* * *
В.: Мы обсуждали внутренние трансформации, которые происходят «на пути к глобальному», и все те проблемы, которые могут помешать возникновению этого глобального сознавания.
К. У.: Да, и мы подошли к моменту смены парадигмы от доконвенциональных форм сознавания к конвенциональным — от вехи 3 к вехе 4, особенным признаком которой является способность принимать на себя роль другого. И в этой смене мы видим продолжение тенденции к снижению эгоцентризма. На самом деле общее направление развития у людей — телос человеческого развития — стремится ко все менее и менее эгоцентрическим состояниям.
В общем и целом это так. Великая битва во вселенной всегда происходит между эволюцией и эгоцентризмом. Эволюционная сила, влекущая к порождению большей глубины, синонимична силе, влекущей к преодолению эгоцентризма, обнаружению все более широких и глубоких целостностей, развертыванию все более крупных союзов. Молекула преодолевает эгоцентризм атома. Клетка — эгоцентризм молекулы.
И нигде эта тенденция не находит лучшего выражения, нежели в человеческом развитии.
Эволюция против эгоцентризма
В.: Значит, эволюция — это постоянное уменьшение эгоцентризма.
К. У.: Да, это непрерывная децентрация. Говард Гарднер предлагает чудесный обзор исследований в данной сфере, и я хочу зачитать краткую цитату из него, ибо ею все сказано.
Он начинает с упоминания того, что развитию, в общем, свойственно «уменьшение эгоцентризма». И далее он продолжает: «Маленький ребенок всецело эгоцентричен: это не значит, что он думает о себе эгоистично, а напротив — что он неспособен думать о себе. Эгоцентрический ребенок неспособен отличить себя от остального мира, он не отделил себя от других и от объектов. Посему он чувствует, что другие разделяют с ним его боль и его радость, что его лепет всегда будет понят, что его перспектива разделяется всеми людьми, что даже животные и растения участвуют в его сознании. Играя в прятки, он будет “прятаться” прямо на виду у других, ведь его эгоцентризм не позволяет ему понять, что другим очевидно его местонахождение. Всю траекторию человеческого развития можно рассмотреть как продолжающееся уменьшение эгоцентризма».
В.: Стало быть, нарциссизм и эгоцентризм наиболее выражены на вехе 1, а в дальнейшем постепенно уменьшаются?
К.У: Вот именно! Ведь на данной стадии личность наименее дифференцирована и нарциссизм проявляется в своем худшем виде!
Это самоцентрирование несколько уменьшается, когда отождествление младенца переключается от физиоцентрического пространства к биоцентрическому — от вехи 1 к вехе 2. Ребенок более не считает физический мир продолжением себя, ибо физическая самость и физический мир теперь дифференцированы. Но эмоциональная самость и эмоциональный мир все еще не отделены, так что весь эмоциональный мир рассматривается в качестве продолжения самости, — эмоциональный нарциссизм находится на своем пике! Биоцентрическая, или экологическая, самость вехи 2, таким образом, все еще глубоко эгоцентрична. Она считает: то, что она чувствует, чувствует и весь мир.
Нарциссизм уменьшается или вновь снижается с образованием концептуальной самости (веха 3). Самость теперь представляет собой концептуальное эго, однако это эго все еще не может принять на себя роль другого, а значит, раннее эго все еще преимущественно нарциссично, доконвенционально и эгоцентрично.
Поэтому я иногда обобщаю вышеупомянутое постепенное снижение нарциссизма как переход от физиоцентризма к биоцентризму и эгоцентризму, при этом понимая, что все три стадии в общем смысле эгоцентричны, но во все меньшей и меньшей степени. И вся эгоцентрическая перспектива переживает еще один радикальный сдвиг, когда формируется способность принимать на себя роль другого. В этот момент эгоцентризм сменяется социоцентризмом.
Веха 4 (продолжение): социальные сценарии жизни
В.: Другими словами, начинается веха 4.
К. У.: Да. На этой стадии для меня жизненно важным становится не то, как мне приспособиться к своим биологическим влечениям, а то, как мне приспособиться к моим социальным ролям, моей группе, моим сверстникам или, если взять шире, как мне приспособиться к моей стране, моему государству, моему народу. Я теперь принимаю на себя роль другого, и то, как мне приспособиться к другому, обретает ключевое значение. Я вновь децентрировался, вновь дифференцировался, вновь трансцендировал: мое эго теперь не единственное эго во вселенной.
Следовательно, эта социоцентрическая позиция является крупной трансформацией — или сменой парадигмы — от предыдущих особенно эгоцентрических позиций первых трех вех развития. Но заметьте: с вехой 4 забота и участие расширяются от меня к моей группе, но не далее! Если вы являетесь членом группы, членом моего племени, моей мифологии, моей идеологии, тогда вы тоже «спасены». Но если вы принадлежите другой культуре, другой группе, другой мифологии, другому богу, тогда вы прокляты навеки.
Итак, эта социоцентрическая, или конвенциональная, позиция, как правило, очень этноцентрична. Забота и участие расширяются от меня до моей группы, и на этом расширение останавливается.
