* * *
В.: Вы сказали, что в случае архетипов мы смотрим в Лик Божественного, взираем на первые Формы Божественного. Большинство современных исследований отвергают все это как «простую метафизику» (в лучшем случае), достоверность которой нельзя верифицировать.
К. У.: Что ж, вы сами должны провести этот эксперимент и посмотреть на полученные данные. Тогда вы сможете помочь их интерпретировать. Если же вы не проведете эксперимент (не выполните медитативного предписания, образца, парадигмы), то у вас не будет данных, опираясь на которые можно было бы предложить хорошую интерпретацию.
Если взять какого-нибудь человека с магическим или мифическим мировоззрением и попытаться ему объяснить, что сумма квадратов длин катетов треугольника равна квадрату длины гипотенузы, далеко вы не продвинетесь. То, чем вы занимаетесь, в данных мирах невозможно увидеть. И все же вы правы. Вы выполняете эксперимент в рациональном миропространстве, и ваши математические результаты будут проверены всеми, кто выполнит тот же эксперимент. Это очень публичное, очень воспроизводимое, очень фальсифицируемое, очень общественное знание в рациональном миропространстве: его результаты существуют, и их могут проверить все, кто входит в рациональное миропространство и пытается провести данный эксперимент.
То же самое с любыми другими внутренними экспериментами в сознавании, раскрывающими более высокие сферы, из которых медитация является одним из самых древних, самых проверенных и самых воспроизводимых экспериментов. Если вы настроены скептично, то это здоровое отношение, и мы предлагаем вам самим для себя проверить, проведя этот внутренний эксперимент вместе с нами, получить данные и помочь нам их интерпретировать. Но если вы не проведете соответствующий эксперимент, пожалуйста, не подвергайте насмешкам тех, кто это все же делает.
И на настоящий момент самая распространенная интерпретация тех, кто воспринял эти данные, такова: это ваша встреча лицом к лицу с Божественным.
Веха 9: причинное
В.: Вы упомянули, что эти тонкие, или архетипические, Формы происходят напрямую из Пустоты, из причинного, которое представляет собой следующую стадию — веху 9.
К. У.: Если в рамках определенного типа медитации вы следуете за наблюдающим Я, или Свидетелем, до самых его истоков в чистой Пустоте, то вы достигаете состояния, когда в сознании не возникает никаких объектов. Это дискретное и выраженное состояние сознания, а именно состояние непроявленной погруженности или пресечения, по-разному известное как нирвикальпа-самадхи, джняна-самадхи, аин, забвение (нем. vergessen), ниродх, классическая нирвана, облако незнания.
Это есть причинное состояние, дискретное состояние[39], которое часто приравнивается к состоянию глубокого сна без сновидений, за исключением того, что это не просто состояние вакуума, а скорее состояние всецелой полноты; так оно и переживается — как нескончаемо погруженное в полноту Бытия, полноту настолько полную, что ничто из явлений не может включить в себя хотя бы ее малую толику. Поскольку его никогда нельзя увидеть в качестве объекта, это чистое Я есть чистая Пустота.
В.: Все это довольно абстрактно. Можно ли побольше конкретики?
К. У.: Вы же сознаете себя в настоящем мгновении, не так ли?
В.: Полагаю, что да.
К. У.: Значит, если я спрошу: «Кто вы?» — вы начнете описывать себя: вы отец, или мать, или муж, или жена, или друг; вы адвокат, клерк, учитель, управляющий. У вас есть такие-то симпатии и антипатии, вы предпочитаете такую-то еду, вы склонны иметь такие-то влечения, побуждения и т. д.
В.: Да, я приведу список из всех вещей, которые знаю о себе.
К. У.: Вы приведете список из «всех вещей, которые вы знаете о себе»?
В.: Да.
К. У.: Все вещи, которые вы знаете о себе, суть объекты в вашем сознавании. Это образы, идеи, концепции, желания, чувства, которые проходят перед вашим сознаванием, не так ли? Все они суть объекты в вашем сознавании.
В.: Да.
К. У.: Все эти объекты в вашем сознавании как раз и не являются наблюдающим Я. Все то, что вы знаете о себе, как раз и не есть настоящее Я.
Все это не Видящий; все это вещи, которые можно увидеть. Все эти объекты, описываемые вами, когда вы «описываете себя», в действительности не есть ваше настоящее Я! Это всего лишь очередные объекты, внутренние или внешние, которые не есть подлинный Видящий этих объектов, они не есть настоящее Я. Значит, когда вы описываете себя, приводя список из всех этих объектов, вы в предельном смысле приводите список из ложных отождествлений, вводящий в заблуждение список всего того, что в предельном смысле не есть вы.
Так, значит, кто же этот настоящий Видящий? Кто или что есть это наблюдающее Я?
Рамана Махарши называл данного Свидетеля Я-Я, поскольку он сознает индивидуальное «я», или самость, но его самого нельзя увидеть. Посему что есть это Я-Я, этот причинный Свидетель, это чистое наблюдающее Я?
Это погруженное во внутренние глубины Я свидетельствует мир вокруг, и оно также свидетельствует еще и ваши внутренние мысли. Этот Видящий видит эго, видит тело, видит природный мир вокруг. Все они проходят «перед» данным Видящим. Но самого Видящего нельзя увидеть. Если вы что-либо видите, это всего лишь очередные объекты. Эти объекты суть именно то, чем не является Видящий, чем не является Свидетель.
Стало быть, вы продолжаете это самоисследование: «Кто же я? Кто или что есть этот Видящий, которого нельзя увидеть?» Вы просто «оттесняете» все в своем сознавании и разотождествляетесь со всеми объектами, которые вы видите или можете увидеть.
Я, или Видящий, или Свидетель, не есть некая определенная мысль: я могу воспринимать эту мысль в виде объекта. Видящий не есть какое-то конкретное ощущение: я сознаю его в качестве объекта. Наблюдающее Я не есть тело, оно не есть ум, оно не есть эго: все это я могу видеть в качестве объектов. Что же взирает на все эти объекты? Что же в вас прямо сейчас взирает на все эти объекты — смотрит на природу и ее панорамы, смотрит на тело и его ощущения, смотрит на ум и его мысли? Что смотрит на все это?
Попробуйте ощутить себя прямо сейчас — основательно ощутить, каково это быть самим собой, — и заметить, что ощущаемая самость есть всего лишь очередной объект в сознавании. Это даже не настоящий субъект, настоящее «я», а всего лишь очередной объект в сознавании. Это маленькое «я», и его мысли проходят перед вами подобно тому, как облака проплывают по небу. И что же это за подлинный вы, наблюдающий за всем этим? Свидетельствующий свое маленькое объективное «я»? Кто или что?
