одорожным компаниям быстро увеличить свои размеры и производительность.
Появление специалистов-управленцев в сфере эксплуатации железных дорог вскоре затронуло другие отрасли. «Бароны-разбойники», одержимые увеличением своих прибылей, преобразовали капитализм в его управленческую разновидность, при которой они могли скорее добиться лидерства в своей отрасли и создать монополии для сохранения контроля. Во всех уголках страны создавались филиалы компаний, управляемые профессиональными менеджерами, руководившими тысячами рабочих и торговых представителей. Некоторые из «баронов-разбойников», такие как Джон Дэвисон Рокфеллер и Эндрю Карнеги, заработали столько, что создали благотворительные фонды, чтобы жертвовать свои деньги. Не выплачивая подоходный налог, многие из них стали миллиардерами.
Благодаря огромным богатствам, накопленным в ходе развития крупного бизнеса, Соединенные Штаты все больше осознавали свое растущее могущество, но упорно не желали вмешиваться в международные дела и участвовать в решении проблем иностранных государств. Изоляционизм позволял многим американцам чувствовать себя в безопасности, всего лишь поддерживая политику нейтралитета, впервые предложенную президентом Джорджем Вашингтоном. И в то же время они гордились тем, что американский «эксперимент в условиях свободы», создавший республиканскую форму правления, может оказаться привлекательным для других наций, которые захотят ему подражать. Если другие страны желали добиться богатства и могущества, приобретенных Соединенными Штатами, им следовало перейти от монархии к демократии. Американцы мечтали увидеть, как их «эксперимент» распространяется во всем мире, и готовы были при необходимости содействовать ему прямо или косвенно.
Успех Соединенных Штатов казался чудом. Их устойчивое, неуклонное развитие началось с прибытия европейцев в поисках земли и покорения девственного пространства, где обитали местные племена. Добившись независимости и создав на основе конституции единое федеральное государство, Соединенные Штаты продолжили экспансию на Запад. В 1803 г. они купили территорию Луизианы, вслед за тем в 1821 г. приобрели Флориду, в 1845 г. аннексировали Техас. В результате Американо-мексиканской войны в 1848 г. были присоединены Верхняя Калифорния и Новая Мексика, включая так называемую «покупку Гадсдена» в 1853 г., когда Соединенные Штаты выплатили «отступные» в 10 миллионов долларов за полосу земли к югу от реки Хила в Аризоне и Нью-Мексико, захваченную четырьмя годами раньше. Затем в 1867 г. Уильям Сьюард, государственный секретарь при президентах Линкольне и Джонсоне, заключил договор с Россией, по которому за 7,2 миллиона долларов была куплена Аляска. У всех этих приобретений были яростные противники: федералисты осудили покупку Луизианы как неконституционную, Джексону ставили в вину захват Флориды, виги решительно выступали против войны с Мексикой, а Сьюард из-за возмутительных трат на приобретение Аляски подвергся личным оскорблениям. Приобретение Аляски называли «глупостью Сьюарда». Впрочем, открытие золота и позднее нефти и газа покупку Аляски более чем оправдало.
Расширение страны продолжилось с присоединением в июле 1898 г. Гавайских островов. Начиная с 1830-х гг. американские миссионеры, торговцы и плантаторы налаживали с Гавайями экономические и культурные связи, а в 1893 г. во время государственного переворота американцы свергли королеву Лилиуокалани и сформировали правительство, которое оставалось у власти до 1898 г., когда при президенте Маккинли, несмотря на противодействие антиимпериалистов в Республиканской и Демократической партиях, конгресс принял совместную резолюцию об аннексии островов. Гавайские острова интересовали Соединенные Штаты не только как прибыльный рынок и поставщик экзотических фруктов, основное значение имели морские порты архипелага, кроме того, американцы, стремившиеся к заморской экспансии, дабы нести страждущему миру свою «просвещенную» идеологию власти, нуждались в базе для заправки судов. Двумя годами позже конгресс предоставил Гавайям статус самоуправляемой территории.
К концу XIX в. Соединенные Штаты, опьяненные своими успехами в развитии индустриального общества, приверженного идеалам свободы и демократии, проявили неподдельную гуманную заботу о страданиях тех, кто жил в нищете и под гнетом диктатуры. Вновь уверовав в свою великую миссию, они вознамерились нести свободу и демократию всему миру. Так произошло возвращение к доктрине «предначертания судьбы», впервые провозглашенной в 1845 г. Джоном O’Салливаном, редактором Democratic Review, который назвал «предначертанным судьбой правом» «распространение нашего владычества на весь континент, врученный нам Провидением для нашего великого опыта свободы и федеративного самоуправления». То, что началось с мечты о «распространении нашего владычества на весь континент», теперь стало глобальной миссией, во всяком случае, в том, что касалось распространения благ свободы и демократии. Народ забыл предупреждение Джона Куинси Адамса, говорившего, что Соединенные Штаты должны «желать свободы и независимости всем народам», но не рыскать «по миру в поисках чудовищ, которых необходимо уничтожить». Поступать так означало бы, что Америка жаждет «земель и власти» в мире, что в конце концов привело бы ее к потере собственной «свободы и независимости».