Поэтому я также называю эту конвенциональную, или социоцентрическую, позицию термином мифическое участие. Мировоззрение вехи 4 все еще мифологично, так что забота и участие распространяются на всех, кто верит в эту же мифологию, эту же идеологию, эту же расу, это же вероучение, эту же культуру, и только. Если ты участник мифа, то ты мне брат или сестра. Если нет, катись к черту!
Другими словами, я способен децентрироваться от моего эго к моей группе, но я еще неспособен децентрироваться от моей группы. Моя группа — это единственная группа во вселенной. Я еще неспособен перейти от социоцентризма и этноцентризма к подлинно мироцентрической, универсальной, или глобальной, позиции — децентрированной, универсальной, плюралистической позиции. Но я медленно, но верно движусь в этом направлении! Я на пути к глобальному, причем каждая стадия на этом пути знаменуется более глубокой децентрацией, уменьшением эгоцентризма, уменьшением нарциссизма, трансценденцией более поверхностного, раскрытием большей глубины. Децентрация, трансценденция, снижение эгоцентризма — вот сколько слов для обозначения одного и того же, все того же самого телоса эволюции.
И на самом деле постконвенциональная, глобальная, или мироцентрическая, позиция представляет собой следующую веху, или веху 5.
В.: Хорошо, но давайте сначала закончим с вехой 4. Отождествление переходит от эгоцентризма к социоцентризму.
К. У.: Да. Самость более не соотносится только или преимущественно со своим телом и его непосредственными импульсивными побуждениями, но еще и вовлекается в мир ролей и правил. Самость встретится со всевозможными сценариями или ролями и правилами для заучивания, которые ей предстоит проигрывать.
Большинство из этих сценариев полезны и совершенно необходимы: они остаются средствами, при помощи которых вы вытягиваете себя из самих себя, погружая в круг межсубъективной культуры, круг заботы и участия, отношений и ответственности, когда начинаешь видеть в других свою расширенную самость и распространять на них заботу. Вы видите мир глазами другого и, таким образом, находите более широкое сознание, которое сияет за пределами клетки «меня» и «моего».
Но некоторые из этих сценариев искажены, жестоки или дезадаптивны, и, когда с этими сценариями случается что-то не то, мы называем это «сценарной патологией». Личность окружает себя всевозможными ложными и искаженными социальными масками и мифами («я плохой человек, я никуда не гожусь, я ничего не могу правильно сделать») — всеми этими жестокими сценариями, травмирующими и ранящими индивида.
Все это, если говорить вкратце, ложь. Все эти ложные сценарии являются разновидностью лжи на данном уровне, и ложная самость живет этой социальной ложью. Она не просто потеряла связь со своими эмоциями, она потеряла связь с той самостью, которой она может быть в мире культуры. Потеряла связь со всеми положительными ролями, которые она могла бы на себя принять, если бы не продолжала убеждать себя в своей неспособности это сделать.
В.: Именно с этим, как правило, и работают когнитивные психотерапевты.
К. У.: Да, а также специалисты по семейной психотерапии, транзакционному анализу, нарративной психотерапии, если упомянуть лишь некоторые. Речь здесь не столько о раскапывании прошлого и более ранних вех развития в попытке обнаружить и раскрыть какие-то захороненные эмоции или импульсивные побуждения, хотя и это тоже может наблюдаться. Скорее, речь идет о прямой атаке на эти ложные и искаженные правила, сценарии и игры. Эти сценарии — просто неправда, они не основываются на имеющихся сейчас опытных фактах, они суть ложь и мифы. Они прицеплены к мифической установке, которая не будет себя обнажать перед лицом рациональных фактов.
Например, Аарон Бек, первопроходец когнитивной психотерапии, обнаружил, что в большинстве случаев депрессии люди следуют серии ложных сценариев и убеждений, продолжая повторять эти мифы так, словно они истинны. Когда мы в депрессии, то нам свойственно неправдивое общение с самими собой. «Если я не нравлюсь одному человеку, это значит, что я никому не смогу понравиться. Если я не преуспею в этой конкретной задаче, это значит, что я потерплю неудачу и во всем остальном. Если я не устроюсь на эту работу, то моя жизнь закончена. Если она меня не любит, то и никто другой меня не полюбит». И тому подобное.
Итак, вероятно, эти ложные сценарии начались на более ранней вехе, быть может, вехе 3, вехе 2 или на более раннем этапе. Психоаналитически ориентированный терапевт (или последователь «раскрывающей психотерапии») может попытаться откопать более ранние травмы, дабы обнаружить, почему же данный человек сочиняет эти мифы (и даже магические верования и архаические влечения).
Но когнитивный психотерапевт, как правило, просто сразу же подвергает мифы атаке. Человека попросят последить за своим внутренним диалогом и отыскать в нем эти мифы, а затем подвести их к конфронтационному столкновению с рассудком и опытными данными. «Хорошо, если я не получу эту работу, то, пожалуй, в реальности это не будет означать конец моей жизни».
