Дрюпин принялся вытаскивать ванну. Она оказалась не чугунной, а стальной, поэтому с ней справился даже Дрюпин.
– Помыться решил, замарашкин, – ухмыльнулся Клык. – Давай-давай, а то смердишь… Слушай, Дрюпин, ты так смердишь, что я раньше думал, ты дохлый. Честное слово. Я помню, как дохляки бродили… я, кажется, тоже дохлый был однажды, мне электричество в голову втыкали… Дрюпин, ты смотри, когда полезешь мыться, не забудь себя за ногу привязать, а то затонешь ведь, как «Титаник»… Давай, волочи ее…
Клык засмеялся. Мертвечески засмеялся, я вдруг поверила, что когда-то он тоже был мертв и его оживляли электрическими разрядами.
А Дрюпин был уперт, он волок и волок ванну и все-таки ее выдрал. После чего дотолкал ванну до своей трубы и расположил ее под толстой частью. Затем начал ломать мебель. Ту, что еще можно было сломать. Стулья, стол, комод, кровать. Книги стал рвать. У меня много книг скопилось, я их из библиотеки понатаскала, пробовала читать. А не получилось у меня читать, начну, читаю-читаю, а потом все, не могу. Интересно вроде, а не идет, спать хочется.
– А мне что делать? – спросила я.
Дрюпин поглядел на меня, поглядел на гору нажеванной бумаги.
– Все, – сказал он. – Хватит.
Он собрал всю эту бумагу и стал засовывать ее в пространство между стенками труб. Засовывал партию, затем утрамбовывал палкой, засовывал – утрамбовывал, тщательно, со знанием дела.
– Дрюпин, ты придурок, – вещал Клык. – Я тебя ненавижу, ты у меня котлеты украл, я помню… украл и сожрал за углом, гадина…
А я вытащила еще один зуб, на этот раз коренной. И снова едва не заплакала. Если уж зубы выпадают, то вряд ли можно рассчитывать на тихую старость.
Дрюпин между тем продолжал забивать в трубу жеваную бумагу, насколько я поняла, он собирался использовать ее в качестве сальника. Чтобы труба правильно скользила и не перекашивалась, все понятно, я бы никогда не додумалась – сальник из жеваной бумаги, определенно гений. Кулибин.
Кулибин-Кулибин, а зубы у меня сыплются только так, скоро стану как старушка.
– Что теперь? – спросила я и услышала, что мой голос несколько изменился, выпавшие зубы начали сказываться.
Дрюпин это, кажется, заметил, посмотрел на меня странно, но ничего не сказал. Он закончил с жеваными книгами и вернулся к книгам рваным. Продолжил их рвать и кидать в ванну. Я стала ему помогать, хотя книги мне, если честно, было жаль, они все были новые, недочитанные, прожившие свою жизнь наполовину в лучшем случае. По моей вине.
Клык тоже нам помогал, бормотал всякий бред, отвлекал нас от звука рвущейся бумаги.
– …И вот тогда они и пошли в этот город. Странствующий рыцарь, он прикидывался дурачком, а на самом деле был как ты, хитрый Дрюпин…
Постепенно ванна заполнялась горючим барахлом, и я начинала понимать, что собирается сделать Дрюпин. Кажется.
– …Тебя только, Дрюп, в рыцари не примут, у тебя ноги кривые… А нет, туда только с кривыми ногами и принимают… Но тебя и с кривыми не возьмут, недостоин…
– Кажется, готово, – Дрюпин осмотрел свое творение. – Можно испытать.
Он принес ведро с водой и вылил его в железный конус, соединенный с краном. К крану привязал проволоку. Все осмотрел, все проверил.
– И как оно работает? – поинтересовалась я.
– Просто. В теории это все очень просто. Это что-то вроде парового двигателя, – пояснил Дрюпин. – Тут вот…
– Я узнал тебя! – захрипел Клык. – Ты брат Черепанов! Мама, с детства мечтал…
– Короче, принцип тот же, – закончил Дрюпин. – Разогретый пар давит на поршень из прессованной кожи…
– Все взорвется к чертовой матери, – пообещал Клык. – Я в этом просто уверен! Пойдут клочки по закоулочкам… Дрюпин, ты меня порадовал!
– Может и взорваться, конечно, – согласился Дрюпин. – Но другого выхода я не вижу. Надо попробовать. На всякий случай мы спрячемся в туалете…
– Сами прячьтесь в туалете! – возмутился Клык. – Я лично не хочу. Я желаю встретить опасность лицом к лицу, как подобает мужчине. Пусть в сортире братья Черепановы прячутся, я нет!
Но мы не стали его слушать, взяли и отнесли, как он ни орал. Дрюпин разжег в ванной огонь. Бумага загорелась быстро, затем задымили дрова, Дрюпин с сожалением заметил, что не осталось никакого времени на наддув, он бы увеличил степень нагрева.
– В ад с турбонаддувом! – изрек из туалета Клык. – Дрюп, ты омерзителен, подойди, я огрею тебя костылем… Где мои костыли?
Клык пустился браниться по поводу исчезнувших костылей, которые, кстати, Дрюпин использовал в качестве кочерги, ворошил ими топливо для равномерного горения.
Огонь постепенно разгорался. Дрюпин добавлял в него бумагу, куски деревянной мебели, одежду, все одинаковыми порциями, чтобы не погасло. Ванная концентрировала тепло и направляла его вверх, к чугунной трубе, которая постепенно нагревалась.
– Нужен хотя бы час, – сказал Дрюпин. – Надо повысить температуру, надо выдержать. Нужно топливо… У тебя что-нибудь есть еще?
