу Parcoursup). По сравнению с системой, при которой каждый университет делает все, что ему заблагорассудится, этот шаг в потенциале несет в себе улучшение, позволяя покончить с логикой закрытых кругов и личных связей (а в США даже с пожертвованиями в адрес университетов), а также выработать на демократической основе объективные, нейтральные критерии, одинаково применимые ко всем. Таким образом, в теории можно создать систему, опирающуюся одновременно на пожелания студентов, результаты школьных экзаменов и социальное происхождение, и учитывающую тот факт, что на сегодняшний день выходцы из самых бедных семей, пытаясь выйти на намеченный уровень, встречают на своем пути больше трудностей, чем дети богатых.
Само собой разумеется, что достичь достойного компромисса в этом деле очень и очень сложно: некоторая доля позитивной дискриминации с учетом социального происхождения действительно может быть оправдана, но если зайти в таком подходе слишком далеко, он имеет шансы стать контрпродуктивным для всех. На истину в последней инстанции в решении столь сложных вопросов не может претендовать никто. На этом фоне организация условий для широкого демократического обсуждения на основе прозрачности и экспериментов приобретает еще большее значение. К несчастью, сопутствующие алгоритмы регулярно перекладывают на студентов и их родителей без предварительного обсуждения и справедливой оценки, учитывающей все противоречия, по ходу рискуя вызвать в обществе глобальное недоверие к подобным системам, а то и к самой идее равноправия в образовательной сфере. Принято считать, что платформа Parcoursup, введенная во Франции с 2017 года, применяет определенную форму позитивной дискриминации в отношении учащихся лицеев, получающих стипендию (от 15 % до 20 % от их общего количества) и желающих поступить на подготовительные курсы. Но выбор параметров при этом скрыт пеленой тумана: платформа не определила никаких целей в количественном выражении и ни разу не провела никаких оценок. В 2021 году она ввела возможность зачислять на обучение на степень магистра в административные школы определенное количество стипендиатов (примерно 50–60 % от общего количества студентов в возрастной группе), но никаких уточнений, позволяющих определить реальную значимость этого инструмента опять же не привела[198]. Хотя основное бремя ответственности за обеспечение прозрачности и отказа от вертикальной системы обработки данных, нередко склонной к манипулированию, несут правительство и административные органы, мы должны отметить тот факт, что такого рода процесс требует обязательного активного участия всех заинтересованных участников, таких как граждане, ассоциации, профсоюзы, парламентские фракции и политические партии, которые должны добиваться передачи всех необходимых сведений, чтобы потом конструктивно пользоваться ими для выработки конкретных предложений. Существующее положение дел изменится, только когда мы приложим надлежащие усилия для создания и развития на демократической основе этого нового поля деятельности.
Помимо вопроса высшего образования нам также чрезвычайно важно обеспечить прозрачность, позволяющую коренным образом пересмотреть систему выделения средств на начальное и среднее образование. Когда молодые люди поступают в университет, радикально сокращать неравенство их возможностей уже слишком поздно: действовать надо гораздо раньше. Ведь неравноправие в сфере образования на этом этапе доходит до удручающего уровня. Правительства многих государств внешне создают инструменты, призванные «дать больше тем, у кого почти ничего нет», то есть выделяют дополнительные средства на финансирование школ и других учебных заведений социальной ориентации для самых обездоленных. Проблема заключается в том, что при попытке собрать данные, дабы проверить, так это или нет, нередко выясняется, что дела обстоят с точностью до наоборот. Если, к примеру, проанализировать данные по государственным коллежам в столичном регионе Иль-де-Франс, выясняется, что доля учителей, работающих по контракту (хуже подготовленных и более низкооплачиваемых по сравнению со штатными специалистами), либо начинающих преподавателей в самых престижных департаментах (Париж, О-де-Сен), едва дотягивает до 10 %, в то время как в наиболее непрестижных (Сен-Сен-Дени, Валь-де-Марн) составляет уже 50 %. Анализ платежных ведомостей в сфере народного просвещения, проведенный Асмой Бенендой, наглядно показал, до какой степени система движется в противоположную от заявленной сторону. Если подсчитать среднюю зарплату по различным школам, коллежам и лицеям, принимая в расчет, с одной стороны, слишком маленькие надбавки в престижных заведениях, с другой – все остальные выплаты (связанные со стажем, уровнем образования, работой в штате или по контракту), то выясняется, что среднее вознаграждение прямо пропорционально количеству детей из привилегированных классов, которые учатся в данном образовательном учреждении[199]. Примерно та же картина наблюдается и в большинстве стран, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития: у детей из обеспеченных семей шансы учиться у штатных, более опытных учителей гораздо выше, чем у их сверстников из неблагополучных семей, которым чаще всего приходится заниматься под руководством преподавателей, работающих по контракту или исполняющих свои обязанности на временной основе, а невысокий уровень надбавок, предусмотренный в данном случае, не может компенсировать подобное системное неравенство[200].