В.: Наиболее типичная психотерапия, по-видимому, работает на этом уровне.
К. У.: В общем-то, да. Наиболее типичная психотерапия — ваш средний интерпретирующий психотерапевт — будет использовать сплав методов вехи 3 и вехи 4. Большая часть психотерапии попросту состоит в беседе об имеющихся проблемах, по ходу которой психотерапевт внимательно отслеживает, не проскальзывают ли какие-либо искажающие действительность сценарии, которые говорят вам, что, дескать, вы плохой и никчемный человек, полный неудачник и т. д. Ложное «я», выстроившееся на мифах и обманах, стало управлять вашей жизнью. И психотерапевт помогает вам выкорчевать эти ложные сценарии и заменить их более реалистичной интерпретацией самих себя, более правдивой интерпретацией своего внутреннего мира, дабы ложная самость могла уступить дорогу действительной самости.
Такие психотерапевты могут и не использовать термины «сценарий», «мифы», «анализ нарратива» и так далее, но, в общем, именно вокруг этого и выстраивается работа с вехой 4 — вехой, на которой образуются сценарные патологии. Мифы порождают симптомы; если столкнуть мифы с опытными данными, то симптомы уйдут. Идея в следующем: начните думать иначе — и вы начнете чувствовать себя иначе.
Но если оказывается, что присутствуют какие-то сильные чувства, эмоции или импульсивные влечения, с которыми личность не может справиться или которые она не может признать, тогда психотерапевт нередко переходит к «режиму раскрытия»: «И что вы чувствуете по этому поводу? Каково ваше самоощущение?» Психотерапевт может заметить, что есть определенные чувства и побуждения, которые для вас дискомфортны: у вас есть какие-то «закопанные эмоции», а терапия, как правило, состоит в том, чтобы раскопать эти подавленные эмоции, как бы мы их ни называли.
Посему типичная психотерапия — это, как правило, сплав анализа сценариев вехи 4 и раскрывающего анализа вехи 3, хотя разные психотерапевты обращаются к разному спектру инструментов и методов в процессе своей работы.
(Патологии вехи 1 настолько тяжелы и серьезны, что, как правило, с ними работает медицинский психиатр, который прописывает медикаменты. А веха 2 — это обычно вотчина психотерапевтов, специализирующихся на методах выстраивания структуры.
Такие методы были впервые предложены Кернбергом, Кохутом, Мастерсоном, а также Робином и Гертрудой Бланк. При этом они часто опирались на революционные исследования, проведенные Маргарет Малер, которых мы коснулись ранее. Некоторые психотерапевтические методы интенсивной регрессии (например, холотропное дыхание Грофа и терапия «первичного крика» Янова), как утверждается, работают с вехой 0, однако данные утверждения выглядят весьма противоречиво.)
Веха 5: мироцентрическое, или зрелое, эго
В.: Это подводит нас к вехе 5.
К. У.: В нашей культуре примерно в возрасте 11–15 лет образуется способность к формально-операционному сознаванию (то есть «формоп» на рис. 5.2). Тогда как конкретно-операционное сознавание способно оперировать на базе предметов конкретного мира, формально-операционное сознавание способно оперировать на базе самого себя. Оно не просто размышляет о мире, оно размышляет о самом размышлении. И это далеко не столь сухо и абстрактно, как кажется!
Есть классический эксперимент, проведенный Пиаже, для того чтобы выявить этот крайне важный эмерджент в человеческом развитии, смену парадигмы, или смену мировоззрения. Если изложить упрощенно: человеку предлагается три стакана с чистой жидкостью разного цвета и говорится, что их можно смешать таким образом, чтобы получился желтый цвет. Затем его, собственно, и просят получить желтый цвет.
Конкретно-операционные дети просто начнут наобум смешивать друг с другом цвета. Они продолжат это делать, пока либо не наткнутся на верную комбинацию, либо не сдадутся. Иными словами, как и подразумевается в названии данной стадии, они будут совершать конкретные операции — они в действительности будут действовать очень конкретным образом.
Формально-операционные подростки сначала сформируют общий образ того факта, что надо попытаться смешать стакан А со стаканом Б, затем стакан А со стаканом В, затем стакан Б со стаканом В и т. д. Если спросить их об этом, то они ответят нечто вроде: «Ну, мне нужно по очереди попробовать все возможные комбинации». Другими словами, в своем уме они удерживают формальную операцию — схему, которая позволяет им знать, что нужно проверить все возможные комбинации.
В.: По мне, так это звучит довольно сухо и абстрактно.
К. У.: На самом деле все совсем наоборот. Это означает, что человек может начать воображать разные возможные миры. Впервые возникает понимание «что если» и «как если бы», и это вовлекает человека в необузданный мир настоящего мечтателя. Ему открываются разнообразные идеалистические возможности, и сознавание человека обретает способность мечтать о вещах, которых еще нет, и представлять себе будущие миры идеальных возможностей, и работать над тем, чтобы изменить мир в соответствии с этими мечтами. Вы теперь можете представить то, чему еще только суждено сбыться! Подростковый возраст — такой необузданный период не только из-за полового созревания, но и из-за того, что оку ума открываются новые возможные миры, — так наступает «век разума и революции».
