К этому времени все уже списали турок со счетов. Вопрос стоял только, как разделить империю, нефть и все остальное. Здесь важную роль играл контроль над Балканами, потому что они находились буквально на дороге. Ранее дележ Китая вызвал яростное соперничество среди великих держав, но там были задействованы военно-морские силы, а не сухопутные армии, и в любом случае не были вовлечены исторические интересы. Османская Турция, Средний Восток и Балканы – это совсем другое. Пока Россия оставалась слабой и находилась на задворках, как показала Крымская война и даже война 1877–1878 годов, существовало по крайней мере равновесие. Но с 1908 года Россия испытывала экономический подъем, и к 1917 году, когда должен был завершиться план ее перевооружения и строительства стратегических железных дорог, она в союзе с Францией стала бы достойным противником для Германии.
Со времени скандала вокруг Лимана фон Сандерса в Берлине росла паника. Генералы стучали по столу: войну теперь же, до того, как станет слишком поздно! Канцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег говорил это личному секретарю, который записал высказывание в своем дневнике. Но как найти оправдание для войны? Повод подвернулся, когда наследник престола Австро-Венгрии был застрелен сербским террористом в Сараево, в Боснии. Немцы заявили о поддержке австро-венгров, чтобы спровоцировать войну с Сербией; затем, когда русские ответили мобилизацией своих сил, чтобы защитить свои позиции на Балканах, Берлин объявил войну. Когда Франция начала мобилизацию, война пришла и туда тоже, а стратегическая логика продиктовала Германии вторгнуться в Бельгию – в результате британцы также оказались втянутыми в войну. К 4 августа разразилась общеевропейская война. Что теперь оставалось делать туркам?
Некоторые деятели доказывали (вплоть до отставки), что ничего не надо делать, либо же надо заключать союз с британцами. Проблема состояла в том, что тогда Турция могла просто оказаться разделенной при заключении некоего компромиссного мира – что-то похожее носилось в воздухе после того, как Наполеон и Александр I заключили соглашение в Тильзите в 1807 году.
По необыкновенному стечению обстоятельств два немецких военных корабля смогли спастись от британского флота в Средиземном море и добраться до нейтральные тогда вод Проливов. Уже 2 августа наиболее важные члены правительства (другие министры просто не были проинформированы) начали готовиться к образованию альянса с Германией. Талаат, великий визирь Саид Халим-паша и главнокомандующий Энвер-паша подписали документ о союзе в саду летнего дома немецкого посла в Тарабии, немного выше по Босфору в сторону Черного моря. Документ хранился в секрете.
Теперь был найден ловкий способ уйти от британцев: два германских корабля, «Гебен» и «Бреслау», превратились в корабли османского военно-морского флота, их команды надели фески, а адмирал Вильгельм Сушон поступил на турецкую службу. Так сложился прекрасный момент создать собственно независимую Турцию, бросить вызов ограничениям, налагаемым на нее западными государствами.
Энвер выбрал путь провокации войны. Он послал немецкие корабли в Черное море, где они были сильнее всего русского флота. Крейсера обстреляли русский порт Одесса, вызвав большие разрушения. Ошеломленные русские дипломатически затребовали объяснений; последовал уклончивый ответ, и к началу ноября Турция оказалась в состоянии войны с Британией, Францией и Россией – к этой коалиции вскоре присоединилась Италия. К 1916 году все четверо разработали проект раздела империи после войны.
Энвер был авантюристом по природе, типичным стилем его поведения до сих пор было вытаскивание кролика из шляпы в самый неожиданный момент. Он все еще был очень молод – его карьера закончилась окончательным падением в 1922 году, когда ему было лишь сорок. Он желал в первую очередь короткой войны (это была почти всеобщая иллюзия, оказавшаяся самой трагической), а после нее – договорного мира, по которому турки смогли бы возвратить Салоники. Младотурки имели одну прямую цель, которой сочувствовали все турки: отмены «капитуляций» – исключительных привилегий, получаемым гражданами западных государств в экономике страны. Они, с вынужденного немецкого согласия, были действительно отменены, и поэтому турки смогли, наконец, строить собственную экономику. Это пошло на пользу зарождающейся национальной буржуазии, и свидетельством тому был закон об обязанности бизнеса вести свои дела по-турецки.
Энвер также играл на международном исламе. Лидер младотурок серьезно относился к Священной войне. Ему не мешало ни то, что он был масоном, ни то, что Священная война для Турции означала войну одних христиан против других. Но в любом случае призыв к ней упал в пустоту и не привел к восстанию индийских мусульман (эмир Афганистана, к которому официально обратились несколько предприимчивых немцев, более или менее превратил его в бумажную стрелу) или русских татар. А главное – он не произвел впечатления в Египте, и странная атака на Суэцкий канал в итоге ни к чему не привела.