По мере того как вы оттесняете все наслоения, погружаясь все глубже в эту чистую Субъективность, в этого чистого Видящего, вы не встретите его в виде объекта: вы не сможете увидеть его в качестве объекта, потому что он не является объектом! Он не является чем-либо, что вы могли бы увидеть. Напротив, когда вы спокойно пребываете в этом наблюдающем сознавании (наблюдая, как мимо проплывают ум, тело и природа), вы, возможно, начнете замечать, что то, что вы на самом деле чувствуете, есть простое ощущение свободы, ощущение высвобождения, ощущение несвязанности с какими-либо объектами, спокойно вами свидетельствуемыми. Вы не видите ничего особенного, вы просто пребываете в этой безбрежной свободе.
Перед вами проплывают облака, мысли, ощущения тела, и вы не есть что-либо из этого. Вы есть безбрежное пространство свободы, через которое проплывают все эти объекты. Вы суть открытость, чистое пространство, Пустота, безбрежный простор, в который вплывают все эти объекты и из которого они выплывают. Облака приходят и уходят, ощущения приходят и уходят, мысли приходят и уходят, и вы не есть что-либо из этого; вы есть обширное переживание свободы, безбрежная Пустота, бескрайний простор, в котором возникают явления, гостят там немного и затем исчезают.
Вы просто начинаете замечать, что «Видящий» в вас, который свидетельствует все эти объекты, сам есть просто обширная Пустота. Он не вещь, не предмет, не объект, ничто из того, что можно увидеть или за что можно уцепиться. Напротив, он есть переживание безбрежной Свободы, ведь сам он никогда не проникает в объективный мир времени, предметов, стресса и напряжений. Этот чистый Свидетель есть чистая Пустота, в которой все отдельные субъекты и объекты возникают, гостят немного и затем растворяются.
Итак, этот чистый Свидетель не есть что-то, что можно увидеть! Попытка увидеть Свидетеля или познать его как объект — это просто очередное цепляние, искание и схватывание, происходящее во времени. Свидетеля не найти в потоке: это безбрежно просторная Свобода, в которой возникает сам поток. Посему вы не можете ухватиться за него и сказать: «Ага! Я вижу его!» Нет, он Видящий, а не что-либо из того, что можно увидеть. По мере того как вы пребываете в этом Свидетельствовании, все, что вы переживаете, — это просто обширная Пустота, безбрежная Свобода, бескрайний Простор — прозрачное открытие или чистое пространство, в котором возникают все эти субъекты и объекты. Эти субъекты и объекты и вправду можно увидеть, но их Свидетеля увидеть невозможно. Их Свидетель есть предельное освобождение от них, крайняя Свобода непогруженности в их суматоху, их желания, их страхи и их надежды.
Конечно же, мы склонны отождествлять себя с этими малыми отдельными субъектами и объектами — в этом-то и заключается проблема! Мы отождествляем Свидетеля с крохотными вещами, которые можно увидеть. В этом-то и начало пут и несвободы. Мы в действительности суть безбрежное пространство Свободы, но мы отождествляем себя с несвободными и ограниченными объектами и субъектами, каждый из которых можно увидеть, каждый из которых страдает и каждый из которых суть не то, кто мы есть.
Патанджали предложил классическое определение пут и привязанности: это «отождествление Видящего с инструментами видения» — с маленькими субъектами и объектами, а не с открытием, или простором, или Пустотой, в которой все они возникают.
Стало быть, когда мы отдыхаем в этом чистом Свидетеле, мы не видим его в качестве объекта. Все, что вы можете увидеть, не является им. Напротив, он есть отсутствие каких-либо субъектов и объектов вообще, высвобождение из всего этого. Когда вы пребываете в чистом Свидетеле, это фоновое отсутствие, или Пустота, и оно «переживается» не в качестве объекта, а в качестве обширного пространства Свободы и Освобождения от ограниченных отождествлений с этими маленькими субъектами и объектами, которые проникают в русло времени и там размалываются в этом агонизирующем потоке.
Итак, когда вы отдыхаете в чистом Видящем, в чистом Свидетеле, сами вы незримы. Вас нельзя увидеть. Ни одну часть вас нельзя увидеть, поскольку вы не есть объект. Можно лицезреть ваше тело, ваш ум, окружающую природу, но сами вы не являетесь каким-либо из этих объектов. Вы есть чистый источник сознавания, а не что-либо возникающее в этом сознавании. Стало быть, вы и пребываете как сознавание.
Вещи возникают в сознавании, гостят в нем немного и затем его покидают; они приходят и уходят. Они возникают в пространстве и движутся во времени. Но чистый Свидетель не приходит и не уходит. Он не возникает в пространстве, не двигается во времени. Он такой, какой есть: непреходящий и неизменный. Он не объект где-то вокруг, а значит, он никогда не проникает в поток времени, пространства, рождения и смерти. Все это переживания, объекты: все приходит и уходит. Но вы не приходите и не уходите; вы никогда не проникаете в поток; вы сознаете все явления, так что вы не находитесь в ловушке какого-либо из них. Свидетель сознает пространство, он сознает время и, как следствие, сам свободен от пространства, свободен от времени. Он вневременен и внепространственен: это чистейшая Пустота, через которую проходят пространство и время.
Этот чистый Видящий предшествует жизни и смерти, предшествует времени и беспорядочной суете, предшествует пространству и движению, предшествует явленному миру, предшествует даже самому Большому взрыву. Это означает не то, что чистое Я существовало во времени до Большого взрыва, а то, что оно предсуще времени вообще, и точка. Оно просто никогда не проникает в поток времени и пространства. Оно сознает время и, таким образом, свободно от времени, оно всецело вневременно. И коль скоро оно вневременно, оно и извечно — это означает не бесконечную протяженность во времени, а совершенную свободу от времени вообще.
Оно никогда не рождалось, оно никогда не умрет. Оно никогда не проникает в поток времени. Эта безбрежная Свобода есть великое Нерожденное, о котором Будда сказал следующее: «Есть нерожденное, несозданное, несотворенное. Если бы не это нерожденное, несозданное, несотворенное, то не было бы освобождения от рожденного, созданного и сотворенного». Пребывание в этом бескрайнем просторе Свободы — это пребывание в этом великом Нерожденном, этой безбрежной Пустоте.
И поскольку речь идет о Нерожденном, оно же и Неумирающее. Оно не было создано вашим телом, оно не исчезнет, когда исчезнет ваше тело. Дело не в том, что оно продолжает жить после смерти вашего тела, а скорее в том, что оно, для начала, вообще никогда и не входило в поток времени. Оно не живет после смерти вашего тела, оно всегда предсуще вашему телу. Оно не продолжает вечную жизнь во времени, оно попросту предсуще самому потоку времени как таковому.
