А еще хорошо памятны особенности социального поведения жителей Новой Гвинеи, практиковавших людоедство.
Никому в голову не придет фетишизировать такое социальное поведение.
Но когда речь заходит о лошадях, этологами «социальное поведение» лошадей возводится в ранг святыни, ибо неисправимая первобытность и тупость лошади есть великолепное оправдание всему, что люди делают с лошадью.
Разговоры про «спортивный характер» лошади, про ее страсть к рекордам и медалям, про «партнерство» и любовь, как известно, удел первогодков, романтичных прокатчиков, лохов и одураченных журналистов.
Шеффер до этого лицемерия, разумеется, не опускается, замечая, что спортивные результаты достигаются только «достаточно жестким» обращением с лошадью (стр. 13).
Это понятно, так как обслуживает этология не любителей, а чуть более высокие уровни, где это сладенькое лицемерие уже не принято, там «не живут» ни такие мысли, ни такая фразеология.
Профи спорта, НХ, скачек, бегов и прочих забав никогда и не скрывают отношения к лошади как к «программируемому мясу», живому инвентарю, которым надо умело пользоваться, включая «все кнопки»: от болевых до тех, что регулируют поведение с помощью умения разбудить одни рефлексы и притормозить другие.
Я не буду здесь касаться очевидных и бесспорных примеров, исследований, доказательств, свидетельствующих, что лошадь — это совершенно иное существо, по сути своей неизвестное этологии с ее методами и ее взглядом.
Это и так понятно.
Лучше рассмотрим основной научный метод этологии. Рассмотрим, до какой степени он может вообще считаться «научным методом» даже в предложенном этой «наукой» контексте.
Шеффер все свои выводы о поведении и «языке» лошади делает, основываясь на наблюдениях за «естественным поведением лошади».
Или за тем стилем поведения, которое он сам принял за естественное, обозначил как естественное, вопреки очевидному противоречию этим утверждениям.
Вот здесь-то и начинаются трагические для этой науки «уязвимости», порой ставящие ее на грань чистого надувательства, а порой и уводящие за эту грань.
Приведенные в книге «Язык лошадей» и подвергнувшиеся исследованию лошадиные группы никак и ни при каких условиях нельзя считать «живущими естественно».
По сути, Шеффер совершает очень грубый и очень наивный подлог, рассчитанный совсем уж на дилетантов.
Для полноценности этологических исследований требовалось бы несколько десятков лет скрупулезно и тщательно наблюдать за жизнью лошадей Пржевальского, которые, несомненно, являются единственным на земле образчиком девственной «дикости и естественности». Или провести несколько лет в лошадиных сообществах кимарронов или, на самый худой конец, — мустангов, правда, постоянно делая поправку в результатах исследований на то, что и кимарроны, и мустанги не являют собой «чистый» образчик естественного поведения, так как подвергались и подвергаются воздействиям человека.
Но эти поправки не столь глобальны, некоторые выводы, имеющие право на научность, — сделать все же можно было бы.
Но! Шеффер разводит руками, сообщая, что лошади Пржевальского «находятся в постоянном бегстве от людей, поэтому не пригодны для изучения», а мустанги и кимарроны «настолько пугливы, что изучение их активного пространства может дать весьма сомнительные результаты» (стр. 20).
Посему для изучения «естественного поведения» берутся лошади, живущие абсолютно неестественной жизнью, с сильно откорректированными человеком и обстоятельствами психологией и физиологией.
По сути, если называть вещи своими именами — этология идет здесь на откровенный и грубый подлог.
То, что предлагает читателю Шеффер, — это не лошадиная семья, не естественное природное состояние лошади, а скорее — табун, или gregis.
Любопытно, что и тюркское слово «табун», и латинское «грегис» — это обозначение некоей искусственно созданной человеком толпы лошадей, не имеющее ничего общего с естественным образом жизни лошади.
В контекст затесывается очень распространенная ошибка, когда под словом «табун» ложно подразумевается естественно создавшееся, природное сообщество лошадей.
На самом же деле — тюркским словом «табун» (т'абюн) обозначалось собранное по монгольским становищам, согнанное с пастбищ, приготовленное для военного похода скопище лошадей. Грегис — это примерно то же самое, но в античном варианте, но тоже с неким уклоном в «накопитель», так как грегисы являлись базой для формирования кавалерийских ал и турм в эпоху императорского Рима.
Разумеется, во всех этих случаях созданное лошадиное сообщество не может считаться естественным.
Все эти «табуны», «herd», «le troupeau», «la manada» — это, по сути, некие лошадиные «коммуналки», «лошадиные зоны» разного режима. Лошади в них вполне могут существовать, но они уж никак не пригодны как материал для исследования естественного поведения.
