Однако и после этой неудачи Каройи не оставил попыток найти поддержку своим планам за пределами страны. В феврале и июне с группой политических деятелей, среди которых находился и Жигмонд Кунфи, идеолог венгерской социал-демократии, член ЦК, он отправился в США. Мощная волна трудовой эмиграции к началу XX в. занесла в эту страну свыше 500 тыс. венгров. Делегация посетила венгерские колонии в Детройте, Чикаго, Нью-Йорке, Кливленде, пропагандируя идеи сохранения мира, разрыва с Германией и сближения с Антантой. Встречался Каройи и с политическими деятелями США, но и у них не нашел поддержки. Весть о сараевском убийстве (наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда и его жены) застала делегацию на борту океанского лайнера, отплывшего 28 июня из Шербура. По иронии судьбы Каройи, единственный профранцузски настроенный венгерский политик, возвращаясь на родину через Францию, был интернирован как подданный враждебной державы. Лишь спустя несколько месяцев его выпустили под честное слово, что он не будет воевать против Франции и ее союзников.
Глава XIII ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА И ВЕНГРИЯ
САРАЕВСКИЙ КРИЗИС
Убийством престолонаследника Франца Фердинанда и его супруги графини Хотек в боснийском городе Сараево 28 июня 1914 г. начался международный кризис, называемый июльским либо сараевским, — прелюдия первого в истории мирового пожара. Нет но всеобщей истории месяца, которому было бы посвящено такое громадное количество книг, статей, многотомных публикаций документов. Тщетной будет попытка дать хотя бы краткое описание событий июля 1914 г., поэтому ограничимся лишь несколькими штрихами, характеризующими роль и место Венгрии в процессе вовлечения Европы в мировую катастрофу.
Убийство наследника и его жены сербскими террористами, несомненно, было опасным политическим криминалом, но никто тогда не мог предугадать, что этот акт приведет к европейской войне. Правда, австрийская военная партия давно искала случая, чтобы рассчитаться с маленькой Сербией, причинявшей большие хлопоты соседней державе. Австрийскую военную партию активно поддержали германские империалисты и лично кайзер Вильгельм, с нескрываемым нетерпением подталкивавший союзницу к провокационным действиям в отношении Белграда. В первые дни июльского кризиса многие полагали, что конфликт можно уладить дипломатическим путем. В момент покушения Тиса находился в своем имении в Гесте, а Франц Иосиф в летней резиденции в Ишле. Весть об убийстве эрцгерцога, которого недолюбливали оба, была воспринята ими довольно спокойно. Особых признаков глубокого траура не замечалось при венском дворе, Да и похороны прошли довольно скромно. Лишь когда стало ясно, что сараевское покушение дает монархии бесценный козырь против Сербии, тогда машина военной пропаганды заработала на полную мощность. Австро-Венгрию в те июльские дни охватила невиданной силы истерия. Антисербские демонстрации прошли даже в Загребе. В начале июля Вильгельм без всяких дипломатических околичностей потребовал от Австро-Венгрии объявления войны Сербии.
Тиса же по разным соображениям — и тактическим, и стратегическим — считал момент не подходящим для войны. Во-первых, указывал он, инцидент в боснийской столице, каким бы тяжким он ни был, еще недостаточный повод для объявления войны.
Во-вторых, Россия не даст разгромить Сербию и потому ее вступление в войну станет неизбежным. Кроме того, неизвестно, как поведет себя в этом случае Бухарест. Чтобы держать в узде Румынию, необходим сильный союзник. «Единственное государство, на которое мы можем рассчитывать, — писал Тиса, — это Болгария, но она истощена поражением во Второй балканской войне, и надо прежде дать ей восстановить свои силы». Свои соображения Тиса изложил в меморандуме, отосланном Францу Иосифу 1 июля, подчеркнув, что считает время для войны «чрезвычайно неблагоприятным».
7 июля собрался общий совет министров, чтобы решить вопрос о войне против Сербии. Венгерский премьер решительно воспротивился объявлению войны, предложив послать такой ультиматум, который не вел бы страну к войне. Кроме того, он отклонил идею аннексии Сербии, согласившись лишь на отторжение некоторых территорий. На следующем заседании, состоявшемся 14 июля, Тиса, совершив крутой поворот на 180 градусов. снял свое вето и открыл зеленую улицу военному решению. Что же произошло за одну неделю — с 7 по 14 июля, когда взоры всего мира были обращены к Вене? 12 июля Тисе передали настойчивое пожелание императора-короля о том, чтобы он изменил свою позицию и присоединился к большинству. Министр иностранных дел Берхтольд со своей стороны убеждал венгерского премьера не упорствовать, ссылаясь на желание правительства Германии. «В Берлине ждут акции монархии против Сербии, — говорил он, — и в Германии не поймут, если мы упустим представившийся случай без того, чтобы нанести удар».