Пространство, время, объекты — все они протекают мимо. Но вы есть Свидетель, чистый Видящий, который есть чистая Пустота, чистая Свобода, чистая Открытость, великая Пустотность, через которую проходит все шествие явлений, никогда вас не задевая, никогда вас не искушая, никогда вам не вредя и никогда вас не утешая.
И коль скоро есть эта безбрежная Пустота, это великое Нерожденное, то вы и вправду можете обрести освобождение от рожденного и сотворенного, от страданий пространства, времени и объектов, от механизма террора, присущего этим раздробленным фрагментам, от вуали скорби, известной как сансара.
В.: Мне удается немного уловить, что вы имеете в виду, когда вы это описываете.
К. У.: Большинство людей могут довольно быстро соединиться со Свидетелем. Жить, исходя из этой Свободы, — это безусильное упражнение; и именно здесь вам поможет медитация.
В.: Можете ли порекомендовать что-то конкретное?
К. У.: Что ж, различные типы медитации нередко нацеливаются на различные трансперсональные пространства. Некоторые нацеливаются на переживания психического, некоторые — на божественный мистицизм тонкого пространства, некоторые — на бесформенное и Свободу причинного Свидетеля, а иные — на недвойственное Единство, или Один вкус, который мы обсудим чуть позже.
Моя рекомендация состоит в том, чтобы вы просто начали работу с одним из признанных учителей в рамках одной из великих созерцательных традиций. Можно начать с того, чтобы обратиться за советом к трудам отца Томаса Китинга, рабби Залмана Шахтера-Шаломи, Далай-ламы, Шри Рамана Махарши, Бавы Мухайяддина или любого другого из широкопризнанных учителей любой из великих линий передачи духовной мудрости.
Позже, вероятно, мы сможем обсудить важность интегральной практики, которая берет лучшее из этих великих традиций и интегрирует их с лучшими методами психотерапии, позволяя прийти к «всеуровневой и всеквадрантной» трансформирующей практике.
В.: Конечно же. Между тем пока мы остановились на вехе 9 и Свидетеле. Какое отношение имеет Свидетель к причинной непроявленности?
К. У.: Сам Свидетель — это причинная непроявленность. Он сам и есть чистая Пустота. И если в ходе йогической практики вы и вправду продолжаете интенсивное исследование данного источника, чистой Субъективности данного Видящего, то все объекты и субъекты просто вообще перестанут возникать. И это называется нирвикальпа, или пресечение, — действительно переживаемое йогическое состояние, дискретное состояние (оно на самом деле представляет собой фазу слияния с вехой 9). Это чистый бесформенный мистицизм: все объекты, даже Бог в своей явленной форме, исчезают в состоянии пресечения и прекращения, так что божественный мистицизм уступает дорогу мистицизму бесформенному.
Поскольку здесь все возможные объекты еще не возникли, это всецело непроявленное состояние чистой Пустоты. То, что вы в действительности «видите» в этом состоянии, есть бесконечное ничто, которое просто означает, что оно слишком наполнено, чтобы была возможность его удержать в каком-либо отдельном объекте или субъекте, в каком-либо образе или звуке. Это чистое сознание, чистое сознавание, предсущее всему миру явлений — предсущее субъектам и объектам, предсущее феноменам, предсущее холонам, предсущее вещам, предсущее всему. Оно всецело вневременно, внепространственно, внеобъектно. И посему оно радикально и нескончаемо свободно от ограничений и стеснений пространства, времени и объектов и радикально свободно от мучительной пытки, свойственной этим раздробленным фрагментам.
Исследование Свидетеля таким конкретным йогическим образом не является единственно возможным способом, но этим можно заниматься, и он и вправду указывает на непроявленный источник самого Видящего. Вот почему многие традиции, такие как буддизм йогачары, просто приравнивают Пустоту к Сознанию. Нам не нужно вступать во все технические подробности и споры, присущие данному вопросу, но вы можете понять общую идею: сам Свидетель, Сознание как таковое не есть вещь, процесс, качество или сущность — оно предельно неописуемо. В предельном смысле оно есть чистая Пустота.
В.: Почему же это называется «причинным»?
К. У.: Потому что это есть поддержка, причина или творческая основа всех меньших измерений. Не забывайте: мы видели, что, как выразился Уайтхед, «предельным метафизическим принципом является творческое продвижение в новизну». Творчество — это часть базового основания вселенной. Как-то где-то на пути чудесным образом образуются новые холоны. Я бы сказал, что они образуются из Пустоты, но вы можете называть эту творческую основу как угодно. Кто-то называет ее Бог, или Богиня, или Дао, или Брахман, или Кетер, или Ригпа, или Дхармакайя, или Маат, или Ли. Более научно мыслящие люди, как правило, говорят о способности вселенной к «самотрансценденции» — например, Эрих Янч[40]. Это нормально. Не имеет значения, как это называть. Главное — вещи возникают. И это удивительно!
Пустота, творчество, холоны — именно с этого мы и начали наше повествование в главе 1. Холоны возникают как субъекты и объекты в своей единичной и множественной формах (то есть как четыре квадранта) и следуют двадцати принципам, которые попросту представляют собой паттерн проявления мира по ходу его становления — паттерн, который есть потенциал Пустоты, потенциал Дхармакайи, потенциал Божества. И с этого паттерна из двадцати принципов и начинается все эволюционное стремление холонов вернуться к своему первоисточнику.
В этом паттерне воплощается созидательное влечение к большей глубине, большему сознанию, большему разворачиванию, и это разворачивание в конечном счете развертывается в собственную бесконечную основу — чистую Пустоту. Но эта Пустота сама по себе не есть нечто эмерджентно возникшее, она, напротив, есть творческая основа, предсущая времени, извечно присутствующая. Но она наконец-то становится прозрачной для самой себя в определенных холонах, которые пробуждаются для этой Пустоты, для этого Духа, для этой безосновной Основы.
Та же самая Пустота в качестве Сознания всегда присутствовала в виде внутренней глубины каждого холона. Глубины, которая постепенно отбрасывает свои меньшие формы, пока не отбросит все формы вообще. Ее глубина простирается до бесконечности, ее время продолжается до извечности, ее внутреннее пространство есть все пространство вообще, ее деятельность есть само Божественное как таковое. Основа, путь и плод Пустоты.
Недвойственное
В.: Значит, эта причинная непроявленность является абсолютной конечной точкой? Это конец времени, конец эволюции, конец истории? Конечная точка Омега?
