Зверь не напоминал ни одно из виденных Зиминым живых существ. Его голова состояла из сплошных острых линий и вытянутых треугольников, и пустот, и шипов, и черных зияющих провалов, она была длинна и тяжела, но при этом удивительно гармонична и слажена, казалось, что все составляющие части этой головы двигались относительно друг друга.
Крылья взметнулись и сошлись за спиной зверя, Зимина обдало запахом жженой березовой коры и спекшегося металла, существо вытянуло лапы и положило их на сосну, высоченную сосну, почти в тридцать метров ростом, и на несколько мгновений сделалось похожим на кошку, вздумавшую поточить ногти о ножку стула. Когти легко срезали несколько толстых ветвей, а сама сосна наклонилась, как соломинка.
Зимин тупо улыбнулся.
Это был дракон.
Черный. Даже не черный, а какой-то бездонный, бледный свет терялся в нем, как в глубоком бархате, он был темнее самой абсолютной темноты. Это была невозможная чернота, живая и активная, Зимину казалось, что перед ним шевелится клякса, неуловимая и быстрая.
Дракон не мог существовать. Но он существовал. И Зимин его видел.
Дракон растворил пасть, и Зимин увидел, как голова разделилась напополам и открылась страшная пасть, заполненная белыми зубами. Дракон с шумом выдохнул, и на мох потекла сияющая горячая слюна, она попала на дерево, и то мгновенно вспыхнуло, дракон фыркнул, повалил сосну плечом и дунул, сбив пламя.
А потом дракон увидел Зимина.
На морде нельзя было различить глаз, но Зимин почувствовал, что дракон его увидел. Потому что он повернулся в сторону Зимина и замер, превратившись в камень, в котором сложно было узнать живое существо.
Зимин смотрел на дракона и плакал. Нет, ему хотелось кричать, вопить от неприличной и дикой радости и еще странного чувства, суть которого Зимин не мог понять. Но кричать и смеяться он не мог, поэтому просто плакал.
Дракон ожил вновь и вдруг оказался рядом с Зиминым, то есть совсем рядом, в нескольких метрах, громадина сместилась, не задев ни одного прутика, ни придавив мха. Зимин почувствовал себя оказавшимся в фильме. Только тот дракон, компьютерный, не годился в подметки этому, настоящему. Этот был жив и страшен, и когда он очутился рядом, Зимин все понял.
И закричал.
Дракон выдохнул.
Возвращение
Зимин открыл глаза.
По потолку еле ползла обреченная осенняя муха, Зимину стало ее жаль. Другие мухи, наверное, давно уже попрятались за подоконником и спят себе, видя сны о нескорой весне, а эта тупица не удосужилась и теперь верно приближалась к смерти.
– Очухался?
Зимин скосился влево.
Лара сидела в раскладном кресле, читала газету и ела печенье.
– Это ты? – спросил Зимин.
– Ага, – зевнула Лара. – Это я. А это ты?
– Вроде бы. Где это мы?
– Больница.
– Психбольница?
– Да нет, обычная. Районная.
Вокруг было много белого, и муха на белом весьма и весьма выделялась, а вообще вокруг была больничная палата, чему Зимин не очень удивился. Он пощупал лицо большим пальцем и обнаружил, что оно болит и намазано чем-то скользким и довольно-таки вонючим.
– Медвежий жир, – пояснила Лара. – А может, утиный.
– Барсучий, – сказал Зимин.
– Барсучий, это вполне. Короче, мама дала – от ожогов отлично помогает. Впрочем, ожоги у тебя не очень сильные, так, чуть. Ты где так умудрился?
– А, ерунда. Дракон приласкал.
– Я так и думала. Слушай, я говорила с главврачом, тебя отсюда выпишут хоть сейчас, надо расписку только дать.
– Расписку?
– Ну да, расписку. Что ты отказываешься от лечения и не претендуешь. Ну, и так далее.
– А я отказываюсь?
– Не знаю, если учесть, что в тебя ударила молния…
Лара покачала головой.
– В меня ударила молния? – Зимин потрогал лоб.
Вполне может быть, подумал он. Очень даже похоже. Ударила молния, душа отслоилась от тела и теперь не совпадает, находится чуть-чуть вовне.
– Значит, молния?
– Определенно, – подтвердила Лара. – Все указывает на это. Ожоги, расстройства психики, расплавленная цепочка. Доктора говорят, что молния. Заблудился в лесу, попал под грозу. Молния ударила рядом, то есть метрах в десяти, конечно. Если бы попала в тебя… Рожки и ножки остались бы. Повезло.
– Где меня нашли?
– Тебя не нашли, ты сам как-то. Ты вошел в пельменную растрепанный и обожженный и набросился на дальнобойщика.
Зимин попытался вспомнить про пельменную и дальнобойщика, но не вспомнил. Помнился только дракон.
И живая тьма.
– Вообще-то, Зимин, ты меня немножечко удручил, если честно. Ты зачем в отрыв-то пустился? Мотоцикл бросил, по телефону мне звонил, пургу нес какую-то… У тебя что, обострение гениальности?
– Что-то вроде…
Зимин закрыл глаза. Голова болела, щеки пекло.
– У тебя, кажется, срыв, – сказала Лара. – Ничего, это нормально.
– Ты полагаешь?
– Ну, конечно. У тебя еще ни разу не было срыва, это даже странно. Так что тебе это даже полезно.
– А молния?
– И молния полезна. Ты как-то бодрее стал выглядеть.
