Больше всего это поражает, когда разговор заходит о должностях в политике и управлении. Да, во Франции доля женщин среди 1 % тех, кто получает самые высокие зарплаты, действительно выросла с 10 % в 1995 году до 19 % в 2020 году. Проблема лишь в том, что процесс этот развивается слишком низкими темпами: продолжая в том же духе, паритета мы сможем добиться только в 2107 году (см. График 33). Имеющиеся в нашем распоряжении данные из стран Европы, США и других частей мира приводят к аналогичным выводам. В основном объяснения сводятся к предрассудкам в отношении женщин. В Индии эти предрассудки удалось измерить количественно, масштабно оценив реакцию на одни и те же политические речи, читаемые мужскими и женскими голосами. Идентичные аргументы, приводимые, к примеру, в пользу муниципального бюджета или строительства школы, регулярно вызывали больше недоверия, если их произносил не мужской, а женский голос. Проведенные исследования также показали, что выдвижение женщин на посты руководителей муниципалитетов в качестве эксперимента позволило избавиться от значительной части стереотипов в их отношении – судя по всему, это одно из самых убедительных доказательств необходимости и потенциальной эффективности политики позитивной дискриминации, которую нужно проводить, чтобы покончить с древними предрассудками[203].
График 33
Стойкая живучесть патриархата в XXI веке
Интерпретация. Доля женщин среди 1 % получателей самых высоких доходов от трудовой деятельности (зарплаты и другие виды профессиональных занятий, не связанные с наемным трудом) во Франции выросла с 10 % в 1995 году до 19 % в 2020 году. Если ситуация будет развиваться теми же темпами, как и в 1995–2020-х годах, то паритет будет достигнут в 2107 году. Если говорить о доле женщин среди 0,1 % получателей самых высоких зарплат, то здесь паритета можно будет достичь в 2145 году.
Источники и цепочки: см. piketty.pse.ens.fr/egalite
Политика выделения женщинам квот в последние несколько десятилетий значительно активизировалась, несмотря на ожесточенное сопротивление. Во Франции первый соответствующий закон был принят в 1982 году социалистическим большинством. Мера, выглядевшая весьма скромно, устанавливала, что ни один пол не может занимать в избирательных списках больше 75 % мест, однако для женщин, составлявших по тем временам лишь 10 % народных избранников, означала существенный прогресс. Но Конституционный совет наложил на законопроект запрет, посчитав его нарушающим принцип равенства, и выйти из создавшегося тупика удалось только в 1999 году после пересмотра Основного закона. Закон от 2000 года утвердил не только общий паритет мужчин и женщин в избирательных списках, но и санкции в отношении партий с недостаточным представительством женщин в окружных избирательных списках (впоследствии оказавшиеся недостаточными и потому неэффективными). Действовавшее на тот момент правительство также попыталось ввести паритет в избирательных комиссиях, но опять же нарвалось на судебный запрет. Следующий пересмотр Конституции в 2008 году позволил выделить женщинам квоты на доступ к должностям не только в политике, но и к ответственным постам в общественной сфере. Череда законопроектов, одобренных в 2011–2015 годах, обеспечила им квоту в административных советах предприятий (20 % от общего количества мест), конкурсных комиссиях и органах управления государственными учреждениями. В 2021 году в парламенте велись дискуссии о том, чтобы ввести квоты или меры поощрения с тем, чтобы им отводились места в руководящих органах любых предприятий частного сектора (это оказало бы ощутимый эффект на долю женщин среди 0,01 % и 0,1 % получателей самых высоких доходов). Хотя оценивать комплексное воздействие этих шагов еще рано, приведенная выше череда действий демонстрирует как минимум, что движение к подлинному равенству действительно возможно – при необходимости путем внесения конституционных изменений, если на то есть политическая воля[204].
