Взошедший на престол следующим Мустафа III (правил с 1757 по 1774 год) также ничем не проявил себя, кроме, быть может, того, что в его царствование империя влезла в долги. Ислам осуждал ростовщичество, но к 1768 году, когда мощь России уже продемонстрировала себя, особого выбора не оставалось.
Факты говорят, что в это время имперская система уже разваливалась. Янычары занимались чем угодно: кто был более способен, вел торговлю, менее способные промышляли вымогательством. Константинополь регулярно страдал от обширных пожаров, которые быстро распространялись по тесной деревянной застройке. Парадоксально, но теоретически всемогущий режим не смог организовать плановую застройку столицы – скажем, в стиле Вены с ее широкими улицами и просторными площадями, с архитектурными доминантами в виде прекрасных дворцов или хорошо продуманных соборов.
Невозможность отвести большие пространства на постройку общественных зданий, как в западных столицах, происходила из-за законов шариата. Во всех странах существует связь между правом собственности и правом ее пользователя, но по законам шариата пользователи имеют приоритет. Если владелец земли перекрыл улицу и построил дом, то это его право, в то время как на Западе, по римской традиции, общественные власти могут ограничить права собственника – или, как в Англии, поставить аристократическую роскошь под контроль законов, единых для всех. Совсем по-другому дело обстояло в Константинополе и в других мусульманских городах. В этих населенных пунктах застройка шла как попало, контролируемая только пожарами. Болезни при таких условиях распространялись тоже очень быстро.
Константинополь был известен своей нездоровой обстановкой, иностранные послы каждое лето спасались на побережье Черного моря, где они имели свои летние виллы, обычно в районе Тарабье – это турецкая форма греческого слова «Терапейя», означающего здоровое место. Султаны тоже часто спасались от болезней вне города – в их случае в Эдирне, где были хорошие охотничьи угодья.
На османских Балканах распад происходил очень быстро. В прошлые дни за крестьянами тщательно следили имперские чиновники, защищавшие их от возможного произвола крупных землевладельцев. В свою очередь коррумпированных или некомпетентных чиновников могли даже казнить, а их имущество конфисковать. Вся эта система опиралась на особый тип землевладения, тимар, внешне напоминающий феодальный, однако не переходящий по наследству. В итоге он в чем-то напоминал сельский капитализм. Землевладелец мог быть даже лишен земли, если не выполнял свою сторону договора. В XVIII, с ростом торговли и повышением товарности сельского хозяйства, некоторые из держателей тимаров начали расширять свои земли, подкупать местных чиновников и превращать владения в некое подобие латифундий – чифтлик[23]. Это означало шаг назад для крестьян. Дело осложнялось тем, что крупные фермеры были мусульманами, а крестьяне-арендаторы (райя, то есть «пасомые») обычно являлись христианами. Кроме того, заметная часть земли принадлежала православной церкви и управлялась очень плохо, в результате у крестьян оставалось все меньше и меньше земли, и та часто скалистая и бедная.
В результате все Балканы кишели разбойниками, особенно горные области. В Греции такие разбойники были известны как клефты, их часто прославляли народные песни и сказания как местных Робин Гудов. Что было делать хозяевам поместий? Они нанимали других отчаянных парней и создавали из них нечто вроде полиции, такие отряды назывались арматолес. Блестящий французский историк Жиль Вайнштайн описывает это явление как движение «от бандита-героя к бандиту-жандарму», и это соответствует действительности. Балканы становились неуправляемыми, и время от времени там предпринимались жестокие карательные акции – вы могли двигаться по какой-нибудь ужасающе трудной, чавкающей грязью дороге и наткнуться на высокие шесты, наверху которых в муках корчились насаженные на них люди. И все-таки уже к 1770 году на Балканах стали появляться яркие искры прогресса, который шел с Запада.
Однако при дворе Мустафы III этого не понимали. Никто не осознавал смысла ни глубинных, ни даже поверхностных событий, таких, как появление огромной силы, какой становилась Россия при Екатерине Великой. У Османской империи существовали старые связи с Польшей, значение которой очень переоценивали, и со Швецией. Венеция теперь стала совсем беззубой, а Австрия развернулась лицом к Германии. Лишь Франция оставалась надежным союзником.
В плену этих иллюзий Мустафа III позволил себе втянуться в войну с Россией за Черное море. Русские уже прощупывали Северный Кавказ, который формально контролировали турки. Более того, они заявляли претензии на Крым, вассальное государство османов. Правители Молдавии, объединившись с Украиной, явно поддерживали контакты с Москвой.
Мустафа III решил показать, кто хозяин на Черном море. В 1768 году он начал войну с Екатериной. И совершенно внезапно блестящий фасад Османской империи XVIII века оказался на грани обвала.