Одновременно Тиса получил от германского посла твердые заверения в отношении сохранения Румынией нейтралитета. Тиса дал себя переубедить, потому что считал Германию единственным гарантом сохранения Австро-Венгрии в качестве великой державы. Он верил в военное могущество и экономический потенциал Германии: по степени вооружений и завершенности военных приготовлений, отмобилизованности она к лету 1914 г. опережала всех своих соперников. Тиса опасался, что данное преимущество может быть со временем утеряно. Именно это обстоятельство сыграло определяющую роль в перемене позиции венгерского премьера. Роковое решение Тиса принял не под давлением, а сознательно, с полной убежденностью в правильности своего шага и отлично представляя его далеко идущие исторические последствия.
На общем совете министров 14 июля граф Иштван Тиса без оговорок высказался за ультиматум Сербии, т. е. за войну, за войну мировую, а не региональную. Он знал, что делал. Тиса не выдвинул ни одного возражения, более того, принял самое активное участие в составлении текста сербского ультиматума» такого, какого ни одно суверенное государство при всем своем желании не могло бы принять. Именно такая нота, не имевшая равных в дипломатической истории, была направлена в Белград и вручена послом Австро-Венгрии премьер-министру Сербии Ни коле Пашичу. Последний согласился принять ультиматум, но не мог допустить, чтобы расследование дела об убийстве проводилось на территории его страны следственными органами иностранной державы. Не дожидаясь завершения переговоров Франц Иосиф 28 июля объявил войну Сербии. Так началась первая в истории человечества мировая война, непосредственную вину за которую наряду с главными ее поджигателями — германскими милитаристами и австрийской военщиной — несут венгерские господствующие классы, на протяжении всего июльского кризиса беспрекословно поддерживавшие своего лидера Тису.
Венгерский премьер с присущей ему последовательностью, энергией, беспощадностью бросил на алтарь бога войны все людские и материальные ресурсы 20-миллионной страны, какие только мог мобилизовать. Он точно следовал тому заявлению, которое сделал еще 14 июля послу Германии: «Я с трудом решился на войну, но теперь убежден в ее необходимости и буду всеми силами отстаивать величие монархии».
Дело, конечно, не только в личности, пусть и незаурядной, Тисы. Война была желанна для всего господствующего класса в целом: банкиров, фабрикантов, земельных магнатов, буржуазных политиков, которым война обещала баснословные прибыли, а также быстрое и решительное подавление всякой внутренней оппозиции, «смуты» и «анархии», особенно среди эксплуатируемых масс трудящихся и угнетенных национальностей. В войне виделось лучшее средство подавления классовой борьбы и сохранения единства как многонациональной Венгрии, так и многонациональной империи.
Военная истерия, разгул шовинистических страстей, ненависти к Сербии в те июльские дни захлестнули буквально всю страну, а не только сравнительно немногочисленный класс буржуазии и помещиков. Ко всему этому оказались причастными и многие крестьяне, и даже рабочие, в том числе сознательные, организованные, воспитанные в традициях интернационализма. Сегодня, вглядываясь в пожелтевшие от времени фотоснимки в газетах тех дней, поражаешься, с какой легкостью, с каким неописуемым энтузиазмом на озаренных улыбкой лицах маршировали по улицам венгерских городов молодые ребята отнюдь не буржуазного происхождения. Они направлялись на сборные пункты новобранцев, неся в руках плакаты с надписями, угрожавшими наказать и уничтожить «собаку Сербию!». Психоз был явно массовым. Оболваненная шовинистическими лозунгами, молодежь из крестьян и рабочих бездумно поддалась ему, конечно же не ведая о том, что творит и что ждет ее в ближайшем будущем. Военно-патриотический и шовинистический угар лета 1914 г. отчетливо продемонстрировал силу националистической идеологии и националистической психологии. Он показал, сколь легко, оперируя ими, можно манипулировать народными массами, с тем чтобы они покорно и даже охотно отдали себя на заклание, подобно жертвенному барану из библейской легенды.
За войну, как ни странно, выступали буржуазные партии угнетенных национальностей — национальные партии трансильванских румын и даже словаков, несмотря на славянскую солидарность. Лидеры словацкой Национальной партии в воззвании от 5 августа 1914 г. призвали соотечественников сражаться за целостность монархии и быстрейшую победу над ее врагами. Выступая в парламенте, лидер католической Народной партии Ф. Юрига заявил, что «сейчас должны быть отброшены национальные противоречия и мы должны помнить лишь одно: у нас одна мать, одна родина, одна Венгрия и пусть она расцветает и победит».
ВОЙНА И РАБОЧИЙ КЛАСС
В истории знаменито великое грехопадение социалистических партий II Интернационала, которые вслед за сильнейшей из них, германской социал-демократией, проголосовавшей 4 августа за военные кредиты, с каким-то облегчением и радостью поддержали «свои» буржуазные правительства и империалистическую войну. Такую же позицию заняла и Социал-демократическая партия Венгрии, хотя она не имела возможности, не будучи представленной в парламенте, голосовать за что-нибудь. Партия на протяжении многих лет, следуя антивоенным призывам конгрессов II Интернационала, в