– Это точно молния? – спросил Зимин.
– Похоже на то. Во всяком случае, признаки весьма и весьма. А ты сам что скажешь?
– Не знаю… Мы поехали с Кокосовым…
– С каким Кокосовым? – перебила Лара.
– Ну, как с каким, с тем самым. Помнишь, на лестнице? Когда Никус тебя поцарапал. Он еще тетрадь мне дала…
– Тетрадь дома, да, помню. Но никакого Кокосова на лестнице не видела… Что за дурацкая фамилия вообще?
Зимин потер лоб и сказал:
– Кокосов. Он тогда тебя еще увидел и офигел просто… А ты еще сказала, что-то про умственно отсталых героев, кажется…
– Я говорила, помню. Но никакого Кокосова на лестнице не было.
Лара поглядела на Зимина с подозрением.
– Как это не было? Я же…
– Это, наверное, молния, – сказала она. – Тебя ударило молнией, вот тебе и… пригрезилось. Ложная память.
Лара дотронулась до головы Зимина, ладонь у нее была холодная и сухая.
– Я точно помню…
Лара приложила палец Зимину к губам.
– Тише, – сказала она. – Не стоит рассказывать про разные видения.
– Да какие видения! – начал было возмущаться Зимин.
Лара сделала серьезное лицо, Зимин замолчал.
– Ты же хочешь домой? – спросила Лара.
– Хочу.
– Вот и хорошо. Сейчас схожу к главврачу. Собирайся.
– Телефон дай, – попросил Зимин.
– Зачем?
– Позвонить надо. Отцу хочу. Может, отсюда получится…
Лара поглядела на Зимина странно.
– Чего? – спросил он.
– Нет, ничего. Ты это… поседел немного. От молнии. Так что когда себя в зеркало увидишь, ты не пугайся.
– Хорошо.
Лара достала из сумочки телефон, передала его Зимину.
– Что смотришь? – спросил он.
– Да так, ничего…
Лара вышла из палаты, а Зимин принялся набирать номер отца. Ничего не вышло, на противоположном конце случились гудки, и почти сразу Зимину сообщили, что номер не существует, или временно недоступен, или еще какие-то там проблемы. Тогда Зимин решил позвонить Евсееву, заслуженному корсару в онлайне, в офлайне же человеку серьезному.
Набрал Евсеева.
Тот тоже не ответил. Зимин набрал снова. Евсеев не ответил еще раз, видимо, он опасался отвечать на звонок с незнакомого номера. Подозрительный стал Евсеев, не стать ему королем пиратов.
Зимин подумал, что перезвонит потом, как домой приедут.
Вернулась Лара.
– Договорилась, – сказала она. – Главврач тебя с удовольствием выпишет…
– Едем в Калининград, – выдохнул Зимин.
– Куда?
– В Калининград. Ты хотела в Калининград, давай поедем. Прямо отсюда.
– А книга? Ты хотел вроде пятую книгу начать писать.
– Я хотел?! – Зимин едва не подпрыгнул на кровати.
– А разве нет?
Зимин промолчал.
– Мне казалось, что ты собирался начать…
– Ну, да, – кивнул Зимин и поглядел на Лару с подозрением.
– Как-то у тебя «Снежные псы» обрываются, – Лара поморщилась. – И потом… Потом мне кажется, нам деньги не помешают. Сколько тебе за продолжение предлагают?
Зимин снова стал смотреть на муху. А муха смотрела на него. За продолжение предлагали немало.
– Нет, – сказал Зимин. – Надоело. То есть не то чтобы надоело… Я просто устал. У меня другие идеи.
Зимин вспомнил дракона. Почувствовал, как по загривку пошли неприятные мурашки.
– Другие идеи, да… Давай в Калининград, вот прямо завтра. Нет, послезавтра, завтра я хочу к отцу заехать. В прошлый раз его дома не было, а я хотел с ним поговорить.
– Поговорить? – Лара опять поглядела на Зимина странно.
– Ну да. Хотел у него одну штуку спросить. В прошлый раз, когда я к нему заглядывал, он мне одну штуку показывал…
– Показывал? – спросила Лара.
– Ну да. Короче, мне надо с ним поговорить, а дозвониться опять не могу. Такое впечатление, что это в целый мир ударила молния. Даже Евсееву не могу дозвониться.
– Кому?
– Евсееву. Ты его не знаешь, мы вместе остров держим в «Пиратском берегу», он там Алехандро Тич… Ладно. Можно ехать?
– Да, можно ехать.
Зимин выбрался из кровати и, стараясь не смотреть особо по сторонам, поспешил к выходу, но все равно увидеть успел – плакат «Тифозная вошь: уроки гигиены», обшарпанные подоконники, крысобойку на взводе, фикус с подозрительно обкусанными листьями, унылую протяженность бытия, Зимин шагал по этим тоскливым коридорам, обнаруживая в себе все больше признаков ударения молнией.
Лара шагала рядом.
Зимину было стыдно перед ней. Все это выглядело… Черт знает как. Кретински.
Они вышли из больницы на крыльцо. Больница располагалась в лесу, не в парке, а в самом настоящем лесу. Зимин отметил, что тут, в общем-то, неплохо. Деревья, воздух, лежать можно. Лечения, правда, наверняка никакого, но тут и воздух лечит.
– Ты тут три дня провалялся, – сообщила Лара. – И все три дня проспал. Отдохнул?
– Пожалуй.
Зимин почувствовал, что он на самом деле отдохнул. Или молнией это подзарядило?