Во всех трех странах список получивших землю возглавили ветераны войн за независимость и те, кто оказывал значительное содействие становлению новых государств. По сравнению с тем, что происходило в других странах послевоенной Европы, эти аграрные реформы являлись довольно радикальными. В ответ на реформу в Латвии местные землевладельцы из числа балтийских немцев обратились в Лигу Наций с жалобой на «экспроприацию без всякой компенсации», но их жалоба была отвергнута. Хотя реформы оказались вполне успешными в краткосрочном отношении, поскольку привели к более справедливому распределению земли между собственниками, однако тысячи новых мелких землевладений стали большой проблемой для новых государств, когда мировой экономический спад начал оказывать влияние на всю Европу.
Три авторитарных президента
Послевоенные десятилетия стали временем, когда в Центральной и Восточной Европе в силу различных для разных стран причин появились свои авторитарные политические лидеры. Некоторым странам — например, Чехословакии и Финляндии — удалось избежать этой тенденции, но даже там сохранение либерально-демократических институтов было связано с влиянием таких харизматических лидеров, как президент Томаш Масарик в первой и маршал Карл Густав Маннергейм во второй. В других — Италии и Германии — приход к власти Бенито Муссолини (1922) и Адольфа Гитлера (1933) привел к катастрофическим последствиям. Эстония, Латвия и Литва могли бы избежать подобной тенденции, если бы обретение независимости указанными странами пришлось на менее трудные времена, а так они вошли в число стран, правители которых составили клуб «маленьких диктаторов», как их иногда называли: в 1926 г. Литва и в 1934 г. — Латвия и Эстония. Все три авторитарных президента, взявших власть в эти годы, — Антанас Сметона (1874–1944) в Литве, Карлис Ульманис (1877–1942) в Латвии и Константин Пятс (1874–1956) в Эстонии — в период 1914–1920 гг. активно участвовали в борьбе за независимость и разработке конституций своих стран; никто из них не стремился прежде к абсолютной власти, и все они хотели осуществлять свои полномочия в рамках новых политических систем. Однако политическая история всех трех стран показывает также, что в данный период нарастало недовольство значительного числа представителей новой политической элиты и политически активных граждан работой либерально-демократических институтов, казавшихся им слишком громоздкими и обременительными. С точки зрения логики эти группы не должны проявлять нетерпение — в конце концов, большинство политических лидеров всех трех стран были зрелыми людьми средних лет, знавшими на собственном довоенном опыте особенности политической культуры своих народов. Они отдавали себе отчет в том, что эстонцы, латыши и литовцы получили независимость, не имея единого мнения по множеству важнейших вопросов, что деятельность партий в парламентской борьбе связана с множеством искушений, способствующих дальнейшему разделению, и что успех в ней зависит от постоянных переговоров, сделок и компромиссов. Однако достижение независимости и международное признание новых государств привели к тому, что у многих сложились идеализированные представления о том, как теперь будет работать политическая система. Предполагалось, что избавление от «российского ига», «немецкого ига» и, возможно, даже «польского ига», а также последующее появление государственных структур с доминированием титульных национальностей неизбежно приведут к беспроблемному будущему. Реконструкция и построение государств были нелегким делом, однако мечта деятелей «национального возрождения» XIX в. наконец-то осуществилась. Такова концепция национальной независимости, ориентированная на быстрое достижение результатов; предполагалось, что теперь, с обретением долгожданной независимости, все проблемы должны решаться быстро, одна за другой. Такое политическое мышление было слишком расположено к тому, чтобы принять идею, согласно которой любую политическую систему, чья работа не кажется достаточно удовлетворительной, можно легко заменить другой по усмотрению населения, и этот процесс может повторяться до тех пор, пока не появится та, которая приведет к желаемым результатам. В подобных взглядах было чрезвычайно много утопического, и такая утопическая логика вела к представлению (конечно, разделявшемуся не всеми), что над партиями и фракционной борьбой должен стоять сильный национальный лидер, способный вести страну вперед, невзирая на бесконечные политические споры, безрезультатные выборы и ослабляющую страну полемику, порожденную свободой слова и прессы. В сравнении с этим идеалом характерные особенности парламентской системы трех стран: высокий уровень участия в выборах, спокойный ненасильственный переход власти от одного кабинета министров к другому и множество достижений в законодательной сфере — казались недостаточно впечатляющими. Пищу для ума давали и успешный переворот, осуществленный в 1926 г. совсем рядом с побережьем, в Польше, генералом Юзефом Пилсудским, и его успешное «теневое» руководство страной до 1935 г. под лозунгом «санации» (оздоровительной чистки).