Аналогично этому мысль о мысли означает, что становится вероятной подлинная интроспекция. Впервые за все время оку ума открывается внутренний мир; психологическое пространство становится новой и увлекательной территорией. В голове танцуют внутренние видения, и впервые в жизни они приходят не из внешней природы, не от мифического бога, не от конвенционального другого, а каким-то чудным и чудесным образом — от внутреннего голоса.
И это означает кое-что очень важное. Коль скоро вы способны мыслить о мышлении, вы можете начать рассуждать о ролях и правилах, которые ранее, на предыдущей стадии, вы просто нерефлексивно проглатывали. Ваша моральная позиция переходит от конвенциональной к постконвенциональной (см. рис. 9.3). Вы способны критиковать собственное конвенциональное общество. Поскольку вы способны «мыслить о мышлении», вы способны «нормировать нормы». Вы можете прийти к тому, что согласны с этими нормами, или же вы можете вступить с ними в разногласие. Но мысль состоит в том, что вы можете подвергнуть многие из них тщательной проверке. Вы более не отождествлены исключительно с ними, так что вы теперь отступили от них на какое-то критическое расстояние, дистанцировались. В каком-то смысле вы их трансцендировали.
Таков, разумеется, тройной процесс перехода от вехи 4 к вехе 5. Веха 4 начинается с вашего слияния с конвенциональными ролями и правилами: вы отождествлены и слиты с ними (тем самым всецело пребывая в их власти, будучи настоящим конформистом). Далее вы начинаете дифференцироваться от них, превосходить, или трансцендировать, в какой-то степени освобождаясь от них, дабы перейти к следующей, более высокой стадии (вехе 5). На ней вам все еще предстоит интегрировать эти социальные роли, вы все равно сможете быть отцом, но без того, чтобы всецело терять себя в этой роли. Но, в общем, вы переходите, или дифференцируетесь, от исключительной отождествленности со своими социоцентрическими ролями. В особенности вы начинаете критическую переоценку уместности ограничений, налагаемых вашими социоцентрическими и этноцентрическими перспективами, тогда как ранее вы не стали бы — и не смогли бы — даже и думать о том, чтобы в них усомниться.
Если вкратце, то вы перешли от социоцентризма к мироцентризму. Очередное снижение нарциссизма. Очередная децентрация, очередная трансценденция. Вы хотите знать, что правильно и справедливо не только для вас и вашего народа, но и для всех народов мира. Вы принимаете постконвенциональную, или глобальную, или мироцентрическую позицию. (И равно важно то, что вы начинаете очень близко подходить к подлинно духовному, надличностному, или трансперсональному, раскрытию.)
Стало быть, в данной трансформации от социоцентризма к мироцентризму самость вновь децентрируется: моя группа не является единственной группой во вселенной; мое племя не является единственным племенем; мой бог не является единственным богом; моя идеология не является единственной идеологией. Я перешел от эгоцентризма к этноцентризму путем децентрирования своего эго в группу; теперь же я перехожу от этноцентризма к мироцентризму путем децентрирования моей группы в мир.
Это крайне трудная трансформация! Но когда она успешно происходит (что достаточно редко: чем больше глубина, тем меньше охват), тогда мы впервые получаем по-настоящему универсальную, глобальную, или мироцентрическую, позицию.
Впервые в истории всего развития и эволюции сознания у нас появляется мироцентрическая и глобальная перспектива. Какое долгое путешествие и какая каменистая дорога — сей путь к глобальному!
И не менее важно то, что все последующие и более высокие развертывания в процессе развития будут иметь данную мироцентрическую платформу в качестве своего основания. Это необратимый сдвиг. Как только вы начинаете видеть мир с точки зрения глобальных перспектив, вы более не можете прекратить это делать. Обратного пути нет.
И, таким образом, Дух, впервые в истории эволюции, посмотрел вашими глазами и увидел глобальный мир — мир, который децентрирован от «меня» и «моего»; мир, который требует заботы, участия, сострадания и приверженности; Дух, который разворачивает свою внутреннюю ценность и значимость, но вместе с тем и Дух, который возвещает о себе лишь только голосом тех, кто достаточно смел, чтобы стоять в мироцентрическом пространстве и защищать его от более низких и поверхностных задействований.
Многообразие и мультикультурализм
В.: Это имеет прямое отношение к морально-нравственной позиции. Я имею в виду, что именно поэтому данная стадия называется постконвенциональной, разве нет? Тогда как конвенциональная нравственность социоцентрична, постконвенциональная мироцентрична и основывается на принципах универсального плюрализма, или глобальной толерантности и справедливости.
К. У.: Да, все верно.
В.: Это то же самое, что и мультикультурализм?