К. У.: В общем, да, многие традиции считают это состояние пресечения предельным состоянием, итоговой конечной точкой для всего развития и эволюции. И это конечное состояние приравнивается к полному Просветлению, предельному высвобождению, чистой нирване.
Но это не «конец истории», согласно недвойственным традициям. Ведь в какой-то момент, по мере того как вы исследуете Свидетеля и пребываете в нем, само ощущение того, что вы есть Свидетель, «находящийся тут», полностью исчезает, и Свидетель оказывается всем свидетельствуемым. Причинное уступает недвойственному, и бесформенный мистицизм уступает недвойственному мистицизму. «Форма есть Пустота; Пустота есть Форма».
Выражаясь технически точно, вы разотождествились даже со Свидетелем, а затем интегрировали его со всем миром явлений. Иными словами, вы прошли вторую и третью фазы вехи 9, которые привели к вехе 10, которая на самом деле не является отдельной вехой или уровнем, а представляет собой реальность или Таковость всех уровней, всех состояний и всех условий.
И это второе и самое глубокое значение термина «Пустотность»: это не дискретное состояние, а реальность всех состояний, Таковость всех состояний. Вы теперь перешли от причинного к Недвойственному.
В.: У Пустоты есть два значения?
К. У.: Да, и это может вносить большую путаницу. С одной стороны, как мы видели, это дискретное и явно выделяемое состояние сознавания, а именно непроявленная погруженность или пресечение (нирвикальпа-самадхи, аин, джняна-самадхи, ниродх, классическая нирвана). Это причинное состояние — состояние дискретное.
Второе значение состоит в том, что Пустота не является исключительно каким-то определенным состоянием среди других состояний, — скорее, это реальность, или таковость, или необходимое условие всех состояний. Не какое-то конкретное состояние, отделенное от других состояний, а реальность или условие существования всех состояний, высших или низших, сакральных или профанных, обычных или необычных. Вспомните о том, что на рис. 9.1 мы изобразили Дух и как высший уровень («причинный»), и как непреходящую Основу всех уровней («недвойственный»).
В.: Мы уже обсудили дискретное состояние; теперь приступим к обсуждению недвойственного.
К. У.: Да, «переживание» недвойственной Таковости похоже на опыт единства с природой, который мы обсуждали ранее, за исключением того, что единство теперь переживается не только лишь с грубой Формой, находящейся вон там, но еще и со всеми тонкими Формами вот тут. В буддийских терминах это не просто нирманакайя — грубый, или природный, мистицизм; и не просто самбхогакайя — тонкий, или божественный, мистицизм; и не просто дхармакайя — причинный, или бесформенный, мистицизм. Это свабхавикакайя — интеграция всех трех. Она за пределами природного мистицизма, за пределами божественного мистицизма и за пределами бесформенного мистицизма: это реальность или Таковость каждого из них, а посему она интегрирует их все в своих объятиях. Она объемлет весь спектр сознания — все трансцендирует и все включает.
В.: Это, опять же, звучит технически нагруженно. Быть может, есть способ более непосредственно описать недвойственный мистицизм?
К. У.: Во всех смыслах ощущение себя какого-либо рода Видящим, Свидетелем или наблюдающим Я совершенно исчезает. Вы не смотрите на небо, вы и есть небо. Вы чувствуете вкус неба. Оно не где-то там. Как высказались бы в дзен, одним глотком вы можете выпить Тихий океан, вы можете проглотить целый Космос именно потому, что сознавание более не расщеплено на видящего субъекта здесь и видимый объект там. Есть лишь чистое видение. Сознание и его проявления суть «не-два».
Все продолжает ежемоментно возникать — весь Космос продолжает возникать из мгновения в мгновение, но нет никого, кто наблюдал бы эти проявления, есть лишь сами проявления, спонтанный и лучезарный жест великого совершенства. Чистая Пустота Свидетеля оказывается в единстве со всей свидетельствуемой Формой — в этом-то и заключается одно из основных значений термина «недвойственность».
В.: И вновь — можете поконкретнее?
К. У.: Что ж, можно начать с того, чтобы войти в состояние Свидетеля — то есть когда вы просто пребываете в чистом наблюдающем сознавании. Вы не какой-либо видимый объект (не природа, не тело, не мысли); просто отдыхайте в чистом свидетельствующем сознавании. И вы можете уловить определенное «ощущение» этого свидетельствующего сознавания — ощущение свободы, высвобождения, обширного пространства.
Пребывая в этом состоянии и «ощущая» этого Свидетеля как обширное пространство, если вы взглянете, скажем, на гору, то вы, возможно, начнете замечать, что ощущение Свидетеля и ощущение горы суть одно и то же ощущение. Когда вы «чувствуете» свое чистое Я и «чувствуете» гору, это абсолютно одно и то же ощущение.
Другими словами, реальный мир не есть что-то данное вам дважды: один мир тут, а другой там. Подобная «двоякость» как раз и есть то, что называется «двойственностью». Напротив, реальный мир дан вам единожды и непосредственно: это одно ощущение, один вкус, он всецело полон в этом вкусе, а не рассечен на видящего и видимое, субъект и объект, фрагмент и фрагмент. Мир есть нечто единичное, множественное число которого неизвестно. Вы можете попробовать гору на вкус; у нее тот же самый вкус, что и у вашего Я: она не где-то там, отражаемая вот здесь, — подобной двойственности не существует в непосредственности реального переживания. Реальное переживание, прежде чем вы его разрежете на кусочки, не содержит в себе двойственности. Реальное переживание, реальность сама по себе «недвойственна». Вы — все еще вы, а гора — все еще гора, но вы и гора суть две стороны одного и того же переживания, которое есть одна-единственная реальность, существующая в данный момент.
Если вы таким образом расслабитесь в своем текущем переживании, то узел ощущения отдельности своего «я» распустится сам по себе: вы перестанете отстраняться от жизни; вы перестанете иметь переживание — неожиданно вы станете переживанием; вы перестанете быть кем-то «вот тут», взирающим на нечто «вон там», — «вот тут» и «вон там» суть одно, так что вы более не находитесь в ловушке «пребывания вот тут».
И, следовательно, внезапно оказывается, что вы не находитесь в теле-разуме. Внезапно оказывается, что тело-разум отпало. Внезапно оказывается, что ветер не обдувает вас, он дует через вас и внутри вас. Вы не смотрите на гору, вы и есть гора — гора ближе к вам, чем ваша собственная кожа. Вы есть это, и вас нет вообще — есть лишь цельное сияющее проявление, спонтанно возникающее из мгновения в мгновение. Отдельное «я» нигде не обнаружить.
