анца Иосифа. Но была еще одна коронованная особа, кого искренне восхитил образ действий Иштвана Тисы. Это был властелин второй Германской империи Вильгельм, который в кругу приближенных сказал о венгерском премьере: «Такой человек нужен и Германии».
ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС 1905–1906 гг. «ЕХ LEX»
Состоявшиеся в конце января — начале февраля всеобщие парламентские выборы в Венгрии, как и вся политическая жизнь страны в течение двух последующих лет, прошли под знаком первой русской революции, оказавшей огромное влияние на настроение масс, особенно рабочих. Рядом, по соседству, зашатался казавшийся непоколебимым трон царя-деспота, оплота всеевропейской реакции. Начавшиеся с расстрела петербургских рабочих события великий Ади уподобил землетрясению; «гордостью истории», истинно народной назвал он русскую революцию. Печать напоминала, что «московитской революцией» поколеблен трон тех, кто «растоптал нашу свободу», намекая на царскую интервенцию 1848–1849 гг. Уже в январе-феврале 1905 г. социал-демократическая партия организовала сотни собраний и митингов, на которых венгерские рабочие не только выражали полную солидарность с «русскими братьями», но и клялись выступать за свои права так же энергично и революционно, как и они. Популярнейшим лозунгом скоро стал клич: «Будем действовать по-русски!»
Парламентские выборы, проходившие в этой накаленной до предела обстановке, окончились сенсационным поражением либералов; впервые за четыре десятилетия существования дуалистической системы они потерпели на выборах поражение, причем сокрушительное, набрав всего 159 мандатов, в то время как их главный противник — Партия независимости завоевала в палате 166 мест. Все же коалиция оппозиционных партий имела в новом парламенте 254 депутата. И впервые в дуалистическую эпоху дуалистическая конституционность дала серьезную осечку.
Король не осмелился соблюсти элементарное правило парламентаризма и поручить формирование правительства партии, победившей на выборах. Он, как и придворные круги, и австрийская военщина, испугался коалиции, которая одержала победу над путавшими их национальными лозунгами, направленными против Австрии и системы дуализма. В течение полугода Вена тянула дело, надеясь на раскол коалиции. Полгода Венгрия не имела правительства. В июне, когда все попытки короны потерпели неудачу, король решился на необычный шаг, передав управление страной кабинету чиновников во главе с бывшим министром обороны и бывшим капитаном венгерской лейб-гвардии короля генералом Гезой Фейервари.
21 июня палата депутатов по призыву коалиции, объявив «правительство трабантов» (так называлась венгерская королевская гвардия, которой командовал генерал Фейервари) антиконституционным, провозгласила «национальное сопротивление». Оно выражалось в отказе комитатов сотрудничать с незаконным правительством, выставлять рекрутов и собирать налоги. Наступило состояние «ех lех», т. е. вне закона, поскольку страной правило правительство, не обладавшее законными, конституционными полномочиями. Кабинет Фейервари летом действительно оказался в полной изоляции, с ним никто не хотел иметь дело. Бастовавшие в летние месяцы сельскохозяйственные рабочие» обосновывая свое право на стачку, заявляли: «Сейчас нет закона, король его нарушил», и «мы вправе нарушить контракты об уборке урожая!»
Рабочий класс, воодушевленный русской революцией, требовал от колебавшегося руководства социал-демократии и профсоюзов более решительных действий во имя осуществления ею же выдвинутой программы демократизации политического строя страны, и прежде всего всеобщего, равного, тайного, прямого избирательного права. В поисках союзников социал-демократическое руководство обратилось к оппозиционной коалиции, предложив ей поддержку организованного пролетариата взамен обещания осуществить избирательную реформу. Коалиция, во главе которой стояли люди далеко не демократического склада, такие консервативные аристократы, как граф Андраши или граф Альберт Аппони, отнюдь не жаждала ни союза с социалистами, ни тем более расширения избирательного права в пользу рабочего класса. Более чем умеренных взглядов придерживался и лидер Партии независимости Ф. Кошут. Сделка, таким образом» не состоялась.
И тогда на социал-демократию как на союзницу обратил внимание министр внутренних дел незаконного кабинета Йожеф Криштофи. Сделал он это в самое время, ибо положение в стране с точки зрения властей ухудшалось с каждым днем. Пассивное сопротивление комитатов, вызвавшее, как установило министерство финансов в июле, значительное сокращение государственных доходов, грозило выйти из-под контроля коалиции и опрокинуть «законность и порядок» даже в армии. Военное министерство жаловалось на участившиеся случаи подстрекательства солдат к неповиновению приказам офицеров. Русский консул в Будапеште считал, что движение уничтожало в «гражданах сознание их обязанности в отношении к государству», дезорганизовало систему управления и вызывало «внутреннюю междоусобицу».