Хотя подобные меры действительно могут оказаться необходимыми в плане достижения паритета на самых высоких должностях, надо заметить, что этот подход, затрагивающий лишь самую верхушку иерархической лестницы, обходит стороной вопрос сферы более низких зарплат, которая в то же время является уделом огромного большинства женщин. Иными словами, если мы выделим женщинам квоту в руководящих органах, это еще не повод для того, чтобы с чистой совестью сохранить систему, в рамках которой в отношении остального населения выстроена строгая иерархия, в том числе и по гендерному признаку. Главная задача здесь сводится к повышению зарплат и улучшению условий труда, включая рабочий график, касающихся миллионов кассирш, официанток, домработниц и представительниц десятков других профессий, считающихся преимущественно женскими, которым чисто исторически общество и профсоюзы уделяли гораздо меньше внимания в своих дебатах, чем рабочим профессиям мужчин[205]. Добавим, что целый ряд социальных и фискальных инструментов (таких как введение семейного коэффициента при определении налогооблагаемой базы или отпусков по уходу за ребенком), появившихся в 1945–1975 годах, и сегодня вносит свой вклад в разделение ролей мужчины и женщины в семье, равно как и способствует сохранению неравенства доступа к рабочим местам по гендерному признаку[206]. На деле с патриархатом в обществе можно покончить только путем глобальной трансформации системы взаимосвязей между производством и общественным воспроизводством, между профессиональной сферой и личной, семейной жизнью. Значительная часть мужчин, получающих самое высокое вознаграждение, живет, почти не видя детей, семью и друзей, по минимуму общаясь с внешним миром, но при этом вносит существенный вклад в гонку потребления и разрушение окружающей среды. Если решать проблему неравенства, стимулируя женщин поступать наравне с мужчинами, это ничего не даст: здесь скорее требуется ребалансировка социального времени. Эта задача гораздо важнее (но вместе с тем и вдохновеннее) нескольких квот, хотя они тоже являются частью решения, способного покончить с андроцентризмом.
Как бороться с дискриминацией, не зацикливаясь на идентичности
Гендерный паритет и выделяемые женщинам квоты, вокруг которых долго велись ожесточенные дебаты, теперь получили распространение во многих странах, и против них больше никто не выступает. Но вот с квотами для жертв дискриминации по социальному, расовому, этническому либо религиозному признаку дело обстоит совсем иначе. Нежелание их выделять в определенной степени не лишено оснований и не является единственно следствием эгоизма тех, кто не хочет уступать свои места (хотя этим фактором пренебрегать тоже не стоит). Перед тем, как выделять квоты по социальному или расовому признаку, первым делом надо объявить войну дискриминации как таковой. Иными словами, мы должны выработать арсенал средств, позволяющих выявлять факты дискриминации, в том числе по расовому признаку, и преследовать в правовом поле всех участников процесса (работодатели, полицейские, болельщики, манифестанты, пользователи Интернета и т. д.), замеченных в такого рода действиях. К тому же выделение квот по социальному или расовому признаку несет в себе значительный риск. С одной стороны, они могут поставить под вопрос способность выполнять необходимые обязанности теми, кого эти квоты касаются (в том числе со стороны тех, кто занял бы эти места в их отсутствие), с другой – зафиксировать их социальную, этническую либо расовую идентичность, всегда многостороннюю, включающую в себя самые разные измерения и грани, а порой даже усилить существующие в этом плане противоречия[207]. Тем не менее, существуют случаи столь глубокого укоренения предрассудков, что выйти из тупика без введения квот просто нельзя. Вопрос этот чрезвычайно сложен и однозначного ответа на него нет: составить мнение о нем можно только после детального изучения каждой конкретной ситуации.
Для начала давайте рассмотрим Индию, страну, дальше других продвинувшуюся в деле выделения социальных квот. Система позитивной дискриминации сначала была введена в отношении «зарегистрированных каст» (SC) и «зарегистрированных племен» (ST), то есть бывших неприкасаемых и угнетаемых аборигенов в традиционном индусском обществе. Низшие касты, составляющие примерно 20–25 % населения, после 1950-х годов получили квоты, обеспечивающие им доступ к университетам и вакансиям в госсекторе. В 1980–1990-х годах систему распространили на классы, занимающие промежуточное положение («другие отсталые классы», OBC), составляющие 40–45 % населения. В итоге на сегодняшний день квотами на федеральном уровне пользуются 60–70 % населения страны (см. График 34[208]). Включение в систему квот OBC было предусмотрено Конституцией 1950 года, однако комиссии, созданные для определения соответствующих социальных категорий, столкнулись со столь огромными трудностями, что процесс затянулся на несколько десятилетий. В 1993 году в Конституцию были внесены поправки, в соответствии с которыми штаты, на тот момент так и не выделившие женщинам треть мест в органах муниципального управления, должны были сделать это в принудительном порядке. На сегодняшний день в стране ведутся активные дискуссии о том, следует ли менять Основной закон с тем, чтобы выделять им часть округов во время федеральных выборов, аналогично поправкам 1950 года, которые обеспечили соответствующее право низшим кастам (пропорционально их доле в общем объеме населения).
График 34
Позитивная дискриминация в Индии в 1950–2020-х годах
Интерпретация. В 1950-х годах для «зарегистрированных каст» (SC) и «зарегистрированных племен» (ST) (бывшие неприкасаемые и угнетаемые аборигены) были введены квоты на поступление в университеты и на государственную службу, которые в 1980–1990-х годах, особенно по результатам работы Комиссии Мандала, распространили и на «другие отсталые классы» (OBC, бывшие шудры). В целом квотами в Индии на сегодняшний день пользуются около 70 % населения. SC + ST к тому же имеют квоты на участие в выборах.