Всякое ощущение «тяжести» и «веса» всецело отпадает, ибо не вы находитесь в Космосе, а Космос в вас, и вы есть чистейшая Пустота. Целая вселенная есть прозрачное мерцание Божественного, изначальной Чистоты. Но Божественное не где-то в другом месте, оно есть все это мерцание. Оно самосознающе. У него Один вкус. Здесь, и больше нигде.
В.: Субъект и объект недвойственны?
К. У.: Знаете дзенский коан: «Каков звук хлопка одной ладони?» Обычно, конечно, для хлопка нам нужны обе руки — и такова структура типичного опыта. У нас есть ощущение себя как субъекта тут, а мира — как объекта там. У нас есть эти «обе руки» опыта — субъект и объект. И типичный опыт состоит в столкновении обеих рук друг с другом, чтобы произвести движение и звук.
Объект вон там врезается в меня как субъекта, и я переживаю опыт: хлопок обеих ладоней, — и возникает переживание.
Так что типичная структура опыта подобна удару по лицу. Обыденное «я» подобно избитому «я»: его постоянно избивает вселенная «вон там». Обыденное «я» — это ряд синяков и шрамов, являющихся результатом столкновения обеих ладоней опыта. Эти синяки и называются «дукхой», или страданием[41]. Как говорил Кришнамурти, в этом зазоре между субъектом и объектом и заключены все страдания человечества.
Но в недвойственном состоянии внезапно обнаруживается, что не существует двух ладоней. Внезапно обнаруживается, что субъект и объект суть одна ладонь. Внезапно обнаруживается, что вне вас нет ничего, что бы могло в вас врезаться, нанести вам увечья, устроить вам пытку. Неожиданно оказывается, что не вы имеете переживание чего-либо, а вы и есть все переживания, которые возникают, и посему вы мгновенно высвобождаетесь в пространство всего: вы и весь Космос суть одна ладонь, одно переживание, один опыт, одно проявление, один жест великого совершенства. Вне вас нет ничего, что вы можете захотеть, возжелать, стремиться заполучить и ухватить: ваша душа расширяется до самых дальних пределов вселенной и объемлет всё в бесконечном наслаждении и радости. Вы наполнены Полнотой, совершенно насыщенны, настолько полны и насыщенны, что границы Космоса совершенно взрываются и оставляют вас без даты и продолжительности, времени и места, омывая вас океаном бесконечной заботы. Вы освобождаетесь во Всем и как Всё: вы видящий себя лучезарный Космос, вы вселенная Одного вкуса, и это вкус бесконечности.
Так, значит, как звучит хлопок одной ладони?
Каков вкус у этого Одного вкуса? Когда вне вас нет ничего, что может вас ударить, нанести вам вред, оттолкнуть вас, притянуть вас, каков звук хлопка этой одной ладони?
Видите солнечный свет над горами? Ощущаете прохладный ветерок? Что же здесь такого, чего не было бы всецело очевидно? Кто тут уже не просветлен? Как выразился один наставник дзен: «Когда я услышал звон колокола, то не было ни меня, ни колокола, а остался лишь этот звон». В непосредственном опыте нет никакой двоякости, или двойственности! Нет ни внутреннего, ни внешнего, ни субъекта, ни объекта, есть лишь непосредственное самосознавание, звук одной хлопающей ладони.
И вы не где-то здесь, по эту сторону прозрачного окна, взираете на Космос вон там. Прозрачное окно разбито, ваш тело-разум отпал, вы навеки освободились из этого заключения, вы более не «прячетесь за своим лицом», взирая на Космос вовне: вы и есть Космос. Вы есть все это. Именно поэтому вы можете проглотить весь Космос и продолжаться в течение многих веков в условиях абсолютной неподвижности. Звук одной хлопающей ладони — это звук, изданный Большим взрывом. Это звук взрывающихся в пространстве сверхновых. Это звук пения дрозда. Это звук водопада кристально чистым днем. Это звук всей проявленной вселенной. И вы и есть этот звук.
Вот почему ваше Изначальное лицо не находится где-то тут. Оно есть чистейшая Пустота, или прозрачность, этого мерцающего мира явлений. Если возникает Космос, вы и есть он. Если ничто не возникает, вы и есть оно. В любом случае вы есть все это. В любом случае вы не тот, кто находится по эту сторону. Окно разбито вдребезги. Зазор между субъектом и объектом исчез. Нигде нет никакой двоякости, или двойственности, — мир никогда не дается вам дважды, но всегда лишь единожды, и вы и есть он. Вы и есть этот Один вкус.
Это состояние не есть нечто, что вы можете вызвать. Это недвойственное состояние, это состояние единовкусия есть сама природа каждого переживания до того, как вы его разрежете на кусочки. Этот Один вкус не есть некий опыт, который вы вызываете посредством каких-либо усилий; напротив, это реальное обязательное условие любого опыта до того, как вы что-либо с ним делаете. Это непринужденное состояние предсуще любым усилиям, предсуще хватанию, предсуще избеганию. Это настоящий мир, имеющийся до того, как вы что-либо с ним сделаете, включая и попытки «увидеть его недвойственным образом».
Стало быть, вам не нужно что-то специальное делать со своим сознаванием или опытом, чтобы сделать его недвойственным. Он изначально недвойственен, сама его природа недвойственна — до каких-либо цепляний, усилий и ухищрений. Если возникают усилия, хорошо; если усилий не возникает, тоже хорошо; в любом случае есть лишь непосредственность Одного вкуса, предсущего и усилию, и безусильности.
Значит, это, безусловно, не некое состояние, которого трудно достичь, напротив — его невозможно избежать. Оно всегда было таковым. Никогда не было мгновения, когда бы вы не испытывали Один вкус: это единственная константа во всем Космосе, единственная реальность во всей реальности. В течение неисчислимых миллиардов лет не было ни мгновения, когда бы вы не сознавали этот вкус; не было ни единого мгновения, когда бы он прямо не обдувал ваше Изначальное лицо подобно порыву арктического ветра.
Мы, разумеется, часто лгали себе об этом, часто были неправдивы с самими собой об этом — о вселенной Одного вкуса, изначальном звуке хлопающей ладони, нашем собственном Изначальном лице. И недвойственные традиции направлены не на то, чтобы вызывать это состояние, ибо это невозможно, а просто на то, чтобы указать вам на него так, чтобы вы более не могли его игнорировать, более не могли себе лгать о том, кто вы есть на самом деле.
В.: Итак, это недвойственное состояние — включает ли оно дуализм разума и тела, левостороннего и правостороннего?