К. У.: Пожалуй, нам нужно в этом смысле быть очень осторожными. Мультикультурализм и вправду подчеркивает культурное многообразие и всеобщую терпимость. Но это позиция вехи 5, которая весьма редка, весьма элитарна и весьма труднодостижима. Просто взгляните на всю ту территорию, которую нам пришлось пересечь, дабы добраться до мироцентрической позиции!
Итак, сами вы, вполне возможно, и вправду развились от эгоцентрической перспективы к этноцентрической и затем мироцентрической, а значит, с легкостью поймете, что всем индивидуумам должны быть предоставлены равное внимание и равные возможности, независимо от их расы, пола или вероисповедания. С данной позиции универсального плюрализма вы доподлинно мультикультурны и постконвенциональны. Проблема же состоит в том, что большинство индивидуумов, к которым вы относитесь с позиций всеобщей заботы, не разделяют с вами вашего универсализма. Они все еще донельзя эгоцентричны и этноцентричны. Так что вы распространяете универсальную заботу на тех, кто абсолютно неспособен ответить вам тем же.
А посему типичные мультикультуралисты оказываются в ловушке весьма причудливых противоречий. Можно начать с того, что они заявляют о своем неэлитизме или антиэлитизме. Однако способность к постконвенциональному и мироцентрическому плюрализму является очень редким и очень элитарным достижением. Одно исследование показало, что лишь 10% американского населения действительно достигают этой высокоразвитой стадии. Стало быть, мультикультурализм — это очень элитарная позиция, которая, в свою очередь, заявляет о своей неэлитарности. Иными словами, она начинает лгать о своей собственной идентичности, и это выводит ее на очень скользкую дорожку.
В.: Например?
К. У.: Мультикультурализм и вправду включает очень благородное побуждение относиться к людям равным и справедливым образом, исходя из децентрированной и мироцентрической перспективы (в том смысле, что все равны), но затем он смешивает эту высокую позицию с тем фактом, что достижение этой очень высокой позиции встречается крайне редко. Мультикультурализм игнорирует тот путь, который потребовалось пройти, чтобы до нее добраться. Игнорирует процесс развития, который в первую очередь-то и позволил ему принять позицию универсального плюрализма, и затем распространяет плоды этого развития на индивидуумов, которые сами не добрались до нее и которые, как следствие, всецело готовы взять вашу милую универсально-плюралистическую позицию и вытереть о нее свои ноги.
Вследствие этого мультикультуралисты естественно, но запутанно утверждают, что мы должны относиться ко всем индивидуумам и всем культурным движениям как к совершенно равным явлениям, ибо ни одна позиция не лучше, чем другая. Они в итоге неспособны внятно объяснить, почему необходимо избегать нацизма или ку-клукс-клана. Если мы действительно мультикультуральны и выступаем за многообразие, то как же мы можем исключить нацистов? Разве не все равны?
Ответ, конечно же, таков: нет, не все позиции равны. Мироцентрическое лучше, чем этноцентрическое, которое лучше, чем эгоцентрическое, ибо у них больше глубины, чем у предыдущих стадий. Нацисты и ку-клукс-клан являются этноцентрическими движениями, основывающимися на определенной мифологии расового превосходства, и, с мироцентрической перспективы, мы выносим о них суждение как о более низких позициях.
Но наш типичный мультикультуралист не может позволить вынести подобное суждение, ведь он запутался в своем полном отрицании различий между отдельными моральными позициями: коль скоро все позиции равны, то нельзя выносить никаких суждений! (Это типичная позиция «антииерархизма» крайних постмодернистов.)
И, стало быть, в итоге происходит следующее: они, как правило, становятся совершенно нетерпимы ко всем, кто с ними не согласен. Они знают, что придерживаются благородной позиции — что отчасти так и есть, — однако из-за непонимания ими того пути, которым они добрались до этой позиции, они просто пытаются насильно впихнуть свое воззрение в глотку всем остальным. Дескать, все равны! Ни одна моральная позиция не лучше другой! Долой иерархии! И вот мы наблюдаем этот порочный круг нетерпимости во имя терпимости, цензуры во имя сострадания, полиции мыслей «мы лучше вас знаем» и бездумной политкорректности, когда куча элитистов пытается объявить вне закона элитизмы всех остальных. Это было бы довольно забавно, если бы не было столь печально на самом фундаментальном уровне.
В.: Так, значит, это имеет отношение к патологии данной стадии?
К. У.: Данной стадии и следующей, верно. Как только вы начинаете быть мироцентричными, как только вы начинаете тщательно изучать свою культуру и, быть может, дистанцировать себя от ее социоцентрических или этноцентрических предрассудков, обретая свою собственную автономную позицию, как только вы всё это делаете, то кем именно вы становитесь? Без всех этих старых и удобных ролей кто вы? Каким образом вы можете сформировать свою идентичность? Чего вы хотите от жизни? Кем вы хотите быть? В любом случае — кто вы такой? Эриксон назвал это «кризисом идентичности», и это, по-видимому, центральное «расстройство» или «недомогание» этой вехи развития.