Первой из стран Балтии, сделавшей шаг в сторону авторитарного правления, стала Литва в декабре 1926 г., когда к власти в стране насильственным способом пришла коалиция из членов партии националистов, христианских демократов и военных. «Директория» из лидеров коалиции предложила пост президента Антанасу Сметоне, лидеру националистов (Союза литовских националистов — Lietuvuju Tautininku Sajunga, или tautininkai — таутининков), после чего он был «избран» на эту должность остатками парламента; Сметоне на тот момент было 52 года. В 1902 г. он получил юридическое образование в Петербургском университете и впоследствии в течение долгого времени вел активную политическую деятельность — в качестве депутата Великого вильнюсского сейма 1905 г., как журналист и издатель нескольких известных газет, как руководитель литовского Общества помощи беженцам во время войны, как жесткий противник русификации, как глава временного парламента, провозгласившего независимость Литвы в феврале 1918 г., и как первый президент Литвы в 1919–1920 гг. Он также преподавал древнегреческий в Каунасском университете и переводил Платона на литовский язык. Будучи последовательным антимарксистом, преданным своей нации, Сметона всю долгую политическую деятельность казался приверженцем либерально-демократических принципов, на которых было основано литовское государство, и не проявлял ничего похожего на неистребимое стремление к власти, часто приписываемое авторитарным лидерам. Однако с 1926 по 1940 г. он последовательно способствовал сосредоточению все большей власти в руках президента и все меньшей значимости парламента.
Стиль правления Сметоны с 1926 г. можно охарактеризовать как осторожно-авторитарный. Более экстремистское (и молодое) крыло таутининков, возглавляемое Аугустинасом Вольдемарасом (1883–1942), подталкивало его к принятию титула вождя нации (Tautos Vadas), что позволило бы ему стать полновластным хозяином страны. Однако Сметона представлял умеренное крыло националистов и в связи с этим чувствовал необходимость сохранять урезанные версии политических структур парламентской демократии (по мнению некоторых — только внешние ее признаки). Деятельность политических партий не была запрещена (за исключением коммунистической партии), но не поощрялась, в результате чего тайтининки представляли единственную эффективно действующую политическую партию на протяжении конца 20-х и 30-х годов XX столетия. Парламент формально продолжал собираться, но его деятельность полностью находилась под контролем президента. В 1928 и 1938 гг. были разработаны и обнародованы новые конституции, которые объединяли властные полномочия в руках президента. Сметона, как и маршал Пилсудский в Польше, считал, что он стоит над партийной борьбой, и провозгласил, что президент является объединяющей нацию фигурой и его единственная забота — защита интересов литовского народа. Важно, что понятие нации было определено с этнической точки зрения Сметоной и таутининками. Меры, предпринятые в течение его четырнадцатилетнего правления, не являлись экстремальными, и большинство из них таковы, какие мог бы одобрить и демократически избранный парламент: они касались экономического развития, реформы образования, ассигнований на сельское хозяйство и развития торговли, а также бескомпромиссного отношения к Польше, оккупировавшей часть литовских территорий в 1920 г. Правительство Сметоны также целенаправленно стремилось уменьшить роль, которую играли в экономике нелитовцы (преимущественно поляки и евреи); такой подход вполне соответствовал логике национального протекционизма, в рамках которой государство видело свою основную задачу в «защите» титульной национальности. Несмотря на то что формально институты парламентской демократии продолжали существовать, не было сомнений, что все важные политические решения принимаются «на самом верху». Во время своего правления Сметона также демонстрировал все большую нетерпимость по отношению к несогласным и политическим противникам: Вольдемарас был отстранен от политической жизни в 1929 г.; в том же году была прекращена деятельность экстремистской националистской организации «Железные волки» (Gelehinis vilkas), появление которой Сметона некогда поддерживал. Своих сторонников Сметона вознаграждал назначением на хорошо оплачиваемые государственные должности: в этот период, особенно в 30-е годы, правительственный аппарат чрезвычайно разросся. Также президент демонстрировал озабоченность судьбой членов своей семьи: его жена, сестра жены и ее муж представляли собой нечто вроде неформальной группы советников при президенте (или, если сказать жестче, семейной клики), а зять президента Юозас Тубелис (1882–1939), наделенный немалыми организаторскими талантами, занимал с 1927 по 1939 г. пост премьер-министра Литвы. Сначала политическое доминирование таутининков и Сметоны пользовалось поддержкой населения (невозможно точно определить, какой его доли), но впоследствии стало невозможно отрицать, что это авторитарное правление, идущее по стопам царского самодержавия, продолжало истреблять только что зародившиеся представления о демократическом самоуправлении в литовской политической культуре.