К. У.: Да. Данное изначальное состояние предсуще всему миру дуалистической Формы, но не является чем-то иным по отношению к нему. В этом изначальном состоянии нет ни субъекта, ни объекта, ни внутреннего, ни внешнего, ни левостороннего, ни правостороннего. Все эти дуализмы продолжают возникать, но они суть относительные истины, а не абсолютная или изначальная истина как таковая. Изначальная истина — это звон колокола; относительная истина — это «я» и «колокол», разум и тело, субъект и объект. Им присуща определенная относительная реальность, но они не являются, как сказал бы Экхарт, последним словом.
И, как следствие, дилеммы, свойственные этим относительным дуализмам, невозможно решить в рамках самого мира относительности. Ничто из того, что вы могли бы сделать с «я» или «колоколом», не сделает их одним; вы можете лишь расслабиться в предсущем их разделению звоне — в непосредственности самого опыта, в которой этой дилеммы не возникает. Она не решена, а растворена не сведением субъекта к объекту или объекта к субъекту, а узнаванием изначальной основы, частичными отражениями которого они и являются.
Вот почему дилеммы, присущие этим дуализмам — между разумом и телом, разумом и мозгом, сознанием и формой, разумом и природой, субъектом и объектом, левосторонним и правосторонним, — не могут быть решены в мире относительных явлений. Вот почему данная проблема никогда так и не была решена обычной философией. Проблема не решается, а скорее растворяется в изначальном состоянии, которое при этом оставляет дуализмы такими, какие они есть, обладающими определенной конвенциональной или относительной реальностью, достаточно реальной в рамках своих сфер, но не в абсолютном смысле.
Непосредственность чистого присутствия
В.: Есть ли какие-либо классические или мейнстримовые[42] западные философы, которые признают недвойственность?
К. У.: Меня всегда приятно удивляло, что и Уильям Джеймс, и Бертран Рассел находились в согласии по этому важному вопросу — вопросу недвойственности субъекта и объекта в первичности непосредственного сознавания. Я считаю, что это очень забавно: коли вы смогли найти нечто, с чем согласны оба данных господина, то можно сказать, что это нечто, раз уж такое произошло, есть результат божественного провидения; так что, полагаю, мы можем с определенной уверенностью признать существование недвойственности.
Рассел говорит об этом в последних главах своей великолепной книги «История западной философии», в которой он обсуждает идею «радикального эмпиризма» Уильяма Джеймса. Нам стоит быть очень осторожными с этими терминами, ведь «эмпиризм» не означает лишь чувственный (или сенсорный) опыт, он означает опыт как таковой в любой сфере. Он означает непосредственное прегензивное познавание[43], непосредственный опыт, непосредственное сознавание. И Уильям Джеймс задался целью показать, что эта чистая недвойственная непосредственность и есть «базовый материал» реальности, так сказать, и что как субъект, так и объект, как разум, так и тело, как внутреннее, так и внешнее суть нечто вторичное или производное. Они приходят после — после первичности непосредственности, являющейся, можно так сказать, предельной реальностью.
И Рассел совершенно прав, отдавая Джеймсу пальму первенства в том, что тот являлся первым «мейнстримовым» или «общепризнанным» философом, который развивал эту недвойственную позицию. Конечно же, практически все занимающиеся мистицизмом и созерцанием мудрецы твердили то же самое в течение тысячелетий, но Джеймс, и в этом его вечная заслуга, триумфально внес данную идею в мейнстрим и в процессе этого убедил Рассела в ее истинности.
Джеймс ввел это недвойственное понимание в своем очерке «Существует ли “сознание”?». И он ответил на этот вопрос так: сознания не существует, и это смутило многих людей. Но его идея попросту состояла в том, что если вы очень пристально всмотритесь в сознание, то обнаружите, что оно не вещь, не объект, не сущность. Если вы пристально всмотритесь, то увидите, что сознание просто в единстве со всем, что непосредственно возникает, — как мы видели в случае с горой, например. Вы как субъект не видите гору как объект; скорее, вы и гора суть одно в непосредственности действительного опыта. Так что в этом смысле сознания как субъективной сущности не существует: оно не есть нечто отдельное, переживающее опыт чего-то еще отдельного. Есть лишь Один вкус в непосредственности переживания.
Посему чистое переживание — это не расщепление на внутреннее и внешнее: в нем нет ничего двоякого или двойственного! Как Джеймс характерно выразился: «У переживания, по моему убеждению, нет подобной внутренней дублированности».
И обратите внимание на то, что дублированность имеет смысл как «двоякости», так и «лжи». Двоякость переживания — это фундаментальная ложь, первоначальная неправдивость, начало неведения и обмана, начало избитого «я», начало сансары, начало лжи, поселившейся в сердце бесконечности. Каждое переживание — такое, какое оно есть, — появляется как Один вкус: оно не появляется раздробленным и расщепленным на субъекта и объект. Это расщепление, эта дублированность есть ложь, фундаментальная ложь, первоначальная неправдивость и начало «маленького “я”», избитого «я», «я», которое прячет свое Изначальное лицо в формах своего собственного страдания.
Стоит ли удивляться, что великий исследователь дзен-буддизма Д. Т. Судзуки заявил, что радикальный эмпиризм (или недвойственный эмпиризм) Джеймса — это самое близкое к пониманию «не-ума», или Пустоты, к чему подобрался Запад. Это, наверное, излишне сильное утверждение, но смысл вам понятен.
Рассел довольно слабо понимал тот факт, что великие созерцательные философы-мудрецы — от Плотина до св. Августина, Майстера Экхарта, Шеллинга, Шопенгауэра и Эмерсона — уже разрешили или растворили тот субъект-объектный дуализм. Но если отвлечься от этого непонимания, то в остальном Рассел излагает очень четкое введение в великое достижение Джеймса:
Основная цель этого очерка [ «Существует ли “сознание”?»] состояла в том, чтобы опровергнуть утверждение, будто отношение субъекта и объекта имеет фундаментальный характер. До момента его написания философы считали само собой разумеющимся, будто существует некий процесс под названием «познание», в ходе которого одна сущность — познающий, или субъект, — сознаёт другую сущность — познаваемую вещь, или объект [ «две ладони» опыта]. Познающий считался разумом или душой; познаваемый объект мог представлять собой материальный объект, некую извечную сущность, другой разум или, в случае самосознания, быть тождественным познающему. Почти всё в общепризнанной философии опиралось на дуализм субъекта и объекта. Разделение на разум и материю <…> и традиционная концепция «истины» должны быть кардинально пересмотрены, если мы не признаём разделения на субъект и объект в качестве чего-то фундаментального.
И это еще мягко выражаясь. И затем Рассел добавляет: «Сам я убежден, что Джеймс был частично прав в отношении данного вопроса и что он уже одним этим по праву заслуживает почетного места среди философов».
В.: Значит, они оба уловили проблеск недвойственности.