И мультикультуралисты находятся в массивном кризисе идентичности. Поскольку их официальная позиция состоит в том, что любого рода элитизм — это плохо, и поскольку их действительная самость на деле, по определению, элитарна, то им приходится лгать о своей действительной самости, им приходится ее скрывать, искажать, представлять в ложном свете.
Посему они переходят от заявления, что ко всем нужно относиться справедливо и неэтноцентрично, к заявлению, что вообще нельзя ни о ком выносить суждений и что все моральные позиции равнозначны. За исключением, конечно же, их собственной позиции, которая превыше всех остальных в мире, где ничему не положено быть превыше чего-либо другого (ой-ой-ой!). Стало быть, у них элитарная позиция, которая отрицает собственный элитизм. Они лгут о собственной действительной идентичности. У них ложная система самости. Это и есть кризис идентичности.
В.: Выглядит жутковато. Получаются новояз и полиция мыслей Оруэлла. Но похоже, что данный феномен достаточно распространен. Все университеты были им захвачены.
К. У.: Да, сегодняшние американские университеты, судя по всему, на нем специализируются. Все, что достигается этим на самом деле, — это способствование возвращению Америки к племенному разделению, когда идет потворствование любой эгоцентрической и этноцентрической фрагментации и политике обид и претензий, или политике нарциссизма. То, что все позиции равны, означает потворствование любым доконвенциональным и этноцентрическим поверхностным проявлениям. Можно сказать, что страна столкнулась с собственным кризисом идентичности, но, полагаю, это уже выходит за пределы обозначенной темы.
Веха 6: интеграция тела-разума кентавра
В.: Что подводит нас к последней из основных «ортодоксальных» стадий, или наивысшей стадии, как правило, признаваемой большинством конвенциональных исследователей.
К. У.: Да, к вехе 6. Базовой структурой данной стадии является визионерская логика, как вы можете видеть на ряде иллюстраций, включая рис. 5.2 и рис. 10.1. Визионерская логика, или сетевая логика, — это тип синтезирующего или интегрирующего сознавания[35]. Формальнооперационное сознавание тоже синтезирует и интегрирует множество важных и впечатляющих способов, но оно, как правило, все еще обладает чем-то вроде дихотомизирующей логики — логики «или / или», довольно похожей на аристотелевскую логику.
Но визионерская логика добавляет аспекты и видит сети взаимодействий. Если применять ее исключительно объективизирующим, или правосторонним, образом, то она, в общем, производит объективную теорию систем. Но когда она служит основанием реальной внутренней трансформации — трансформации, которой совершенно не касается теория систем и которая очень редка! — тогда она поддерживает интегрированную личность. Когда центр притяжения самости отождествляется с визионерской логикой, когда человек начинает жить с этого уровня, тогда мы, как правило, получаем очень высокоинтегрированную личность — самость, которая по-настоящему способна жить в глобальной перспективе, а не просто о ней рассуждать.
Стало быть, высокий интегративный потенциал визионерской логики поддерживает и столь же интегрированную самость. Вот почему я называю самость данной стадии кентавром, что олицетворяет собой интеграцию разума и тела, ноосферы и биосферы в относительно автономной самости. Это не означает изолированной самости, или атомистической самости, или эгоцентрической самости; напротив — речь идет о самости, которая интегрирована в своих сетевых взаимосвязях ответственности и служения.
В.: Вы часто обращались к исследованию данной стадии, проведенному Джоном Броутоном, хотя он не очень известный ученый.
К. У.: Что ж, ряд исследователей очень пристально рассматривали эту стадию — в качестве примеров можно привести Лёвинджер, Селмана, Хабермаса, Эриксона, Грейвза и Маслоу. Но мне всегда нравилось то, как Броутон обобщает свое исследование: на данной стадии «разум и тело являются переживаниями интегрированной самости».
Это довольно лаконично всё подытоживает. Перво-наперво самость на данной стадии является стадией, сознающей как разум, так и тело как свои переживания. Иными словами, наблюдающее «я» начинает трансцендировать и разум, и тело, тем самым обретая способность сознавать их как объекты в сознавании, как переживания. Речь не просто идет о разуме, взирающем на мир, — речь о наблюдающем «я», взирающем и на разум, и на мир. Это чрезвычайно мощная трансценденция, которая, как мы увидим, будет становиться еще интенсивнее на более высоких стадиях.
И, во-вторых, именно по причине, что наблюдающее «я» (или самость) начинает трансцендировать разум и тело, оно как раз таки и обретает способность начать интегрировать разум и тело. Отсюда и термин «кентавр».
Стало быть, на данной вехе мы имеем все тот же тройной процесс, который наблюдали на всех других вехах, а именно начальное слияние, дифференциация и интеграция. В данном конкретном случае наблюдается начальное отождествление с формальным разумом (вехой 5). Наблюдающее «я» затем начинает дифференцироваться от разума и рассматривать его в качестве объекта. Поскольку оно более не отождествлено исключительно с разумом, оно способно интегрировать разум с другими компонентами в сознавании, с телом и его импульсивными побуждениями. Как следствие, мы имеем кентавра — разум и тело как переживания интегрированной самости.