В обстановке, когда кризисные явления нарастали, а власти были бессильны что-либо предпринять для нормализации положения, «правительство трабантов» с санкции короля и двора пошло на смелый маневр, противопоставив коалиции всех оппозиционных парламентских партий блок с социалистами. Национальным лозунгом коалиции стала программа социальных реформ, и прежде всего реформа всеобщего избирательного права. Тайные переговоры руководителей венгерской социал-демократии с министром внутренних дел Йожефом Криштофи начались в июле и завершились подписанием соглашения, известного в истории как «пакт Криштофи — Тарами». Эрнё Тарами в последние годы прошлого» века и позднее являлся главным редактором центрального органа партии газеты «Непсава» («Слово народа») и вплоть до первой мировой войны оказывал решающее влияние на формирование идеологии, политики и тактики партии.
Пакт Криштофи-Тарами предусматривал полную поддержку незаконного правительства в его борьбе против национальной коалиции, но только после того, как правительство официально объявит о своем решении осуществить всеобщее избирательное право, о котором рабочий класс Венгрии мечтал и за которое боролся со времени возникновения в стране социалистического организованного движения. Со стороны социалистов это был более чем сомнительный и даже опасный шаг. Во-первых, пакт сузил фронт борьбы за демократизацию общества важной самой по себе, но единственной и сравнительно ограниченной целью. Во-вторых, социал-демократическое руководство пошло на этот шаг ради достижения поставленной задачи, правда ничуть не смущаясь тем, что может запятнать честь, достоинство и репутацию пролетариата и его партии, низводя ее до уровня ординарных буржуазных партий, для которых «цель» действительно «оправдывает средства». Лидеры социал-демократов вступили в союз с правительством, которое в Венгрии абсолютно никого не представляло, а являлось исключительно инструментом абсолютистского режима, установленного венским двором и королем. Разумеется, Тарами и его единомышленники охотнее блокировались бы с той же Партией независимости, что они и попытались сделать в самом начале кризиса. Но их предложением пренебрегли, и тогда они круто повернули на 180 градусов.
Очевидная неуверенность венгерской социал-демократии в действительно сложнейшей политической обстановке, ее шараханье из одной крайности в другую, противоположную объясняются взаимодействием, отчасти случайным совпадением очень разных по значению и характеру явлений и факторов. Бесспорно, однако, что венгерская социал-демократия в 1905 г. была захвачена врасплох неожиданными историческими событиями, начиная от русской революции и кончая победой национальной коалиции. К ним она не была подготовлена ни в теоретическом, ни в практическом плане. Партия не разработала программу по национальному вопросу, хотя сама была многонациональной и представляла многонациональную страну, где имелись нации угнетенные и нация господствующая. Страна быстро набирала темпы индустриализации, но тем не менее оставалась преимущественно крестьянской, поэтому социал-демократам необходимо было разработать отвечающую данным условиям аграрно-крестьянскую программу.
В 90-е годы венгерская социал-демократия делала, по существу, только первые робкие шаги к осмыслению указанных остроактуальных проблем. Ей не хватало теоретического багажа, да и кадрами теоретиков она была не очень богата. Между тем время не ждало, а некоторые решения в кризисной ситуации необходимо было принимать немедленно. Партия фактически сдала в архив лозунг самоопределения наций, выдвинутый на заре социалистического движения в Австро-Венгрии. Она едва откликнулась на бурные дискуссии между сторонниками культурно-национальной автономии и автономии территориальной в австрийской социал-демократии, на биение теоретической мысли в соседней стране. Ее не могла вывести из состояния летаргия даже «брюннская программа» австрийской социал-демократии — первая в истории международного рабочего движения специальная программа по национальному вопросу, привлекшая к себе внимание во всем мире.
Вплоть до заключения пакта Тарами-Криштофи венгерская социал-демократия явно сторонилась постановки национального вопроса и для венгерской, и для остальных стопроцентно угнетенных наций королевства, хотя по-своему признавала и боролась за их равноправие. Из всего богатого теоретического наследия марксизма партия прочно усвоила лишь самое общее положение о подчиненности национального вопроса социально-классовому. Она боялась распада Австро-Венгерской империи, но пуще всего ее страшила мысль о распадении на части Венгерского королевства. В то же время социал-демократы прекрасно отдавали себе отчет в опасности проникновения национализма в идеологию и политику пролетариата, поскольку это грозило буржуазным перерождением партии рабочего класса. Оттого венгерские социал-демократы и избегали занять четкие позиции по венгерскому национальному вопросу, по проблеме независимости и полного государственного суверенитета Венгрии. Несмотря на честность занятой позиции, она в конечном счете выглядела как национализм наизнанку.