К. У.: Я думаю, что да. Довольно легко уловить хотя бы краткий проблеск недвойственности. Большинство людей можно «уговорить его испытать», как мы совсем недавно попытались сделать, или хотя бы чуть-чуть его вкусить. И я считаю, что именно это Уильяму Джеймсу удалось сделать с Бертраном Расселом при личной встрече, о чем, собственно, и сообщает сам Рассел. Сразу после утверждения: «Сам я убежден, что Джеймс был частично прав в отношении данного вопроса» — Рассел добавляет: «Я считал иначе, пока он <…> не [убедил] меня в истинности его доктрины». Считаю, что Джеймс просто напрямую ему это указал! Видишь гору? Где же твое сознание? Сознание и гора… недвойственны!
В.: Стало быть, они улавливали привкус дзен? Привкус недвойственного?
К. У.: Ну, проблеск, привкус, намек на недвойственное — это довольно легко уловить. Но для недвойственных традиций это лишь начало. По мере того как вы отдыхаете в этом непринужденном состоянии чистой непосредственности, или чистой свободы, начинают происходить странные вещи. Все субъективные склонности, с которыми вы до сих пор отождествлялись, все эти маленькие «я» и субъекты, которые удерживали зазор между видящим и видимым, — все это начинает сжигаться в свободе недвойственности. Все они истошно вопят и гибнут, и это может стать довольно интересным периодом жизни.
Когда вы пребываете в изначальной свободе Одного вкуса, вы более не проигрываете эти субъективные склонности, так что они попросту умирают со скуки, но это все равно ощущается как смерть, и предсмертные судороги, вызываемые таким освобождением, весьма интенсивны. Вам на самом деле ничего и не нужно делать, кроме как держаться или отпускать — не имеет значения. Все спонтанно осуществляется безбрежным пространством изначальной свободы. Однако вас все равно сжигают заживо, что, пожалуй, самое веселое переживание из числа тех, что не вызывают улыбки!
В фундаментальном смысле не имеет значения, какого рода опыт возникает, — простое, естественное, недвойственное и непринужденное состояние предсуще переживанию, предсуще двойственности, так что оно с радостью заключает в свои объятия все всплывающее. Но всплывают порой странные вещи, и вам придется сохранять присутствие в этом «безусильном усилии» довольно длительное время, постоянно погибая этими маленькими смертями, и именно здесь настоящая практика начинает играть важную роль.
Просветление
В.: Вы сказали, что недвойственность не отвергает дуализм на его собственном уровне.
К. У.: Нет, утверждать обратное — просто не понимать, что имеется в виду. Эти дуализмы — между субъектом и объектом, внутренним и внешним, левосторонним и правосторонним — все равно продолжат возникать, да им и полагается это делать. Эти двойственности являются механизмом, присущим миру явлений. Дух — чистая непосредственная Таковость реальности — проявляется как субъект и объект в единичной и множественной формах. Иными словами, Дух проявляется как четыре квадранта. И не предполагается, что мы просто ликвидируем эти квадранты: они суть лучезарная слава проявлений Духа.
Однако предполагается, что мы будем видеть сквозь них их Источник, их Таковость. Этот Один вкус должен пронизывать все уровни, все квадранты, все явления. И именно по той причине, что это самое простое, что можно сделать в мире, это же является и самым сложным. Этому безусильному усилию необходимы великая настойчивость, великая практика, великая искренность, великая правдивость. Ей нужно следовать в состоянии бодрствования, в состоянии сновидения и в состоянии глубокого сна без сновидения. И именно тут мы обращаемся к практикам недвойственных школ.
В.: Значит ли «просветление» что-то свое для этих школ?
К. У.: Да, в каком-то смысле. Применительно к этому «просветленному» состоянию существуют две весьма отличные друг от друга школы, следующие, соответственно, двум весьма разным значениям термина «Пустота», обсуждавшимся нами ранее.
Первая школа в качестве своей парадигмы берет причинное, или проявленное, состояние погруженности (нирвикальпа, ниродх, аин). Это вполне конкретное, вполне дискретное и вполне выделяемое состояние. И, стало быть, если вы приравниваете просветление к данному состоянию пресечения, тогда вы можете совершенно определенно сказать, является ли человек «полностью просветленным» или нет.
В общем, как в буддийской традиции тхеравады и йогических школах санкхья, когда бы вы ни входили в это состояние погруженности в непроявленном, оно сжигает определенные устойчивые омрачения и источники неведения. Всякий раз, когда вы полностью входите в это состояние, сжигается все больше омрачений. И по достижении определенного числа и типа таких погружений (часто четырех) вы дотла сжигаете все, что могло гореть, так что теперь вы по своей воле можете входить в это состояние и постоянно в нем находиться. Вы можете на постоянной основе войти в нирвану, и сансара в вашем случае перестает возникать. Возникать перестает весь мир Формы.
Но недвойственные традиции ставят перед собой иную цель. Они нередко используют и это состояние, мастерски им овладевая. Но более важно то, что эти школы (такие как индуизм веданты и буддизм махаяны и ваджраяны) более заинтересованы в указании недвойственного состояния таковости, которое является не состоянием сознавания, а основой, или пустотным условием, всех состояний. Так что они не особо-то и интересуются обретением Пустоты, разлученной с миром Формы (или сансары), а напротив: они стремятся к обретению Пустоты, которая заключает всю Форму в свои объятия, даже когда Форма продолжает свое возникновение. Для них нирвана и сансара, Пустота и Форма, суть «не-два».
Это-то все и меняет. В традициях, сосредоточенных на причинном, можно вполне точно сказать, когда человек находится в данном дискретном состоянии. Это очевидно и безошибочно определяется. Так что, можно сказать, имеется некая измерительная линейка с насечкой для определения вашей просветленности.
Но в недвойственных традициях вы нередко получаете быстрое введение в недвойственную основу на довольно раннем этапе вашего обучения. Наставник просто покажет вам ту часть вашего сознавания, которая уже недвойственна.
В.: Как именно?
К. У.: Это очень похоже на то, что мы обсуждали, когда говорили о Свидетеле, и я как бы «ввел словами» в переживание его проблеска — или даже проблеска еще более глубокого опыта недвойственного Одного вкуса, сознавания вашего единства с горой. Недвойственные традиции располагают огромным количеством подобных «указующих инструкций», в которых они просто указывают на то, что уже и так происходит с вашим сознаванием. Каждое переживание, которое вы испытываете, уже недвойственно, независимо от того, осознаёте вы это или нет. Так что вам совершенно не нужно изменять состояние своего сознания, дабы открыть эту недвойственность. Любое состояние сознания, которое у вас есть, вполне подходит, ведь недвойственность полностью присутствует во всех состояниях.