Часть шестаяДолгая оборона
Турецкая пословица гласит: одно несчастье лучше, чем тысяча советов. Шестилетняя война с Россией, начавшаяся в 1768 году, стала таким несчастьем. Она закончилась Кючук-Кайнарджийским договором в 1774 году. Главной стала даже не столько потеря огромных территорий, сколько утрата престижа и средств, возник миф о рухнувшей империи. Черное море было османским озером как минимум с 1453 года, огромную роль в государственных доходах играли налоги с товаров, двигающихся по Дунаю из Центральной Европы или по Днестру и Днепру из России.
Крым с его очень смешанным населением являлся сердцем татарского государства под управлением династии Гиреев. Гиреи претендовала на то, что являются старшими потомками Чингис-хана, и в то же время приняли сюзеренитет османов. Существовали и другие татары, которые приняли сторону России, особенно ногайцы на Северном Кавказе (со временем их начали использовать для полицейских функций, и их длинный хлыст, nagayka, стал ярким образом в революционной иконографии). Теоретически Северный Кавказ был турецким, и горные племена черкесов, жившие в его западной части, являлись (опять же в основном теоретически) мусульманами. На Кавказе турки и их союзники держались довольно упорно, но на Балканах и в дельте Дуная ситуация оказалась плачевной.
Однако плачевнее всего ситуация для османской империи обернулась на море. Русский флот неожиданно появился в Средиземном море, команды для него частично набирались из британских моряков – характерная иллюстрация креативного способа, которым Россия использовала иностранцев. Началось все, конечно, с самой императрицы, которая происходила из правящей династии Ангальта, немецкого княжества размером со скромное поле для гольфа. Она захватила трон в 1762 году, когда ее любовник скамеечкой для ног размозжил голову ее мужу. Несчастный муж, Петр III, унаследовал трон шестью месяцами ранее после смерти своей тети, императрицы Елизаветы, появился на ее похоронах абсолютно пьяным и приказал заменить заупокойную молитву пением «Te Deum».
Но теперь эти северные варвары положили конец османской монополии на Черном море. Их флот, вызвав всеобщее удивление, очутился у берегов османской Греции, где офицеры попытались поднять православных на восстание. Затем русские корабли двинулись к порту Смирна, а в 1770 году разгромили османский флот у Чесмы, возле острова Хиос, продемонстрировав превосходно качества своей артиллерии, так и высокое искусство мореплавания. Характерной особенностью османского мышления оказалось то, что они даже не могли понять, как русские попали сюда: разве река под названием Рейн не течет через всю Европу?
Здесь нам придется обратиться к главному правительственному органу в Константинополе, Баб-и Али, Блистательным Воротам Государства, центральному месту принятия решений – в офранцуженной передаче, которая появилась в ту эпоху, это название стало звучать как «Порта». Когда в 1774 году закончилась война, Порте пришлось смириться с потерей монополии на Черное море. Россия стала доминирующей силой на Северном Кавказе и была на пути к захвату Грузии. Крым получил формальную независимость, правителем его стал один из Гиреев, Шахин – очень красивый молодой человек и, по слухам, один из любовников Екатерины. Другой Гирей влюбился в мисс Паттерсон из Эдинбурга и обратился в шотландский протестантизм, когда ее отец (юрист) заявил, что не позволит своей дочери выйти замуж за восточного человека, даже если это принц. Она все еще жила в своем крымском дворце, когда британская армия высадилась здесь пятьюдесятью годами позднее, а ее отделенный потомок, женившись на фон Герсдорф, устроил последнюю свадьбу в светском обществе в нацистской Германии.
Затем последовала война между крымскими и ногайскими татарами, и в итоге в 1783 году Россия впрямую аннексировала Крым. Единственное, что мог сделать султан – это попросить, чтобы его признали защитником мусульман. Екатерина Великая согласилась, но на условии, что она также будет признана в неопределенном статусе защитника христиан в Османской империи, что долгое время вызывало беспокойство у Европы.
Теперь, когда русские корабли (некоторые из них были греческими, поднявшими выгодный флаг) ходили по Босфору, а татарские и черкесские беженцы заполонили Анатолию, когда были потеряны территории, изначально являвшиеся мусульманскими, для государства наступил кризис. Конечно, умные люди уже давно предупреждали о грядущем наступлении тяжелых времен, но их почти не слушали, потому что система пока еще работала по инерции, и изнутри на нее оказывалось слишком малое давление, чтобы добиться перемен. Даже православная церковь была вполне удовлетворена и действительно не хотела никакого внешнего контроля за своими делами – в это время немецкие путешественники, посетившие гору Афон, обнаружили, что для подпирания дверей, а иногда и для растопки печей здесь используются византийские манускрипты. Многие тысячи янычар вытягивали государственные средства и зачастую продавали свои именные документы армянским спекулянтам.