Слишком много эта искусственность вносит психологических, физиологических, поведенческих и прочих коррективов в такое сообщество в целом, и в поведение каждой отдельной лошади.
Подлинное лошадиное сообщество — это семейное, родовое образование, созданное на основе сексуальных предпочтений.
В его основе — семейная клановость, безапелляционный режим выдворения ставших лишними или представляющих опасность для стабильности отношений в табуне особей, полная свобода миграции, диктатура, саморегуляция воспроизводства.
Вычеркивание любого из этих факторов неизбежно сказывается на всем стиле поведения и делает подобный материал непригодным для исследования «естественного поведения» лошади.
Метод этологов, которые подлинно естественную жизнь лошади изучить не могут, а книжки про это писать хотят и пишут, — напоминает обычное, причем очень глупое мошенничество.
Все это напоминает «научный» труд о химических и механических свойствах алмаза, сделанный на основе изучения искусственного, сваренного в печи ювелирного суррогата.
Нетактично и ненаучно, по меньшей мере.
Из разряда «науки» этология, как вы заметили, плавно перемещается в разряд средненькой беллетристики.
Подлог в исследованиях, используемые методы, категорическое отсутствие «чистой лабораторной среды», то есть нормального эксперимента, базирование на выдумках — не позволяют делать вообще никаких выводов.
Но выводы делаются, что, увы, превращает т. н. этологию в откровенную лженауку.
Такая же история у Шеффера и с трактовкой мимики лошадей. Трактовке уделено очень много внимания и места. С 266 страницы аж по 328.
Дело даже не в том, верно или неверно трактует Шеффер мимику лошади, угадывает иногда или не угадывает ее нюансы.
Он это делает совершенно произвольно и фантазийно. Научная трактовка, или «расшифровка», мимики лошади может основываться ТОЛЬКО на анатомическом анализе движения лицевых мышц.
Более того, на точной фиксации нюансов изменений физиологического состояния лошади и того, как эти физиологические изменения отражаются в движении лицевых мышц.
Все прочие способы «расшифровки лошадиной мимики» — могут быть более или менее забавны, но это не наука, а беллетристика, т. е. никакого отношения к реальному и точному знанию — не имеет.
Шеффер как раз беллетристикой и занимается. Впрочем, осознавая нетактичность и далекость от науки того, что пишет, для колорита, иногда невпопад, он добавляет название какой-нибудь мышцы, хотя его познания в лицевой анатомии лошади могут вызвать лишь улыбку сострадания к автору.
Прекрасной иллюстрацией «этологического метода» служит и предлагаемый Шеффером способ «установления контакта с лошадью» (стр. 266–267).
Автор предлагает соорудить из трех пальцев на каждой руке некие ухоподобные конструкции — и, приложив эти конструкции к вискам, — подавать лошади различные знаки.
Очередной, такой недвусмысленный и такой удобный всем намек этологии на полный идиотизм и примитивизм лошади. Внебрачные, но родные дети этологии — т. н. НХшники разовьют этот метод, доведя его до абсурда. Абсурд превратят в догму, утверждающую, что лошадь очень легко обмануть, что достаточно сделать несколько специфических движений, и лошадь начнет верить в то, что паясничающий перед ней человек — это просто «другая» лошадь.
Кажется смешным, но эта ахинея — краеугольный камень НХ.
Лошадь позиционируется как очень тупое, копытное, травоядное без всякого намека на интеллект, адекватность или хотя бы на организованные эмоции. Позиционируется всегда, во всем, в каждой строчке и абзаце. Не упущен ни один момент, который мог бы подчеркнуть ее примитивность и тупость. Ненавязчиво вроде, но очень настойчиво.
Вообще, труды «лошадиных этологов» сильно напоминают изыскания немецких нацистов о неполноценности евреев и поляков.
Последних, имея такие труды на руках, было психологически уютнее отправлять в газовые камеры.
Этологи, с их навязчивой пропагандой примитивности и идиотизма лошади, очень удобны для идеологического обеспечения лошадиных боен, скачек, бегов, спорта и НХ.
Что же касается «ухоподобных» конструкций, то идея, надо признаться, занятная.
Применителя этого этологического «метода» лошадь, конечно, сочтет идиотом.
Но! Зато метод, вероятно, очень подходит для самих этологов, для обмена меж собой научной информацией этологического характера. Или для докладчиков на семинарах и экологических конференциях.
Этих шести пальцев с «каждой стороны виска», как предлагает Шеффер, им вполне достаточно, чтобы в эту ухоподобную конструкцию уместить все свои знания и все свои понимания лошади.
Раздел IIIКРАТКАЯ ИСТОРИЯ ЦИНИЗМА
Краткая история цинизмаЧасть 1
Превосходным образчиком цинизма могут служить не только книги, живописные полотна или вероисповедания, но и политические системы.