Стало быть, изменение состояния не является смыслом недвойственных традиций. Их смыслом является узнавание. Узнавание того, что и так всегда имеет место. Изменение состояния бесполезно — это отвлечение.
Так что вы нередко будете испытывать некий инициирующий вкус и указание на это недвойственное состояние, и так постоянно имеющее место. Как я уже говорил, считаю, что именно это Джеймс и совершил с Расселом в некоем ограниченном смысле. Пристально вглядитесь в непосредственное сознавание, и вы увидите, что субъект и объект в действительности одно, — они уже одно, и вам просто нужно это узнать. Вам нет нужды придумывать специальное состояние, в котором вы могли бы это увидеть. Один вкус уже и есть природа любого состояния, так что в принципе подходит любое сознательное состояние.
В.: Оно просто вам указывается.
К. У.: Да. Видели ли вы такие задачки, публикуемые в газетах, что-то вроде: «На картинке с океаном изображены пятнадцать президентов Соединенных Штатов. Можете ли вы их всех обнаружить?»
В.: Юморист отец Гвидо Сардуччи в своем арсенале имеет шутку на эту тему: «Найдите пап римских в пицце»[44].
К. У.: Эй, мы тут можем вляпаться в неприятности! Давайте лучше остановимся на президентах, которые привыкли к постоянным насмешкам в свой адрес.
Смысл же таких задачек состоит в том, что вы смотрите на все лица. У вас в сознании уже есть все, что требуется. Вы смотрите на ответ — прямо на лица президентов, — но не узнаёте их. Кто-то подходит к вам и указывает на них всех, и вы бьете себя по лбу и говорите: «Ну конечно же, я же прямо на это и смотрел».
То же самое и с недвойственной природой Одного вкуса. Вы смотрите прямо на нее, прямо сейчас. Все элементы недвойственной природы всецело присутствуют в вашем сознавании прямо в настоящее мгновение. Все. Не значительная ее часть, а абсолютно вся природа недвойственности прямо сейчас присутствует в вашем сознавании. Вы просто ее не распознаёте. Так что к вам подходит кто-то другой и просто указывает на нее, и вы бьете себя по лбу: «Ну конечно же! Я же на нее все время смотрел».
В.: И это происходит в процессе обучения практике?
К. У.: Да. Иногда прямо в самом начале, иногда чуть погодя, но подобная передача играет ключевую роль.
Однако центральная идея, которую мы обсуждаем, состоит в том, что поскольку эта недвойственная основа является природой или таковостью всех состояний — ведь эта Пустота едина со всеми возникающими Формами, — то мир Формы продолжит возникать, и вы продолжите свои отношения с Формой. Вы не попытаетесь из нее выбраться, укрыться от нее, подавить ее. Вы будете в нее полностью погружаться.
И поскольку Формы продолжают возникать, то вы никогда не доберетесь до финиша, когда можно было бы заявить: «О, вот теперь я полностью просветлен». В этих традициях просветление — это непрерывный процесс возникновения новых Форм, и вы устанавливаете с ними отношения как с Формами Пустоты. Вы едины со всеми Формами по мере их возникновения. И в этом смысле вы «просветлены», но в другом смысле такое просветление есть непрерывный процесс, ведь новые Формы все время возникают. Вы никогда не оказываетесь в дискретном состоянии, пресекающем дальнейшее развитие. Вы всегда учитесь чему-то новому в отношении мира Формы, и, следовательно, само ваше общее состояние всегда эволюционирует и развивается.
Поэтому вы можете испытать определенный прорыв в виде переживаний просветления (например, сатори), но они есть лишь начало бесконечного процесса скольжения по все новым Формам, по мере того как они непрерывно возникают. Стало быть, в этом смысле, в недвойственном, вы никогда не достигнете «полного» просветления — по крайней мере, в той же степени, в какой вы никогда не можете сказать, что вы «полностью образованны». Это бессмысленное утверждение.
В.: Некоторые недвойственные традиции, в особенности тантра, бывают довольно дикими.
К. У.: Да, некоторые из них бывают довольно дикими. Они не боятся сансары, а постоянно по ней скользят. Они не избегают оскверненных состояний, а входят в них с энтузиазмом, играют с ними, преувеличивают их, и им всецело наплевать, высшие ли они или низшие, ибо есть лишь Бог.
Другими словами, все переживания имеют все тот же Один вкус. Ни одно отдельно взятое переживание не находится ближе или дальше от Одного вкуса. Нельзя соорудить путь, который приблизит вас к Богу, ибо есть лишь Бог, — такова радикальная тайна недвойственных школ.
В то же время все это происходит в рамках очень серьезных этических оснований, так что вам не позволяется просто играть в «бродяг Дхармы»[45] и называть это недвойственностью. На самом деле в большинстве традиций вам нужно овладеть первыми тремя стадиями трансперсонального развития (психической, тонкой и причинной), прежде чем вам хотя бы разрешат говорить о четвертом, или недвойственном, состоянии. «Безумная мудрость» разворачивается в очень жестких этических рамках.
Но важная идея состоит в том, что в недвойственных традициях вы даете клятву, священную клятву, становящуюся фундаментом всего вашего обучения, и эта клятва, или обет, состоит в том, что вы не исчезнете в пресечении, — вы не спрячетесь в нирване, не испаритесь в ниродхе, не покинете мир, укутав себя в нирвикальпу.
Напротив, вы обещаете скользить по сансаре до тех пор, пока все существа, пойманные в ее сети, не увидят, что она лишь проявление пустоты. Ваша клятва состоит в том, что вы пройдете через стадию пресечения и войдете в недвойственность настолько быстро, насколько возможно, чтобы вы могли помогать всем существам узнавать Нерожденное посреди их рожденного существования.
Посему эти недвойственные традиции необязательно отказываются от эмоций, мыслей, желаний или устремлений. Задача попросту состоит в том, чтобы видеть пустотность всех форм, а не пытаться избавиться от всех форм. Так что все формы продолжают возникать, и вы учитесь скользить по ним. Просветление и вправду изначально, но оно, просветление, длится вечно, и оно навеки изменяет свою форму, поскольку возникают новые формы, и вы одна из них.
Поэтому недвойственные традиции призывают к следующему: пребывайте в качестве пустоты, охватывайте всю форму. Освобождение в пустоте и никогда не в форме, но пустота объемлет все формы, как зеркало — все отражаемые объекты. Так что формы продолжают возникать, и, подобно звуку одной хлопающей ладони, вы и есть все эти формы. Вы и есть всё проявленное. Вы и вселенная суть Один вкус. Ваше Изначальное лицо — это чистейшая Пустота, и, как следствие, всякий раз, смотря в зеркало, все, что вы видите, — это целый Космос.