Аперспективное безумие
В.: Еще вы называете кентавра экзистенциальным уровнем.
К. У.: Что ж, на данной стадии вы и вправду фактически предоставлены самим себе, по крайней мере в этом моменте эволюции. У вас более нет слепой веры в конвенциональные роли и правила общества. Вы более не этноцентричны и не социоцентричны. Вы глубоко продвинулись в мироцентрическое пространство, где…
В.: И данная стадия тоже мироцентрична?
К. У.: Все стадии, начиная с формальных операций (веха 5), являются мироцентрическими, или глобальными: все они основываются на фундаменте из постконвенционального и универсального перспективизма. Более высокие или глубокие стадии попросту раскрывают все больше и больше этой мироцентрической свободы по мере продвижения к более глубоким и подлинно духовным измерениям.
Но тут мы забегаем вперед. На кентаврическом же уровне, на экзистенциальном уровне вы более не эгоцентричны или этноцентричны. Вы глубоко продвинулись в мироцентрическое пространство, где, как показывает пример мультикультуралистов, в рамках этой новообретенной свободы вы можете поскользнуться и довольно сильно ушибиться.
В.: Вы назвали эту свободу «аперспективной».
К. У.: Да, это термин Жана Гебсера. Визионерская логика является суммой всевозможных перспектив, а посему она не отдает привилегированного положения какой-либо одной перспективе, возвышая ее над другими. Она аперспективна. Но по мере того как вы начинаете учитывать всевозможные перспективы, происходящее начинает вызывать головокружение, становясь весьма аперспективным и дезориентирующим.
И несложно потеряться в этом новообретенном аперспективном сознавании, свойственном визионерской логике, ибо все перспективы отныне становятся относительными и взаимозависимыми; а посему ничто не является чем-то совершенно фундаментальным; нет какого-либо конечного места, к которому можно было бы приложить чело и сказать: «Я понял!»
Но тот факт, что все перспективы относительны, не означает, что все перспективы равны. Тот факт, что все перспективы относительны, не предотвращает того, что некоторые из них в любом случае сравнительно лучше других! Мироцентризм лучше, чем этноцентризм, а тот лучше, чем эгоцентризм, ведь в каждом случае имеется глубина большая, чем та, которая была у его более поверхностного предшественника.
Однако если забыть об этом и сосредоточиться лишь на относительности перспектив, то вы впадете в аперспективное безумие, головокружительный паралич воли и суждений. «Все относительно, а значит, ничто не лучше и не хуже и ни одна позиция не лучше другой». И тут вы упускаете из виду тот факт, что сама данная позиция делает утверждение о том, что она лучше своих альтернатив, — классическое перформативное противоречие. Мультикультуралисты нередко возвышаются до уровня визионерской логики, действуя из очень благородных побуждений, однако при этом они часто попадают в ловушку аперспективного безумия, которое они впаривают своим милым и ничего не подозревающим студентам.
Аперспективное пространство визионерской логики попросту означает, что Дух взирает на мир, исходя из бесконечности изумительных перспектив. Это не означает, что в процессе этого он ослеп. Речь идет просто о дальнейшей децентрации, дальнейшей трансценденции, еще одном спиральном витке эволюции, покинувшей эгоцентризм.
На пороге надличностного
В.: Стало быть, такова часть благой вести этой экзистенциальной, или кентаврической, стадии.
К. У.: Совершенно верно. Одна из характеристик действительной самости данной стадии (кентавра) состоит именно в том, что никто больше не покупается на конвенциональные обезболивающие утешения. Как сказал Кьеркегор, личность более неспособна обрести успокоение в тривиальном. Эмерджентное возникновение этой более подлинной, или экзистенциальной, самости и является основной задачей вехи 6.
Конечное «я» умрет, его не спасут ни магия, ни мифические боги, ни рациональная наука, — и часть становления подлинной и самобытной личностью заключается во встрече с этим жестоким фактом. Это был один из основных лейтмотивов Хайдеггера. Примирение со своей смертностью и конечностью — вот часть обретения своего подлинного бытия-в-мире (подлинной деятельности-в-сообщности).
Экзистенциалисты чудесно проанализировали такую подлинную личность, действительную кентаврическую самость (ее свойства, ее способ бытия, ее позицию в мире), и, что самое важное, они проанализировали распространенные формы обмана и недобросовестности, которые подрывают эту самобытную подлинность. Мы лжем о своей смертности и конечности, создавая символы бессмертия — тщеславные попытки победить время и вечно существовать в некоем мифическом рае, некоем рациональном проекте, великом произведении искусства, через которое мы проецируем свою неспособность встретиться со смертью. Мы лжем об ответственности за свои собственные решения, предпочитая видеть себя пассивными жертвами какой-то внешней силы. Мы лжем об изобилии настоящего, проецируя самих себя в прошлое, испытывая чувство вины, и в будущее, испытывая тревогу. Мы лжем о той фундаментальной ответственности, которая лежит на нас, прячась в стадном менталитете, теряясь в Другом. Вместо бытия подлинной или действительной самостью мы живем как неподлинная самость, ложная самость, занимающаяся своими проектами обмана в попытке скрыть от себя шокирующую правду жизни.