Прекрасно видно, что наша первейшая цель сводится не к тому, чтобы добиться позитивной дискриминации по социальным критериям, а в том, чтобы избежать негативной дискриминации: как в высшем, так и в начальном и среднем образовании траты на учебные заведения, в которых учатся дети из состоятельных и благополучных семей, очень часто оказываются существенно выше по сравнению со всеми остальными. В теории было бы совсем не сложно изменить систему надбавок таким образом, чтобы средняя зарплата никоим образом не находилась в пропорциональной зависимости от количества детей из благополучных, обеспеченных семей, по крайней мере на уровне системы образования в целом. Покончить со сложившейся ситуацией можно, только накапливая объективную, поддающуюся проверке информацию о распределении ассигнований в зависимости от социального статуса учащихся, а также мобилизуя общество на решение политической задачи достижения равенства в образовательной сфере.
О живучести патриархата и безудержном стремлении повышать квоты
Несмотря на его центральную роль, вопрос равноправия в образовательной сфере не может решить всех проблем. Когда предрассудки в отношении тех или иных групп общества укоренились слишком глубоко, может возникнуть необходимость действовать иначе, в том числе выделяя квоты, обеспечивающие доступ не только к ряду учебных заведений, но также к определенным профессиям и должностям. Исторически самой уязвимой группой, в массовом порядке на системном уровне подвергавшейся дискриминации – на Глобальном Севере и на Глобальном Юге, на Западе и на Востоке, во всех отношениях и на всех широтах, – были женщины. Практически все общества в истории развития человечества строились на принципах патриархата, характеризуясь сложной системой гендерных предрассудков, а женщинам и мужчинам в них отводились совершенно разные роли. Развитие централизованных государств в XVIII–XIX веках иногда даже сопровождалось ужесточением и углублением системного патриархата. Правила с учетом гендерного признака закреплялись законодательно, а их действие распространялось на всю территорию и касалось всех без исключения социальных классов – это и неравные права супругов в рамках Гражданского кодекса Наполеона и неравноправие в избирательной сфере. Право женщин голосовать на выборах стало результатом долгой борьбы, исход которой отнюдь не был предопределен заранее: в Новой Зеландии они добились его в 1893 году, в Турции – в 1930 году, в Бразилии – в 1932 году, в Швейцарии – в 1971 году, а в Саудовской Аравии – в 2015 году. Во Франции надежды феминисток были обмануты несколько раз – в 1789, 1848 и 1871 годах, – в 1919 году, после нескольких десятилетий их активной мобилизации, Палата депутатов все же одобрила законопроект, наделяющий женщин избирательными правами, но на него тут же наложил свое вето Сенат – в итоге документ вступил в силу лишь в 1944 году[201].
Своего апогея идеология женщины-домохозяйки как высшего социального достижения достигла во второй половине XX века, в период с 1945 по 1975 год, который еще называют «Славным тридцатилетием», пока, наконец, о себе в полный голос не заявил вопрос официального юридического равенства. В 1970 году женщины получали только 20 % от общего объема выплачиваемых во Франции зарплат, что наглядно показывает, до какой степени финансовые вопросы считались прерогативой мужчин[202]. Но все исследования показывают, что с учетом домашних хлопот на долю женщин приходилось больше половины общего рабочего времени (с учетом покупок и работы по дому). Если бы доходы между представителями обоих полов распределялись в зависимости от затраченного рабочего времени, то это привело бы к радикальному перераспределению как их самих, так и властных отношений на уровне государства и семьи. Очень важно отметить, что в данный момент для нас заканчивается золотой век патриархата. В 2020 году доля женщин в общем объеме выплачиваемых во Франции зарплат составила 38 % против 62 % для мужчин – это приводит к тому, что последние обладают монетарной властью в полтора раза больше, чем первые. Давайте еще раз отметим чрезвычайную важность выбора индикаторов. Если довольствоваться лишь утверждением о том, что разрыв в зарплате на той или иной должности составляет 14 %, то это в огромной степени нивелирует проблему, ведь один из ключевых аспектов гендерного неравенства как раз в том и заключается, что женщине занять хорошую должность гораздо труднее, чем мужчине.