Забыв этот мудрый совет, Соединенные Штаты на излете XIX в. наметили себе первое «чудовище, которое необходимо уничтожить» – Испанию. Незадолго до этого на Кубе началось восстание, целью которого было обретение независимости от Испании. Одной из причин революции стали экономические неурядицы, вызванные тарифной политикой Соединенных Штатов, которые ввели высокие пошлины на сахар-сырец, основной экспортный товар острова. Жесткое подавление восстания Испанией вызвало протест со стороны Соединенных Штатов, а рассказы об ужасном обращении испанских чиновников с кубинцами, включая изнасилования и пытки, оказались как раз теми жареными фактами, которые некоторые американские журналисты обожали скармливать жадной до скандалов публике. Бульварные газеты, такие как New York Journal Уильяма Рэндольфа Херста и New York World Джозефа Пулитцера, публиковали подробные отчеты о зверствах испанского правительства и шли нарасхват. В полном согласии с царящими в обществе настроениями конгресс в феврале 1896 г. принял резолюцию о признании кубинцев воюющей стороной. Ситуация обострилась, когда 15 февраля 1898 г. военный корабль США «Мэн», находившийся в Гаванской бухте, взорвался и затонул, при этом погибли 260 офицеров и матросов. Американская пресса обвинила в подрыве испанских чиновников. Шовинисты получили прекрасную возможность трубить о том, каким должен быть ответ США, словно вина Испании была доказана. Один из конгрессменов восклицал в зале палаты представителей: «Испания, как и любая другая страна, должна понять, что, хотя наша великая страна искренне желает мира, она готова к войне, если война станет неизбежной».
От Испании ожидали объяснений по поводу гибели корабля, но в апреле 1898 г. конгресс принял резолюцию, признававшую независимость Кубы и требовавшую немедленного вывода испанских войск с Кубы. Для выполнения этой резолюции президент был уполномочен в случае необходимости использовать военную силу. Поправка Теллера к резолюции гласила, что Соединенные Штаты не имеют намерения аннексировать Кубу, а, «как только будет установлен мир, передадут правление и власть на острове в руки его народа». 20 апреля президент Маккинли санкционировал резолюцию, а Испания немедленно разорвала дипломатические отношения с Соединенными Штатами и 24 апреля объявила им войну. 25 апреля конгресс объявил войну Испании.
Большинство американцев желали помочь Кубе обрести свободу и демократию, испытывали чувство гордости за свою страну и охотно участвовали в «блестящей маленькой войне», как назвал ее государственный секретарь Джон Хей. Испано-американская война принесла Соединенным Штатам ряд побед в морских и сухопутных сражениях на Кубе и на Филиппинах, другом испанском владении. В мае эскадра коммодора Джорджа Дьюи ворвалась в бухту столицы Филиппин Манилы и полностью уничтожила небольшой испанский военный флот, охранявший острова. На Кубе на остров высадились около 17 тысяч американских военнослужащих, среди которых выделялся полк «Лихих всадников» под командованием полковника Леонарда Вуда и подполковника Теодора Рузвельта, который подал в отставку с должности заместителя военно-морского министра, чтобы участвовать во вторжении.
Испания переживала одну унизительную военную катастрофу за другой и теряла армию и флот. Богатый молодой гигант спровоцировал бедного дряхлого старца и поставил его на колени. В июле Испания запросила мира, и 12 августа в Вашингтоне был подписан предварительный договор. Окончательный вариант мирного договора был согласован в Париже 10 декабря 1898 г. Испания признавала независимость Кубы, в качестве контрибуции передавала Соединенным Штатам Пуэрто-Рико и Гуам и за 20 миллионов долларов уступила им Филиппинские острова.
По словам президента Маккинли, он не знал, что делать с Филиппинами, и молился о Божественном наставлении. «Я до полуночи расхаживал по Белому дому, – вспоминал он. – Опускался на колени и молил Господа просветить меня…» И среди ночи его озарило: «Отдать их обратно Испании мы не могли: это было бы трусливо и бесчестно. Мы также не могли предоставить их себе: они не были готовы к самоуправлению… Нам ничего не оставалось, как принять все острова, и просветить филиппинцев, и поднять, и цивилизовать их, и обратить в христианство, и с Божьей помощью сделать лучшее, что было в наших силах».
Поднять, и цивилизовать, и даже обратить в христианство, несмотря на то что большинство филиппинцев были католиками! Принести им блага свободы и демократии по-американски, чтобы в будущем филиппинцы стали богатыми и могущественными! И часть американцев действительно верила, что их моральный долг – просветить невежественных филиппинцев, но куда важнее были деловые интересы, направленные на расширение торговли со странами Азии, которые и сами уже искали новые рынки на Западе.