Я всецело согласен со всем вышесказанным. Ведь, на мой взгляд, эта экзистенциальная подлинность и самобытность важна не только сама по себе, она также является и условием, необходимым для вхождения в надличностное, трансперсональное пространство, не отягощенное мифами, магическими ожиданиями или эгоцентрическими и этноцентрическими экзальтациями.
В.: Но трудам всех этих экзистенциальных писателей свойственно очень мрачное настроение.
К. У.: Да, это классическая обитель экзистенциального ужаса, отчаяния, тревоги, страха и трепета, болезни до смерти — именно по той причине, что вы потеряли все успокоительные и анестезирующие утешения!
Все это довольно верно, но, поскольку экзистенциалисты не признают никакой сферы сознания, которая была бы выше данной, они застревают в этом экзистенциальном мировоззрении, ограничивающем воспринимаемое ими рамкой своего горизонта.
Так что они в каком-то смысле считают за честь приятие этих пожухлых экзистенциальных кошмаров, совершаемое ими с ужасающей серьезностью. И если вы утверждаете, что существуют какие-то формы сознавания, выходящие за пределы экзистенциальной тревоги, тогда, мол, вы, должно быть, впадаете в отрицание смерти, проекты бессмертия, неподлинность, недобросовестность. Любое заявление о более высоком горизонте встречается ледяным взглядом, и отвратительное обвинение в «неподлинности!»[36] приговором ложится на ваши плечи. Если вы улыбаетесь, то вы, наверное, неподлинны, ведь вы нарушили священный круг бесконечного уныния.
В.: Застревание в кентавре, отождествление с кентавром и его экзистенциальным мировоззрением — это же фаза слияния с вехой 6.
К. У.: Да. И эта экзистенциальная погруженность становится вашей системой координат, с которой вы соотносите всю реальность. Чем больше экзистенциальной тревоги вы показываете, чем сильнее вы способны издавать скрежет зубовный, подчеркивая безумие вселенной, тем более вы подлинны. Еще может помочь, если вы вобьете себе в лоб несколько гвоздей — это будет служить хорошим напоминанием. В любом случае никогда, слышите, никогда не позволяйте им видеть, что вы улыбаетесь, или же это обнародует вашу неподлинность и ненастоящесть.
Весь смысл экзистенциального уровня как раз и состоит в том, что вы пока еще не в надличностном, но вы уже и не всецело привязаны к личностному: все личностное измерение начало терять свой вкус, начало становиться глубоко бессмысленным. И, конечно же, тут нечему улыбаться. Что вообще хорошего в этом личностном — оно же все равно умрет. Зачем вообще в нем обитать?
Эта озабоченность смыслом и его всепронизывающим отсутствием, вероятно, является основополагающим свойством патологий вехи 6, которыми занимается экзистенциальная психотерапия.
Но интересно и то, что кентавр по всем классическим стандартам должен быть счастлив и преисполнен радостью. В конечном счете это же интегрированная и автономная самость, как вы можете видеть на рис. 9.3. Получается, по всем стандартам эта самость должна все время улыбаться. Но она чаще всего не улыбается. Она глубоко печальна. Она интегрирована и автономна… и несчастна. Она вкусила все, что личностный мир ей мог предоставить, и этого оказалось мало. Мир теряет свою притягательность и становится плоским. Ничто из переживаемого более не приносит удовольствие. Ничто не удовлетворяет. Нечему больше следовать. Не потому, что она отказалась от этих привилегий, а именно потому, что она их триумфально достигла, вкусила и обнаружила их недостаточность.
И посему само собой получается, что душе особо-то и не до улыбок. Это душа, для которой все утешения стали горьки. Мир стал плоским именно в момент ее величайшего триумфа. Удивительное пиршество пришло и ушло, лишь белый череп остался скалиться на столе, безмолвно наблюдая за всем происходящим. Пир оказался эфемерным, даже в своем наиболее славном величии. Все, на что я мог когда-то навесить столько смысла, столько желаний и столько пылких надежд, — все это растворилось в воздухе, испарилось в какой-то странный момент этой долгой и одинокой ночи. Кому же мне петь песни радости и ликования? Кто услышит мои крики о помощи, тихо раздающиеся в эту темную и адскую ночь? Где же я могу обрести храбрость, чтобы вытерпеть удары мечей и копий, ежедневно ранящие мою плоть? И с чего бы мне вообще пытаться это делать? Ведь все и так рассыплется в труху, разве нет? И с чем же меня это тогда оставляет? Сражаться или сдаться — совершенно не имеет значения, ведь все равно мои жизненные цели тихо истекут кровью и испустят дух в агонии отчаяния.
Такова душа, для которой все желания стали несущественны, бледны и безжизненны. Это душа, встретившаяся лицом к лицу с бытием, и ее от него тотально и всеобъемлюще тошнит. Это душа, для которой личностное потеряло глубину. Это, иными словами, душа на пороге надличностного.