Энвер также надеялся на крушение позиций России на Кавказе. Он двинул свою Третью армию через снежное плоскогорье к западу от Карса. Связность на востоке была ужасной, так как Багдадская железная дорога шла только до Анкары, и войскам пришлось маршировать от нее еще пятьсот миль. Необходимое вооружение могло поступить только из Германии, которая сама находилась в стесненных обстоятельствах, и коммуникации с ней через Балканы также были напряженными. В итоге сражения у Сарыкамыша в декабре 1914 года было потеряно 90 000 человек.
Затем наступил необыкновенный момент турецких успехов – крупномасштабная репетиция их состоялась в первые месяцы 1913 года. Британцы во главе с Черчиллем посчитали, что Турция рухнет, если военный флот приложит усилия против Дарданелл, и в марте 1915 года вместе с французами послали 12 крупных линкоров в Проливы[52], прикрытые большими пушками. Но турецкие мобильные береговые батареи оказались хорошо укрыты и наносили противнику серьезный урон; кроме того, союзники несли потери на минах. Три линкора были потоплены, три сильно повреждены; в итоге британцы отступили.[53]
Затем союзники попытались высадиться на берег полуострова Галлиполи, и сражение здесь длилось до февраля 1916 года, когда силы англичан вынуждены были эвакуироваться. Эти действия имели смысл только при предположении, что турки сдадутся – и в Константинополе действительно была паника. Но благодаря этим военным иллюзиям возник и другой результат. Операции по высадке десанта даже в век современного вооружения ужасно сложны. Людей, высаживающихся с десантных судов, легко выводить из строя при помощи хорошо укрытой береговой артиллерии или даже просто стрелковым вооружением. Высадившиеся войска нелегко снабжать даже элементарными предметами первой необходимости – хотя бы просто водой. А обычный турецкий солдат, как бы слабо ни был он обучен и как бы плохо ни атаковал, имел одно достоинство: он не знал, что такое паника.
Только два человека с британской стороны понимали это: один, Обри Герберт, который ездил по всей Османской империи и знал местные языки (ему предлагали корону Албании, но он отказался), и полковник Даути-Уайли, который в 1909 году служил военным представителем в Адане, имея задание разобрать ситуацию, касавшуюся армян.[54] Он настолько симпатизировал туркам, что был членом Красного Полумесяца, мусульманского эквивалента Красного Креста, был награжден султаном. Теперь, высадившись в апреле 1915 года с войсками, он носил только красивую палку, так как не хотел убивать турок (сам он был убит и посмертно награжден Крестом Виктории). В остальном на британской стороне господствовали самонадеянность, романтизм и восхитительная неумелость. Атаки проваливались одна за другой; попытка в августе высадиться дальше по берегу тоже провалилась. В итоге погибло 250000 человек со стороны союзников и, вероятно, 400000 человек с турецкой стороны.[55] Союзники отступили в Салоники, где образовали новый фронт – в нарушение нейтралитета Греции. Однако до 1918 года здесь не удавалось добиться каких-либо результатов. Весной 1916 года турки одержали еще одну победу у Кут-эль-Амары к югу от Багдада, где британская дивизия оказалась окружена и вынуждена была сдаться.
Британские атаки в марте-апреле 1915 года представляли смертельную угрозу и совпали с наступлением русских в Восточной Анатолии. Правительство в Константинополе ответило чрезвычайными мерами. Ситуация Армении стала теперь максимально острой. В российской армии насчитывалось четыре армянских бригады, и патриарх в российской Армении с одобрения царя обратился с предложением общего восстания против турок. Это восстание произошло в районе озера Ван, где мусульмане были вырезаны, а мусульманский город у подножия громадной скалы-крепости, смотрящей на озеро, был снесен (ныне здесь все еще видны его руины).[56]
В конце апреля также состоялись атаки на тыловые коммуникации и малочисленные отряды связи турецкой армии. Это совпало с высадкой союзников в Галлиполи и ответом Талаата, организовавшего облаву на ведущих армянских деятелей в Константинополе, которых вывезли внутрь страны и в некоторых случаях убили. Затем поступили приказы о депортации армянского населения из прифронтовой зоны (при этом было сделано много исключений) – и колонны гражданских лиц потянулись к другим местам поселения, в основном в северной Сирии.[57] На эти колонны совершались нападения курдскими и арабскими племенами, в некоторых случаях по сговору с османскими властями, и существуют хорошо документированные сведения о случаях резни, наблюдавшихся иностранными консультантами и миссионерами, которые считали, что все это происходит по приказу правительства. Напрямую этого никогда не было доказано – имеющиеся свидетельства теперь воспринимаются в основном как выдумки, – а правительство даже привлекло к суду 1500 мусульман, пятьдесят человек казнили, включая одного губернатора.