– Одежды мало у меня… То есть я все почти отдала…
– Киньте меня в костер, – заявил Клык. – Я хорошо горю, создам нужную температуру. А из Дрюпа можно сало вытопить, оно тоже хорошо. А Сиренька плохо гореть будет, она тощая…
Дрюпин оглядел комнату. Топлива на самом деле было немного.
– Ладно, хватит, наверное.
Дрюпин продолжил поддерживать огонь. От ванны распространялось тепло. Вентиляция не справлялась, и комната постепенно наполнялась дымом, я то и дело кашляла, а Клык пел. Пел самодельную песню, в которой повествовалось о нелегкой судьбе бобров Вологодской области, складную и смешную настолько, что я испугалась, что Клык сошел с ума. По-настоящему и бесповоротно.
Дрюпин разделся до штанов, кинул в огонь куртку и футболку и стал похож на кочегара. Ворочал, пыхтел, разгонял искры. Искры кружились под потолком, сбивались в стайки, покачивались и не таяли. Как живые. От этих искр Дрюпин казался волшебником, казалось, что он этими искрами как-то управляет, во всяком случае, они колыхались в такт дрюпинским движениям, что было красиво.
Время текло медленно, искры шевелились, и меня опять потянуло в сон, и, кажется, я опять отключилась, но тут Дрюпин затряс меня за плечо.
– Все готово, – сказал он. – Прячься.
Я укрылась в туалете. Клык лежал на полу и похрапывал, дышал громко, но равномерно. Дрюпин громыхнул еще чем-то и присоединился к нам.
– Сейчас, – сказал он, наматывая на палец проволоку. – Сейчас.
Он дернул.
В комнате зашипело и почти сразу завизжало, так громко, что у меня заложило уши. Стены затряслись, затем грохнуло, мощно, точно в комнате взорвалась граната. Дрюпин оттолкнул меня, схватился за ручку двери туалета и захлопнул ее. Грохнуло еще раз, в дверь лязгнул кусок железа, и тут же по полу потек горячий пар, и туалет наполнился им почти мгновенно.
У меня выпадают волосы, у меня выпала половина зубов, теперь меня еще сварят. Жизнь удалась.
Пар продолжал вытекать, с каждой секундой становилось все горячее и горячее, я чувствовала, как начинает вскипать кожа, а Дрюпин начал орать и бить ногами. Очнулся в очередной раз и Клык.
– Вот и все, – сказал он философским голосом. – Мы в пароварке.
Впрочем, длилось это недолго. Через несколько секунд пар остыл, дышать стало не больно, мы открыли глаза.
– Получилось? – спросила я.
– Посмотрим, – Дрюпин пожал плечами и откинул дверь.
Мы вернулись в комнату. Разгром принял окончательный и бесповоротный вид. Но мы, кажется, добились успеха. Дверь, в которую упиралась толкательная труба, оказалась выдавлена, все, как рассчитывал Дрюпин. Трубы оказались погнуты и разворочены. С потолка капала вода. Копоть. Грязь. Одним словом, разруха.
– Надо тащить этого клыкозавра в медотсек, – сказал Дрюпин. – Пока не поздно. Хотя мне кажется – уже поздно…
– Ничего не поздно, – подал голос Клык. – Я еще вас два раза переживу. Тащи меня, Дрюп, а то во сне тебе являться буду, не отвертишься.
Дневник 4
Здравствуй, дорогой дневник!
Сегодня опять не лучший день в моей жизни, это однозначно. Сегодня, в неизвестный день неизвестного года, со мной произошло много странного. Страшного. Так что у меня до сих пор дрожат руки, пальцы с трудом держат ручку, а сердце бьется, бьется.
День, исполненный ужасом.
День кошмара.
В этот день мы отправились на склад.
С утра, то есть как проснулись, даже без завтрака. У меня аппетита не было, у Дрюпина болели кишки, и он ограничился холодным чаем, Клыку я занесла поднос с макаронами. Клык поправлялся. Подозрительно быстро. Рана уже подсохла, швы вспучились, и Клык их задумчиво расковыривал, мне он обрадовался. Сказал, что вчера было весело и что надо бы что-нибудь подобное повторить, только пусть еще Дрюпин для смеха руку себе сломает. Так что с Клыком было все в порядке.
Клава вообще не показывалась. Дрюпин предложил, что она повесилась, я сказала, что это вряд ли – такие, как Клава, не могут повеситься. Ну, разве что от радости. Скорее всего, она просто стеснялась.
Дрюпин вооружился своими самодельными инструментами, я взяла заточенную титановую рейку, не знаю, где ее Дрюпин раздобыл, но оружие получилось весьма и весьма неплохое – я потренировалась на выдернутых волосах и весьма успешно их разрезала. На рукоять Дрюпин намотал разноцветную проволоку и умудрился сделать даже узор. Все-таки у него золотые руки. И голова отличная, в технические гении просто так не записывают.
– Как у нас со светом? – спросила я.
Дрюпин продемонстрировал изобретение – большой аккумулятор, к которому он прикрутил несколько светодиодных фар.
– Будет как днем. Вот еще кое-что…
Он сунул мне тяжелую короткую трубку с двумя торчащими штырями, видимо, шокер.
– Это разрядник, – пояснил Дрюпин. – Конечно, по настоящему мощную штуку сделать не получилось, но…
– Спасибо, – я сунула шокер в рюкзачок. – Пойдем, что ли?
Дрюпин кивнул, впрягся в аккумулятор, установленный на шарикоподшипники, и мы двинулись в сторону склада. Это далеко, час добираться. Вообще, комплекс огромный. Я всякий раз пытаюсь представить, как его выкопали, и не могу. Хотя сейчас всяких могучих машин много. А может, тут и раньше пещеры были, их просто взяли и приспособили.